Кровавая луна

ГЛАВА 46

Пятница

Кровавая луна

Маркус вышел из такси у ворот в конце дороги.

Есть ли у него деньги — это первое, что спросил у него таксист, когда Рё сел к нему в машину в районе Ослобукта. Разумный вопрос, учитывая, что Маркус не надел пиджак поверх рубашки и был в тапочках. Но у него, как всегда, была с собой кредитная карта — несмотря ни на что, без неё он чувствовал себя голым.

Петли заскрипели, когда он открывал ворота. Он прошёл по гравийной дороге, достиг вершины холма и был немного шокирован, когда увидел в сумерках полусгоревший дом. Он не был здесь с тех пор, как ушёл от Молле и мальчика с этим идиотским прозвищем Прим. Он прочитал о её смерти в газете, был на похоронах, но не знал, что дом так сильно пострадал. Он только надеялся, что обстановка сохранилась, чтобы они могли разыграть сцену, так сказать, правдоподобно. Восстановить то, что они делали и кем были друг для друга тогда. Хотя, кем он был для мальчика, знал только бог.

Когда Рё направился к дому, он увидел фигуру, стоявшую в проёме входной двери. Это был он. Желание, которое Рё почувствовал, сидя в своей квартире напротив мальчика, стало непреодолимым, почти заставило его потерять контроль и броситься к нему. Но он делал подобные вещи слишком много раз в своей жизни, и ему это почти сошло с рук. Теперь он чувствовал, что его желание находится под контролем и позволяет ему рационально мыслить. И всё же страстное влечение, после стольких лет накопленных воспоминаний о Приме, было настолько сильным, что теперь ничто не могло его остановить.

Он подошёл к молодому человеку, который приветственно протянул ему руку и улыбнулся. До сих пор Рё об этом не задумывался, но у него больше не было двух больших передних зубов, делавших его похожим на грызуна, у мальчика был ряд красивых, ровных зубов. Чтобы соблюсти иллюзию прошлого, он предпочёл бы детские зубы, но забыл об этой мысли, как только подошёл поближе и попал в дом.

Снова небольшой шок. Прихожая, гостиная — всё чёрное и выгоревшее. Перегородки исчезли, открыв всё пространство. Мужчина — мальчик — провёл его прямо в то место, которое раньше было его комнатой на первом этаже. Вздрогнув от восторга, Рё понял, что ему не нужен свет, он столько раз в темноте ночи проходил это расстояние от подножия лестницы до комнаты мальчика, что до сих пор мог бы сделать это с закрытыми глазами.

— Раздевайся и ложись сюда, — сказал мальчик, светя фонариком своего телефона.

Рё уставился на грязный матрас и обгоревший остов железной кровати.

И сделал, как ему было сказано, повесив свою одежду на спинку кровати.

— Всё снимай, — сказал мальчик.

Рё снял свои трусы. Его эрекция стала ещё больше с тех пор, как мальчик взял его за руку. Рё нравилось доминировать, а не быть пассивным. Во всяком случае так было до этого момента. Но сейчас он наслаждался звуком командного голоса, холодом, от которого у него побежали мурашки по коже, и чувством унижения от того, что он был голым, в то время как мальчик был полностью одет. Матрас вонял мочой, его спина ощутила сырость и холод, когда он лёг на него.

— Давай наденем это. — Рё почувствовал, как его руки тянут вверх, и что-то сжимается вокруг запястий. Посмотрел вверх. В свете телефона мальчика он увидел, что его руки привязаны к спинке кровати кожаными ремнями. Затем то же самое было сделано с его ногами. Он был во власти мальчика. Точно так же, как мальчик когда-то был в его власти.

— Иди ко мне, — прошептал Рё.

— Нам нужно больше света, — сказал мальчик. Он достал мобильный телефон Рё из куртки, висевшей на спинке кровати. — Какой код?

— Аутентификация по сетчатке... — начал Рё ещё до того, как перед его лицом появился экран.

— Спасибо.

