Дело об убийстве маркиза де Лианкура

Жиль вскоре вернулся и принёс всё, что велел ему хозяин. Марк сунул отмычки в карман, потом открутил крышку термоса и глотнул давно остывшего отвара. Его вкус не изменился. Он всё так же обжигал и согревал, хоть и был холодным. Марк сразу почувствовал приятную волну, пробежавшую по телу, и его взгляд прояснился. Аккуратно, чтоб не пролить ни капли, он перелил остатки во флягу и прикрепил её к поясу, а потом надел маску. Жиль всё так же стоял рядом, глядя на него глазами старого верного пса. На прощание Марк улыбнулся и положил руку ему на плечо.

— Спасибо, Жиль. Ты хоть и маленький человек, но у тебя верное и благородное сердце. Я не забуду этого.

— Лучшей наградой мне будет, когда вы вернётесь домой и наведёте здесь порядок, — всхлипнул лакей.

— Не забудь, ты меня не видел, — на прощание напомнил Марк и, приоткрыв дверцу подвала, выскользнул на улицу.

Теперь, после глотка волшебного эликсира, приготовленного руками старого лиса, Марк чувствовал себя хорошо. Он бодро шагал по улице принцессы Оливии, глядя по сторонам и вперёд, чтоб не пропустить столь часто проходящий здесь патруль городской стражи. Быстро миновав Королевскую улицу, он двинулся дальше. Дворец его деда, как и его дом, задним фасадом выходил на улицу принцессы Оливии. Дойдя до него, Марк осмотрелся, а потом взглянул туда, где стоял ещё один такой же дом, принадлежавший графу Клермону. Ему хотелось окончательно убедиться в том, что его семье ничего не угрожает, и успокоить Мадлен, но он всё же решил не искушать судьбу. Какое-то время он стоял в переулке, наблюдая за домом маркиза де Лианкура, хотя понимал, что граф де Полиньяк вряд ли и там решился бы оставить своих людей.

Наконец, не заметив ничего тревожного, Марк пересёк улицу и подошёл к боковой двери, которая вела в кухню. Отперев её отмычкой, он вошёл и снова запер, потом направился мимо столов и больших котлов туда, где виднелся арочный проём двери. Миновав хозяйственную часть дома, он оказался в уже знакомых ему комнатах и залах. Он шёл по гулкой анфиладе, прислушиваясь к собственным шагам. Ему вдруг показалось, что этот просторный красивый дом умер вслед за своим хозяином, и ему стало грустно.

Он поднялся по боковой лестнице и вскоре подошёл к высокой резной двери спальни маркиза. Отворив её, он тихонько вошёл и замер, почувствовав, как сжимается от горя его сердце. По обеим сторонам широкой кровати стояли кованые шандалы с горящими свечами, и их свет падал на неподвижную фигуру, лежавшую на постели. Марк подошёл ближе и снял маску, вглядываясь в неподвижное бледное лицо своего деда.

Сама мысль о том, чтоб осматривать тело, показалась ему в этот момент кощунственной, и он опустился рядом с кроватью на колени. Он смотрел на деда, и вдруг почувствовал, как по его лицу полились слёзы.

— Вы слишком рано оставили меня, ваше сиятельство, — наконец произнёс он, глядя на орлиный профиль маркиза. — Вы так много дали мне и так много обещали, что теперь, так внезапно потеряв вас, я нахожусь в смятении и отчаянии. Столько лет прожив сиротой, я обрёл в вас родную душу. Вы искренне любили и поддерживали меня, и хоть я порой выражал по этому поводу недовольство, я всё равно был благодарен вам за это. Вы знали мой нрав. Я слишком своеволен и самостоятелен. Ваша опека казалась мне излишней, а, может, я просто не привык к тому, что кто-то так ревностно заботится обо мне. Это меня смущало, но я всё равно был счастлив. Я не говорил вам, как бесконечно благодарен вам за вашу любовь, которая вовсе не была запоздалой, как вы считали, потому что любовь не бывает запоздалой. И мальчику, и мужчине нужен кто-то, кто будет заботиться о нём, поможет советом и утешит в минуту тревоги. Мне всё ещё нужна ваша поддержка и ваша мудрость. И я сожалею, что теряю вас, едва обретя. Я даже не успел сказать вам, как вы мне дороги, я ни разу не осмелился назвать вас дедом. Теперь уж поздно. Но хотя бы простите меня напоследок за то, что я не сумел уберечь вас от убийцы, и теперь всё, что я могу сделать, это найти и покарать его. Я клянусь вам, что сделаю это.

