С тех пор, как уснула моя красавица

Сал вспомнил тот день два месяца назад, когда Этель пришла к нему в офис, вспомнил ее нервный болтливый рот, привычку произносить слова скороговоркой, вслушиваться в которую было сущим наказанием.

— Это гениально, — изрекла она, указав на настенную роспись на тему «Рифов».

— Даже таким пронырам-журналистам, как ты, понятна истинная красота, — отбрил он ее, и они оба засмеялись.

— Давай отставим в сторону церемонии, принятые в римских дворцах, — начала она. — Вы, ребята, никак не хотите понять, что все эти липовые заявления о благородном происхождении уже не в моде. Это мир «Бургер Кинга». Человек из низов — вот что сейчас становится популярным. Я делаю тебе одолжение, что рассказываю людям о том, что ты выходец из Бронкса.

— Сейчас на 7-й Авеню людей из Бронкса больше, чем мусора под ковром. Мне нечего стесняться.

Сал смотрел, как гроб с телом Никки Сепетти сносят по ступеням собора. «Достаточно», — подумал он, потянувшись к выключателю, но как раз в это время вдова Никки схватила микрофон и заявила, что Никки не имеет никакого отношения к убийству Ренаты.

Какое-то время Сал сидел, не двигаясь. Он был уверен, что Майлс тоже смотрит передачу и, предполагая, как тот должен себя сейчас чувствовать, решил позвонить ему. У Сала отлегло от сердца, когда он услышал голос Майлса, который звучал совершенно обыденно: да, он видел этот номер в программе похорон.

— Он, как ребенок, надеялся, что ему поверят, — предположил Сал. — Это еще та парочка, просто им не хочется, чтобы внуки были в курсе, что портрет дедули красуется в папках уголовной полиции.

— Да, очевидно, так, — сказал Майлс. — Хотя сказать по правде, мне кажется, что признание на смертном одре для того, чтобы облегчить душу, больше в стиле Никки. — Какое-то время он помолчал. — Мне надо собираться. Скоро придет Нив, ей предстоит неприятная процедура: надо осмотреть одежду Этель, чтобы определить, из ее ли она магазина.

— Я надеюсь, нет, — ответил Сал. — Нив ни к чему такая реклама. Скажи ей, чтобы она была осторожной, а то станут болтать, что в этой одежде людей находят мертвыми. Вся эта ерунда может плохо повлиять на репутацию бизнеса. * * *

В три часа Джек Кэмпбелл стоял у дверей квартиры 16-Б в Шваб-Хаус. Вернувшись из магазина, Нив сняла свой синий костюм от Адель Симпсон и одела короткий красный с черным вязаный в резинку свитер и брюки. Серьги в виде масок трагедии и комедии, сделанные из оникса и граната, подчеркивали эффект наряда в стиле «Арлекин».

— Ее Величество шахматная доска, — сухо заметил Майлс, пожимая Джеку руку.

Нив пожала плечами.

— Майлс, знаешь что? Меня совсем не радует то, что нам предстоит сделать, но я уверена, что Этель понравилось бы, что я пришла в новом костюме поговорить об одежде, в которой она умерла. Ты даже не можешь себе представить, какое удовольствие ей доставляли тряпки.

Гостиная была освещена последними лучами солнца. На этот раз синоптики попали в точку — над Гудзоном собирались тучи. Джек осмотрелся, замечая то, что не увидел вчера. Слева от камина висела прекрасная картина с изображением холмов Тосканы. Рядом — взятая в рамку фотография красивой темноволосой молодой женщины с двухлетней малышкой на руках. Он подумал, насколько, должно быть, тяжело потерять любимую женщину. Невозможно представить.

Он обратил внимание на выражение лиц у Нив и ее отца; сходство было настолько поразительным, что ему захотелось улыбнуться. Он понял, что все эти споры о моде являлись продолжением споров, начатых ранее, и разговор еще не закончен. Он отошел к окну, где на подоконнике лежала книга, очевидно, чтобы быстрее высохнуть на солнце.