Рё был ослеплён двумя источниками света и не мог видеть, что делает мальчик, но потом различил его фигуру между двумя лучами, исходящими от телефонов. Он понял, что мобильные, должно быть, были установлены на двух стойках на высоте головы. Мальчик вырос. Стал мужчиной. Но был ещё достаточно молод, чтобы Рё мог хотеть его. Это было очевидно. Его эрекция была безупречна, а дрожь в голосе была вызвана как возбуждением, так и холодом, когда он прошептал:

— Иди сюда! Иди ко мне, мальчик!

— Сначала скажи мне, что ты хочешь, чтобы я с тобой сделал.

Маркус Рё облизнул пересохшие губы. И рассказал ему.

— Повтори это ещё раз, — сказал мальчик, стягивая брюки и обхватывая рукой свой всё ещё вялый пенис. — На этот раз не называя меня по имени.

Рё был в замешательстве. Но, честно говоря, среди посетителей «Вторников» было несколько посетителей, которые получали удовольствие от обезличенности, предпочитая крепкий член в «дыре славы»82 вместо того, чтобы видеть человека целиком. Ну и на здоровье. Он повторил свой список пожеланий, не упоминая никаких имён.

— Расскажи, что ты делал со мной, когда я был маленьким мальчиком, — сказал мужчина между огнями, теперь мастурбируя.

— Просто подойди сюда и позволь мне прошептать это тебе на ухо...

— Расскажи!

Рё сглотнул. Вот, как он хотел это сделать. Прямой, грубый, резковатый тон, яркое освещение. Отлично. Рё просто нужно было настроиться и быть на его волне. Господи, он бы сделал всё, чтобы заполучить его. Рё начал нерешительно, сначала огибая острые места, но через некоторое время стал выражаться более точными словами. Рассказал ему всё. Прямо. В деталях. И он нашёл нужную частоту. Был возбуждён своими собственными словами, вызванными ими воспоминаниями. Рассказал всё, как было. Использовал такие слова, как «изнасилование», потому что так оно и было, потому что это ещё больше усилило возбуждение как его, так и мальчика, который в любом случае стонал, хотя его больше не было видно, поскольку он отошёл назад, в темноту, за лучи света. Рё рассказал ему всё, даже как вытирал свой пенис об одеяло мальчика, прежде чем на цыпочках вернуться на первый этаж.

— Спасибо! — сказал мальчик резким голосом. Свет на одной стойке погас, и мальчик шагнул в свет другого. Натянул брюки и снова оказался полностью одет. Он держал в руках телефон Рё и что-то набирал на нём.

— Ч-что ты делаешь? — пробормотал Рё.

— Я делюсь последней видеозаписью со всеми твоими контактами, — ответил мальчик.

— Ты... записал это?

— На камеру твоего телефона. Хочешь посмотреть? — мальчик поднёс телефон к глазам Рё. На экране тот увидел себя, дородного мужчину далеко за шестьдесят, бледного, почти белого при резком освещении, лежащего на грязном матрасе с эрегированным членом, слегка отклоняющимся вправо. На этот раз никакой маски, ничего, что могло бы скрыть его личность. И голос, хрипловатый от волнения и в то же время звонкий, как колокольчик, жаждущий, чтобы другой мужчина услышал его слова. Он заметил, что клип был кадрирован так, чтобы зритель не смог увидеть, что его руки и ноги были привязаны к столбикам кровати.

— Я отправляю это вместе с коротким текстовым сообщением, которое заранее подготовил, — сообщил мальчик. — Послушай. «Привет, мир. В последнее время я много думал и решил, что больше не могу жить с тем, что натворил. Итак, я собираюсь сжечь себя заживо в том доме, где это сделала Молле. До свидания». Ну, что ты думаешь? Не слишком поэтично, но чётко и ясно, верно? Я запланирую отправку этого видео всем, кто есть в твоём списке контактов, так, чтобы они получили его сразу после полуночи.