Он опустил голову на край постели, чувствуя, как слёзы ручьями льются из его глаз, и не в силах сдержать их. Какое-то время он стоял так, предаваясь своей скорби, но вдруг странный звук заставил его насторожиться. Кто-то явственно всхлипнул рядом, и следом на его затылок легла чья-то рука. Он поднял голову и увидел, что маркиз де Лианкур смотрит на него и гладит по голове, как ребёнка.

— Этот так трогательно, Марк! — снова всхлипнул маркиз. — Стоило умереть, чтоб, наконец, услышать это от тебя.

— Ваше сиятельство! — воскликнул Марк, схватив его руку. — Вы живы?

— Слава богам, они пока не торопятся призвать меня к себе. Наверно им не слишком нужен такой старый и нудный ворчун.

— Вы вовсе не нудный и не ворчун, — запротестовал Марк, смеясь сквозь слёзы, и прижал руку деда к своим губам. — Вы не представляете, как я рад, что вы живы!

— Ещё бы! Ты можешь заниматься всякой ерундой в своей тайной полиции, пока я тащу на себе бремя заботы о твоём наследстве, — проворчал старик. — Помоги мне сесть, Марк.

Тот поспешно встал и приподнял его, подсунув ему под спину подушки.

— Но как? — спросил он, присев на край кровати. — О вашей смерти мне сообщил король!

— Я сам отправил к нему Теодора с этой вестью. Меня пытались убить, Марк, и нет никакой уверенности, что не попытаются довести это дело до конца. Моя армия осталась в Лианкуре, а здесь лишь кучка слуг. Я решил, что мне будет спокойнее, если они сочтут, что я мёртв.

— Значит, Теодор знает, что вы живы? — обиженно фыркнул Марк. — «Отныне, мой граф, я служу вам и только вам!»

Маркиз рассмеялся.

— Это его маленькая месть за то, что ты вечно подпускаешь ему шпильки. Вы таким образом компенсируете те мальчишеские потасовки, которые не могли устраивать в детстве. Я нахожу это забавным.

— Он поплатится за это!

— Не сомневаюсь. А потом он снова подстроит какую-то мелкую шутку, которая повеселит его, но взбесит тебя. Так будет, пока ты не станешь маркизом.

— Я готов терпеть это как можно дольше, — Марк сжал ладонями руку деда. — Но кто же напал на вас там? Вы видели этого человека?

— Конечно! Какой-то лакей сказал, что ты просишь меня о беседе один на один в отдалённой гостиной. Я посмотрел на тебя, ты взглянул на меня, и я решил, что это знак. Я пошёл за этим мошенником, а там на меня набросился тот негодяй. Он выхватил мой кинжал и попытался ударить в сердце, но я успел схватить его за руку, сжимавшую рукоятку, и повернулся, уходя от удара. Увы, он всё-таки ранил меня и убежал. Я постарался удержаться в сознании и увидел тебя, ты подошёл и… всё в тумане. Очнулся здесь, рядом со мной хлопотал Фабрициус. Я знал его ещё юным учеником военного хирурга и, когда он сказал мне, что моей жизни больше ничто не угрожает, просил его сохранить это в тайне. Он согласился, а я отправил Теодора к королю с печальной вестью. Но, Марк, мне сказали, что тебя заперли в Чёрной башне. Ты сбежал? И где Теодор?

— На моём месте в камере. Так решил король. Он выпустил меня, чтоб я раскрыл это дело и смог оправдаться, но поставил условие, что никто не должен знать, что я на свободе. Кроме людей, которым я доверяю, в их число входите и вы.

— К тому ж я мёртв, а покойники довольно немногословны. Впрочем, ты можешь вздохнуть спокойно. Обвинение в убийстве тебе больше не грозит.