Майлс сварил свежий кофе и разлил его в изящные фарфоровые чашечки.

— Нив, послушай, что я тебе хочу сказать, — сказал он. — Твоя подруга Этель, которая тратила на свои экстравагантные туалеты огромные деньги, в данный момент лежит в морге в чем мать родила с одной лишь биркой на ноге.

— Так же, как мама? — спросила Нив, голос у нее стал низким и дрожал от негодования. Но она тут же бросилась к отцу на грудь: — О, Майлс, прости меня, я говорю совершенно недопустимые вещи.

Майлс застыл с чашкой кофе в руках.

— Да, — сказал он после долгой паузы. — Точно так, как лежала твоя мама. Мы оба говорим совершенно недопустимые вещи.

Он повернулся к Джеку.

— Простите нам эти семейные перебранки. Моя дочь к сожалению и к счастью унаследовала смесь итальянского темперамента и ирландской ранимости. Я лично никогда не мог понять, как могут женщины так серьезно относиться к вопросу одежды. Моя мама, царство ей небесное, все, что ей было необходимо, покупала в «Александерс» на Фордхэм-роуд. Она целые дни ходила в домашних платьях, только на воскресную службу в церковь и на вечера в полицейском «Гли-Клаб» она одевала цветные платья, купленные опять же в «Александерс». А мы с Нив, так же как в свое время с ее матерью, постоянно обсуждаем эту тему.

— Я заметил это.

Джек взял чашечку с подноса, протянутого ему Майлсом.

— Приятно, что кто-то еще пьет так же много кофе, — заметил он.

— Сейчас более кстати было бы виски или стаканчик вина, — сказал Майлс. — Но мы это сделаем позже. У меня есть бутылочка прекрасного бургундского, которую я несмотря на запреты врача приберегаю для подходящего часа.

Он подошел к книжному стеллажу, в нижней части которого было специальное отделение для винных бутылок, и достал одну.

— Раньше я не находил особого различия между винами, — сказал Майлс Джеку. — Но у моего тестя был настоящий винный погреб, и Рената выросла в доме, где понимали в этом толк. Она и меня научила ценить хорошее вино. Она вообще открыла для меня многие вещи.

Он указал на книгу, лежащую на подоконнике:

— Это ее. Мы случайно залили ее кофе. Как вы думаете, можно как-то ее реставрировать?

Джек взял книгу в руки.

— Какая жалость. Эти рисунки, должно быть, очень хороши. У вас есть увеличительное стекло?

— Где-то есть.

Нив отыскала лупу на столе у Майлса. Они стояли и смотрели, как Джек изучал свернувшиеся, покрытые пятнами странички.

— Рисунки не слишком повреждены, — сказал он. — Вот что: я порасспрашиваю своих людей, может, они мне порекомендуют толкового реставратора. — Он передал увеличительное стекло Майлсу. — Кстати, не очень хорошо держать книгу на солнце.

Майлс положил лупу и книгу на стол.

— Я буду вам очень признателен, если что-то удастся сделать. А сейчас нам пора двигаться. * * *

Все трое разместились на передних сиденьях шестиместного лимузина, машину вел Майлс. Джек Кэмпбелл непринужденно положил руку на спинку кресла, где сидела Нив. Она изо всех сил старалась этого не замечать и не коснуться его руки, когда машина круто сворачивала с Генри Гудзон-парквэй на мост Джорджа Вашингтона.

Джек дотронулся до плеча Нив:

— Не нервничай, — сказал он. — Я не кусаюсь. * * *

Контору окружной прокуратуры в Рокленде ничто не отличало от всех остальных подобных контор по всей стране: теснота, старая неудобная мебель, столы и шкафы завалены папками, в комнатах чересчур жарко, а там, где окна были открыты, гуляли резкие сквозняки.

Два следователя из отдела убийств уже ждали их. От Нив не укрылось, что что-то произошло с Майлсом, как только они вошли в помещение. Его челюсти сжались, он даже стал как будто выше ростом, а в глазах зажегся синий огонек.