Рё открыл рот, чтобы что-то сказать, но не успел вымолвить ни слова, как что-то просунулось между его губами.

— Скоро все, кого ты знаешь, узнают, какой ты свинья и извращенец, — сказал Прим, заклеивая скотчем рот Рё, в который он засунул один из шерстяных носков, оставленных болгарином. — И примерно через день об этом узнает весь остальной мир. Как ты на это смотришь?

Никакого ответа. Просто пара широко открытых глаз и слёзы, катящиеся по круглым щекам.

— Ну что ты, — сказал Прим. — Позволь мне немного утешить тебя, отец. Я не собираюсь выполнять свой первоначальный план, который состоял в том, чтобы разоблачить тебя, затем покончить с собой и позволить тебе жить с публичным унижением. Потому что, в конце концов, я хочу жить. Видишь ли, я нашёл женщину, которую люблю. И сегодня вечером я собираюсь сделать ей предложение. Посмотри, что я купил для неё сегодня.

Прим достал из кармана брюк обтянутую темно-бордовым бархатом коробочку и открыл её. Маленький бриллиант на кольце сверкнул в луче свете от телефона, стоявшего на стойке.

— Итак, вместо этого я решил прожить долгую и счастливую жизнь, но, конечно, это означает, что моя личность не будет раскрыта. Следовательно, знающие её должны умереть вместо меня. Ты должен умереть, отец. Я понимаю, что это само по себе достаточно тяжело, не говоря уже о том, что теперь ты знаешь — имя твоей семьи будет запятнано. Мама рассказывала мне о том, как это важно для тебя. Но, по крайней мере, тебе не придётся жить с этим унижением. Разве это не приятно, верно?

Прим вытер указательным пальцем одну из слезинок Рё и слизнул её. В литературе пишут о горьких слезах, но разве на самом деле не все слёзы одинаковы на вкус?

— Плохая новость — сначала я хотел медленно убить тебя, чтобы компенсировать то, что ты избежал унижения. Хорошая новость — я не собираюсь убивать тебя слишком медленно, потому что у меня скоро свидание с моей возлюбленной. — Прим посмотрел на часы. — Упс, мне нужно будет заехать домой, принять душ и переодеться, так что нам лучше начать прямо сейчас.

Прим ухватился за матрас обеими руками. После двух или трёх сильных рывков ему удалось вытащить его из-под Рё, железные пружины кровати заскрипели, когда на них обрушился вес тела мужчины. Прим подошёл к почерневшей кирпичной стене и взял походную печку, стоявшую рядом с канистрой. На пол под кровать прямо под голову отчима он поставил походную печку, включил её, и газ загорелся.

— Не знаю, помнишь ли ты, но это лучший метод пыток в той книге о команчах, которую ты подарил мне на Рождество. Череп — это котёл, и через некоторое время твой мозг начнёт пузыриться и закипать. К счастью, паразиты умрут раньше тебя.

Маркус Рё корчился и метался из стороны в сторону. Несколько железных пружин пронзили его кожу, и капли крови упали на покрытый пеплом пол. И потом с его спины тоже начал капать пот. Прим наблюдал, как вздулись вены на шее и лбу Маркуса Рё, когда тот с кляпом из шерстяного носка во рту пытался закричать.

Прим наблюдал за ним. Ждал. Он сглотнул. Потому что внутри него ничего не происходило. То есть что-то происходило, но не то, что должно было. Да, он был готов к тому, что месть окажется не такой сладкой на вкус, как представлялось в его воображении, но не был готов к этому. Не к тому, чтобы на вкус это будет походить на горькие слёзы его отчима. И это ощущение вызвало скорее шок, чем разочарование. Ему стало жаль лежащего на кровати человека. Человека, который разрушил его детство, который был виноват в том, что его мать покончила с собой. Он не хотел чувствовать это! Была ли Она виновата в этом? Потому что Она привнесла любовь в его жизнь. В Библии сказано, что Любовь — это самое великое. Так это правда? Величественнее, чем месть?