— Это верно, но я хочу всё же разобраться, кто за этим стоит. Как выглядел напавший на вас человек? Вы видели его раньше?

— Нет. Невысокий, коренастый, с длинными тёмно-каштановыми волосами, лет тридцати пяти. Одет как дворянин, который служит: тёмный суконный камзол, перевязь… Ничего особенного. Лицо слегка отдуловатое, смуглое, небольшие закрученные усы, крупный нос. Глаза карие, среднего размера.

— А особые приметы? Шрамы, родимые пятна? Он левша?

— Да, ты прав, он ударил меня левой рукой, и именно поэтому мне не удалось уйти от удара. Неудобный противник. И ещё, Марк! На его левой руке, на тыльной стороне ладони есть шрам в виде буквы «Y»!

— Вот как… Что ж, думаю, что это облегчит поиски.

— Что ещё тебя интересует?

— Скажите, ваше сиятельство, как вы полагаете, этот удар был направлен против вас, против меня или против нас обоих?

Маркиз задумался, и Марк невольно усмехнулся, увидев, как шевелятся его кустистые брови, а следом на него нахлынула волна нежности и странной детской радости.

— Не знаю, — не заметив этого, произнес маркиз. — Меня немного удивил твой вопрос, но чем больше я думаю о нём, тем более важным он мне представляется. Видишь ли, сейчас моё положение при дворе таково, что я не вижу никакой нужды кому-нибудь убивать меня. Я ничего не решаю и занимаюсь в основном тем, что укрепляю собственные позиции и продвигаю тебя. Ты имеешь влияние на короля, но, в отличие от того же Делвин-Элидира, не используешь его в собственных интересах или интересах какой-либо придворной группировки. Твоя служба, ты уж прости, не так важна в этом смысле. Даже если ты прищемил кому-то хвост, то последствия атаки на тебя могут быть куда более значимы, чем результат твоего устранения подобным образом. Король искренне любит тебя, его привязанность пока носит импульсивный, детский характер, и потому он готов защищать тебя всеми силами. Зачем же нарываться на такие проблемы? И третье твоё предположение: что это нападение имело целью устранить разом нас обоих. Кому и зачем это нужно? При дворе я опять же не вижу ни одного лица, ни группировки, заинтересованной в подобном демарше. Тогда остаётся что-то связанное с тем, что находится не здесь, а в иных землях, где наше влияние и положение более значимо.

— Вы имеете в виду юг королевства? — спросил Марк. — Да, мы вполне влиятельны среди так называемой серебряной аристократии, но вряд ли наше положение сильно отличается от других. Тот же де Сансер находится в таком же статусе. Там много крупных землевладельцев, владеющих к тому же серебряными рудниками, но большинство из них являются вассалами Сен-Марко, и все в той или иной мере расположены к королю, как к повелителю или союзнику. Юг, в отличие от севера, никогда не беспокоил нас с этой точки зрения. Даже если нас устранить, что измениться? Королевская власть не пошатнётся ни на минуту.

— Это верно, но если речь идёт не обо всём юге?

— Вы говорите о наших владениях? А что там? Конечно, эти земли тесно связаны и с вами, как с их владельцем, так и со мной, как с владельцем и наследником владельца. Скажите, что будет с Лианкуром, если не станет ни вас, ни меня?

— Когда твоя Мадлен произведёт на свет ребёнка, всё отойдёт ему. Если же случится несчастье и ты не оставишь потомства… Раньше я сказал бы, что Лианкур, как выморочное имущество, отошёл бы в казну королевства, но теперь, когда ты представил ко двору Теодора, объявив его бастардом Аделарда, король может решить, что он является законным наследником и передать титул и владения ему.

— А что с Лормом?

— Тут сложнее, потому что владеть им может только наследникде Лианкуров. Теодор его точно не получит. Твой сын мог бы претендовать на него, но он будет слишком мал, к тому же может родиться девочка, а эдикт короля Генриха не распространяется на дочерей. К тому же в этой предполагаемой ситуации ты был бы осуждён, как убийца, а, стало быть, с некоторой долей вероятности Лорм так же мог бы отойти в казну, или в лучшем случае остаться в ожидании наследника Лианкуров под опекой Теодора или лица, назначенного королём.