Операция «Аурум»

XIX

— Я вас сразу хочу предупредить, полковник: отвечать на ваши вопросы я не буду.

— Это почему же?

— Я уже представляю эту скучную беседу. Отправьте меня в камеру и велите дать какую-нибудь книгу. Лучше стихи.

— Верлена?

— Хотя бы Верлена. А что вы против него имеете?

— Я имею против вас. Нам все же придется побеседовать. Давайте уж, не ломайтесь, Мессир.

— Не понимаю.

— Так, кажется, вас звали знакомые?

Сагитов театрально улыбнулся:

— Полковник, вы меня явно с кем-то путаете.

— Может быть, вам ни о чем не говорит и фамилия Щекочихин?

Лицо задержанного вновь растянулось в неестественной улыбке.

— Теперь я кое-что понимаю. Вы предлагаете мне прочесть заупокойную мессу?

— Ну, зачем же так спешить?

— Как, он еще жив? Все равно, полковник, это не меняет дела. Вы поставили не на ту лошадку. Он же сумасшедший. Его показания не идут в счет. И вы знаете об этом прекрасно.

— Сагитов, вы считаете себя человеком интеллигентным. Наверно, читали сочинение Котошихина, подьячего Посольского приказа, жившего в семнадцатом веке, озаглавленное «О России в царствование Алексея Михайловича». Правда, Котошихин плохо кончил. Он изменил Родине, бежал в Швецию, но и там ему не повезло: его обвинили в убийстве и казнили. Я же хочу вам предложить прочесть мемуары Щекочихина, человека, сумевшего выбиться на правильный путь в жизни. У меня тут медицинское заключение, врачи признали его здоровым. А это — его показания, то есть мемуары. Их можно назвать и так: «Мои встречи с Мессиром». Он вас опознал, вспомнил все, что связано с Мессиром, понимаете? Вы, пичкая наркотическими препаратами, добивались того, чтобы его и человеком нельзя было назвать. Однако, к вашему глубочайшему сожалению, вам, Сагитов, не удалось достичь желаемого результата.

В серых, по-волчьи сверкающих глазах Сагитова вспыхнули и тут же погасли злые огонечки.

— Приемчик не новый. Сослаться на свидетеля, который в действительности мертв. Вы еще показания Мансурова предъявите.

— Ну зачем же, мы обойдемся и без его показаний, — вежливо улыбнулся полковник. — Следовательно, вам знакома эта фамилия — Щекочихин?

— Допустим. Я и вашу фамилию знаю. За это тоже к уголовной ответственности привлекают? — усмехнулся Сагитов.

— Ну что вы, право?.. Вы почитайте, почитайте сочинение Щекочихина. Вы, как знаток, пожалуй, не откажете ему и в литературных способностях.

— Этот малец мертв. Он погубил себя всякой дрянью. Его даже не судили — отправили помирать в тюремную больницу. То, что вы даете мне прочесть, — фальшивка.

Махмудов заранее решил предварить допрос Сагитова этим, на взгляд полковника, убедительным аргументом. Начни он с истории о похищении золота, Сагитов, несомненно, чувствовал бы себя куда уверенней.

— Ну, как, мемуары Щекочихина не щекочут вам нервы? — невольно скаламбурил полковник.

— За мои нервы не беспокойтесь.

Полковник нажал на кнопку. И через несколько минут в кабинет ввели Щекочихина.

— Что скажете, Сагитов?

Презрительно взглянув на Щекочихина, Сагитов отвернулся.

— Щекочихин, а вы узнаете этого человека?

— Еще бы. Это Мессир. Этот негодяй, пользуясь моей молодостью, убивал во мне с помощью инъекций морфия человека, физически меня чуть не уничтожил!

Бледный, как бумага, Сагитов глухо проговорил:

— Прикажите увести его...

Полковник кивнул стоявшему у двери конвоиру. Щекочихин вышел из кабинета.

— Если вы пытаетесь доказать мою причастность к попытке ограбления «Ювелирторга», занятие ваше абсолютно бесперспективное. То дело меня вовсе не касается. Тут все проще простого...

Мы сидели, выпивали, болтали о том о сем. И я тогда рассказал ему про один западный фильм. А этот юнец оказался впечатлительным малым. Вместе со своим приятелем сделал из ружей обрезы — и пошли грабить. Обвинять меня — значит обвинять кинематограф, литературу в растленном влиянии на личность. Не так ли? А если завтра я кому-нибудь перескажу «Преступление и наказание», а затем слушавший меня прихлопнет богатую старушку. Мне за это отвечать?

— То судебное дело меня пока не очень интересует с точки зрения доказательств. Важно, что и то преступление организовал Мессир. А посему, Мессир, давайте выкладывайте все подробненько об обстоятельствах похищения из заводского сейфа золота, предназначенного для технических целей, общим весом шестнадцать килограммов сто восемьдесят два грамма.

Сагитов угрюмо молчал.

— Не будем терять время, Сагитов. И коль скоро вы считаете себя интеллектуалом, то, разумеется, знаете, что за хищения в больших размерах полагается суровая кара.

— Ладно, — Сагитов решительно взмахнул рукой. — Меня действительно задержали с похищенным Мансуровым и Камаловым золотом. По крайней мере я так понял в ходе первого допроса. Но к хищению с завода никакого отношения я не имею. С Камаловым шапочное знакомство, всего лишь. С Мансуровым иногда выпивал. Вот и всё. Когда же разнесся слух о наглом грабеже сейфа, я стал логически, так сказать, «вычислять» преступников. На Камалова я и не подумал. Слишком толст и мещанист. А Мансурова угадал. И тогда я стал ухаживать за его подружкой. Сразу подумал: у кого Мансуров может спрятать золото?.. Только у нее. Открыть в ее доме замки не составляло труда.

— Народная мудрость гласит, Сагитов, — улыбнулся полковник: — «Замки для добрых людей». Или не так?

— Пусть так. Я выждал, когда Валентина ушла на работу, и проник в ее дом. Нашел магнитофон. Очень тяжелый. Я хотел вернуть золото заводу. Люблю театральные эффекты...

— Ох, Сагитов, Сагитов! — Фарид Абдурахманович с укоризной посмотрел на Олега. — Ум за разум у вас зашел. Майор Ибрагимов и капитан Васюков задержали вас именно тогда, когда вы собирались переплавить золото. Запамятовали, а?

Преступник нервно пожевал губами. Криво улыбнулся.

— Забудешь все на свете! Этот ваш бугай... Васюков в такой нокаут меня уложил... Я до сих пор полностью не очухался. Обрадовался! Сила есть — ума не надо!

— Зачем же так? Васюкова и умом природа не обделила. У вас была возможность убедиться в этом. Горяч, правда, порывист. Но со временем пройдет. Перспективный розыскник.

— Я заявляю протест! — вдруг истерично вскрикнул Сагитов. — Истязать задержанных запрещено законом! Я буду жаловаться!

— Ну и ну-у!.. — протянул Махмудов. — Вот так сильная личность. Не надо, вы так испортите долго навязываемое нам впечатление о себе... А на что жаловаться? Вы завладели пистолетом, и через мгновение могли превратить майора Ибрагимова в решето. Капитан Васюков действовал законно, находясь в состоянии крайней необходимости. Вам, надеюсь, знакома эта юридическая формула?.. Или вы только цените презумпцию невиновности?

Сагитов сидел сгорбившись, глядя в пол. Пальцы его беспокойно бегали по коленям.

— А теперь слушайте, — продолжал полковник, — я вам расскажу, как было все на самом деле. Если я допущу в своем изложении какую-то неточность, вы уж поправьте меня. Сделайте милость...

Когда Мансуров с Камаловым взломали сейф, вы наблюдали за их действиями. Сообщники ваши перебросили через забор свои приспособления и сложенное в специальную сумку золото. Камалов вернулся к себе на склад, поскольку вы — именно вы, Сагитов! — не разрешили, — через Мансурова, разумеется, а не лично! — Камалову прыгать с высокого забора. Он мог провалить все дело: толстяк сломал бы ногу, вовсе разбился. Поэтому Камалову и пришлось, отдышавшись, выходить через проходную.

Фарид Абдурахманович закурил.

— Дайте и мне, — хрипло произнес Сагитов, вскинув голову.

— Извольте. Но пойдем дальше. По договоренности с вами Мансуров, убедившись, что ушел незамеченным, явился к вам домой. Там вы договорились с Мансуровым спрятать добычу в полый корпус магнитофона «Комета». Придумано ловко. Кому придет в голову, что магнитофон с золотой начинкой? Но еще более хитроумно вы задумали надуть своих сообщников, а точнее — исполнителей преступного замысла, — Мансурова и Камалова. Вы предложили Мансурову обмыть дело, выпили за успех... Не так ли?..

«Мессир» молчал, но всем видом своим как бы подтверждал слова полковника.

— Что ж, молчание — знак согласия. Итак, вы напоили Мансурова, а может, и подсыпали в спиртное «малинки». Он заснул, а вы тем временем подменили в магнитофоне золото бронзой. И тогда наступил, что называется, «бронзовый век».

— Шшшу-у-тите... — выдавил из себя с трудом Сагитов.

— А почему вы тогда не смеетесь, Мессир?.. Замысел ваш, разумеется, от начала и до конца аморален и преступен. И все же в изобретательности вам отказать нельзя. И непредвиденное обстоятельство — гибель Мансурова — вам помогло. Вы решили все свалить на Камалова. Вы подбросили ему в дом брезентовую сумку, в которой Мансуров вынес золото. Сделать это не составляло для вас труда. Диван стоит рядом с окном. Вы и швырнули сумку за спинку дивана... Хотите еще сигарету?

— Вы мне, полковник, приписываете какие-то школьные проказы.

— Да нет, вы далеко не школяр.

Два майора, Ибрагимов и Рахимов, и капитан Васюков, молчаливо присутствующие на этом «дружеском разговоре», переглянулись. Дмитрий за спиной Сагитова вскинул вверх большой палец, мол, вот дает шеф!

— Но пойдем дальше, — продолжал Фарид Абдурахманович. — Когда Мансуров вышел из игры, вы дали волю своей преступной фантазии. Вы и бронзовую табличку с датами рождения и предвещаемой смерти Камалова заказали только для того, чтобы убедить нас, что тот самый, тогда еще неизвестный нам «третий», сам ищет золото. По этой причине и звонили ему по телефону, угрожали, требуя вернуть золото.

— Прошу учесть... — Сагитов закашлялся. — Какую дрянь вы курите! Я могу сказать вам, где можно достать приличные западные сигареты... Но это как-нибудь позже. А сейчас я хочу подчеркнуть: я мог бы скрыться.

— Нет, не могли. Эта мысль даже не приходила вам в голову. Мансуров погиб, Камалова вы не опасались, поскольку он понятия не имел о том, что вы — главарь и организатор преступления. Оставалась только Валентина. В порыве откровенности Мансуров мог рассказать ей о вас, о вашей роли. Такую возможность исключить вы не могли. Вы знали, или по крайней мере слышали, что иных преступников неудержимо тянет еще раз побывать на месте свершения преступления, иные же, особенно под хмельком, жаждут поделиться с близким человеком своими, так сказать, «подвигами». А что, если и в самом деле Мансуров проговорился о вас? Поэтому вы решили незаметно выяснить это у Валентины, срочно превратившись в ее поклонника. Напомнили ей про Мансурова, наводя ее на нужный вам разговор. Но вам стало немного не по себе, когда вы узнали, что у Волковой только что объявился новый поклонник. Вас насторожило, что поклонник этот даже не пытается отделаться от вас, не проявляет абсолютно никакой ревности. И тогда вы своим звериным инстинктом почувствовали: новоявленный «поклонник» ведет себя так неспроста.

— Вам не кажется, что ваш монолог несколько затянулся? А знаете ли, полковник, почему вы с таким упоением наслаждаетесь сейчас своим рассказом? Только потому, что я стал играть на грани фола с вашим майором. Я мог бы и не делать этого. И коль скоро мы так мило, откровенно беседуем, я, в свою очередь, признаюсь, что это была моя единственная грубая ошибка. Я перегнул палку, и она сломалась. Иначе черта с два вы бы меня взяли.