— Он попал в свою стихию, — шепнула Нив Джеку. — Даже не знаю, как он выдержал без работы весь этот год.

— Окружной прокурор хотел бы увидеться с вами, сэр.

Детективы и не скрывали своего преклонения перед столь заслуженным и уважаемым Нью-Йоркским комиссаром.

Окружным прокурором оказалась привлекательная женщина не более тридцати шести — тридцати семи лет по имени Мира Брэдли. Нив с удовольствием наблюдала, как вытягивается от изумления лицо Майлса. «Ну какой же ты все-таки женоненавистник! — подумала она. — Вспомни, как ты вычеркнул ее имя на выборах в прошлом году».

Прокурору представили Джека и Нив, она махнула им рукой, приглашая сесть и сразу перешла к делу.

— Нами установлено, — сказала она, — что тело было перенесено. Откуда — мы не знаем. Но не исключено, что она могла быть убита и там же, в парке, в пяти футах от того места, где была найдена. В этом случае формальность требует, чтобы мы взяли дело на себя.

Брэдли указала на папку на столе.

— Согласно медицинской экспертизе смерть наступила в результате сильного удара, нанесенного острым предметом, который перерезал яремную вену на шее и повредил дыхательное горло. Возможно, она сопротивлялась, так как ее челюсть была сине-черная от кровоподтеков, а на подбородке имеется порез. Я могу добавить от себя, что это просто чудо, что до нее не добрались звери. Видимо, потому что она была основательно завалена камнями. Не предполагалось, что ее найдут; видно, что место тайника тщательно продумано.

— То есть, вы ищете того, кто знаком с этой местностью, — сказал Майлс.

— Именно так. Мы не можем точно установить время смерти, но по словам ее племянника она должна была встретиться с ним в прошлую пятницу, восемь дней назад. Тело отлично сохранилось. Мы сверились с прогнозами, холода наступили девять дней назад, то есть в прошлый четверг. Итак, если Этель Ламбстон умерла в четверг или пятницу и была спрятана сразу после убийства, это объясняет то, что тело едва начало разлагаться.

Нив сидела справа от стола прокурора, а кресло Джека стояло рядом. Нив вздрогнула, когда его рука легла на спинку ее кресла. «Если бы я помнила о дне рождения Этель». Она пыталась отогнать от себя эту мысль и сосредоточиться на том, что говорила Брэдли.

— …Этель Ламбстон могла быть не обнаружена еще много месяцев, тогда идентификация была бы крайне затруднена. Все было запланировано так, что ее могли не найти. И не могли идентифицировать. На ней не было никаких украшений, при ней не обнаружено никакой сумочки или кошелька.

Брэдли повернулась к Нив:

— Та одежда, которую вы продаете, всегда имеет нашитые ярлыки?

— Конечно.

— Все ярлычки на вещах миссис Ламбстон срезаны.

Прокурор поднялась.

— Если вы не возражаете, мисс Керни, просмотрите сейчас одежду.

Они прошли в соседнюю комнату. Один из следователей принес пластиковые пакеты с измятой и запачканной одеждой. Нив наблюдала, как из мешков вынимают содержимое; в одном из них был гарнитур — кружевные трусики и заляпанный кровью бюстгальтер, а также колготки с большой дыркой на правой ноге. Кожаные синие туфли-лодочки на невысоком каблуке были связаны вместе шнурком. Нив вспомнила, как Этель гордилась, демонстрируя специальные подставки для обуви в виде веток дерева в своем знаменитом шкафу.

Во втором пакете лежал костюм-тройка: белый шерстяной жакет с синими манжетами и воротником, белая юбка и белая блузка с синей отделкой. Все три вещи тоже были запачканы кровью и грязью. Нив почувствовала, как на ее плечо легла рука Майлса. Она внимательно изучала одежду, но не могла понять, в чем дело. Что-то было не так, что-то, что делало произошедшее и с этой женщиной и с этой одеждой еще более чудовищным. Нив услышала обращенный к ней вопрос: