С тех пор, как уснула моя красавица

6

В среду утром Нив рассказала Майлсу все, что она думает по поводу исчезновения Этель. Сосредоточенно намазывая сыр на подсушенную булочку, она высказала все свои ночные мысли, которые подняли ее среди ночи.

— С нее, конечно, станется улететь, не взяв новую одежду, но в пятницу она должна была встретиться со своим племянником.

— Это он так говорит, — вставил Майлс.

— Естественно. Но я точно могу сказать, что в четверг она принесла законченную статью, а в четверг было ужасно холодно, днем пошел снег, и в пятницу было, как в середине зимы.

— Ты, по-моему, переквалифицировалась в метеорологи, — заметил отец.

— Ну хватит, Майлс. Мне все же кажется, что что-то здесь не так. Все ее зимние вещи остались в шкафу.

— Нив, эта женщина вечная. Я просто вижу, как Бог и дьявол спорят между собой, кому ее забрать, — Майлс улыбнулся, довольный собственной шуткой.

Нив скорчила гримаску, сердясь, что он не принимает всерьез все ее тревоги по этому поводу, но довольная тем не менее его шутливым тоном и хорошим настроением. Кухонное окно было приоткрыто, и соленый морской ветер с Гудзона слегка забивал обычную вонь выхлопных газов от тысяч машин, снующих по Генри Гудзон-парквей. Снегопад прекратился так же внезапно, как и начался. В воздухе уже чувствовалась весна, и, может, поэтому у Майлса было такое приподнятое настроение. А может, от чего-то еще?

Нив встала, подойдя к плите, взяла кофеварку и подлила свежего кофе в обе чашки.

— Сегодня ты выглядишь намного бодрее, — прокомментировала она. — Значит ли это, что ты перестал беспокоиться по поводу Никки Сепетти?

— Просто я говорил с Хербом и он меня убедил, что Никки теперь под неусыпным контролем наших парней.

— Понятно. — Нив знала, что лучше не затрагивать больше эту тему. — Теперь ты уже не будешь так трястись надо мной? — Она посмотрела на часы: — Мне пора.

Выходя из кухни, она замешкалась:

— Майлс, я знаю гардероб Этель, как свои пять пальцев. Как ты объяснишь, что в четверг или в пятницу, в жуткий холод, она ушла без пальто?

Майлс уже было углубился в «Таймс», ему пришлось отложить газету, и он проделал это, разыгрывая бесконечное терпение.

— Ну давай поиграем в «фантазию». Давай представим, что Этель увидела пальто в какой-нибудь витрине и решила, что это именно то, что она всегда хотела.

Игра «в фантазию» взяла свое начало с той поры, когда Нив было четыре года и она выпила банку Кока-Колы, которую ей запрещали. Она заглянула в холодильник, вытащила Коку и с наслаждением выпила все до последней капли. Перехватив укоризненный взгляд отца, она с самым невинным видом предложила:

— Я придумала, папа. Давай поиграем в фантазию. Давай представим, что Кока была не Кокой, а апельсиновым соком.

Внезапно Нив почувствовала себя ужасно глупой.

— Вот почему ты полицейский, а я держу магазин, — сказала она.

Но, принимая душ и натягивая свободный шоколадного цвета кашемировый жакет с зауженными рукавами и отворотами на манжетах и мягкого покроя черную шерстяную юбку, она поняла, где кроется ошибка в рассуждениях Майлса. Так же, как когда-то давно Кока не могла стать апельсиновым соком, так же и сейчас — Нив могла дать голову на отсечение — Этель не могла купить пальто где-нибудь в другом магазине. * * *

Проснувшись рано утром в среду, Дуглас Браун решил расширить территорию своего господства в квартире Этель. Вернувшись накануне вечером с работы, он был приятно удивлен, увидев сияющую чистотой квартиру. Даже груды бумаг были уложены так аккуратно, насколько это вообще возможно было сделать. В морозильнике он обнаружил разнообразные припасы, выбрал лазанью, и пока она разогревалась, потягивал холодное пиво. Потом он уселся перед огромным новым 40-дюймовым телевизором Этель, поставив перед собой поднос с едой.

Сейчас, нежась в шелковых простынях на кровати с пологом, он оглядывал обстановку спальни. Его чемодан все еще стоял на кресле, костюм был брошен на подлокотники. Это не годится. Конечно, он не будет ничего трогать в ее драгоценном шкафу, но почему бы аккуратно не повесить туда кое-что.

Одна часть шкафа просто выполняла функцию кладовки. Он потратил немало усилий, прежде чем разобрал фотоальбомы, груды журналов и каталогов, чтобы пробиться к свободному месту на вешалке, куда можно было повесить костюм.

Пока варился кофе, он принимал душ. От его внимания не ускользнула сияющая белизна кафеля и аккуратно расставленные флаконы с духами и лосьонами Этель на стеклянной полке справа от двери, которые прежде образовывали просто хаос. Даже полотенца были тщательно сложены в специальном шкафчике над ванной. Эта наблюдение заставило его нахмуриться. Деньги. Интересно, не нашла ли деньги эта шведская милашка, которая здесь наводила порядок.

Дуг выскочил из-под душа, наспех вытерся, завернулся в полотенце и поспешил в гостиную. Под ковром у кресла он припрятал стодолларовую бумажку. Она была на месте. Ну что ж, одно из двух: или эта девушка честна, или она просто ничего не заметила.

Он погрузился в размышления о том, какая все-таки дура Этель. Каждый месяц, получая чек от своего бывшего мужа, она обменивала его на стодолларовые банкноты.

— Моя заначка, — говорила она Дугу.

На эти деньги она угощала его обедом в каком-нибудь дорогом ресторане.

— Пока мы наслаждаемся икрой, они едят фасоль, — приговаривала она. — Иногда я все спускаю за один месяц, иногда подкапливаю. Время от времени я отсылаю то, что остается своему бухгалтеру, это идет на одежду. Рестораны и тряпки — вот все, что смог дать мне этот слизняк.

Дуглас и Этель посмеивались, чокаясь бокалами, и пили за «этого слизняка Симуса». В ту ночь Дуг и сообразил, что Этель не знает толком, сколько денег у нее остается и сколько она тратит, и что пропажи пары сотен в месяц она точно не заметит. Чем он и занимался последние два года. Пару раз у нее все-таки зародились подозрения относительно него, но он надевал на себя маску оскорбленной невинности, и Этель всегда отступала.

— Если ты сядешь и напишешь, где ты тратила деньги, вот увидишь — все станет на свои места, — кричал он.

— Прости, Дуг, — начинала извиняться Этель. — Ты же знаешь свою тетю. Когда на меня находит, я несу бог знает что.

Ему неприятно было вспоминать последний разговор, когда она потребовала, чтобы он пришел в пятницу и поработал для нее мальчиком на побегушках, и прибавила, что ни на какие чаевые он может не рассчитывать.

— Я последовала твоему совету, — заявила она, — и записывала все свои расходы.

Он поспешил сюда, уверенный, что сможет подлизаться к ней, и зная, что, кроме него, у Этель никого нет…

Когда кофе был готов, Дуг налил себе чашечку, потом вернулся в спальню и оделся. Завязав галстук, он критически осмотрел себя в зеркале. Он неплохо выглядит. На деньги, позаимствованные у Этель, Дуг начал ухаживать за своим лицом. Массажи и косметические маски заметно улучшили кожу. Он также завел себе хорошего парикмахера. Два костюма, прикупленные недавно, прекрасно сидели на нем. Новая секретарша в «Космик» вылупила глаза на него. Он дал ей понять, что торчит на этой работе только потому, что пишет пьесу. Имя Этель было ей знакомо.

— А ты тоже писатель? — та задохнулась в благоговейном почтении. Неплохо было бы привести сюда Линду, но ему надо быть осторожным, по крайней мере, некоторое время…

За второй чашкой кофе Дуг тщательно просмотрел все бумаги на столе у Этель. На толстой картонной папке было помечено: «Важное». По мере того, как он просматривал содержимое, с его лица сбегала краска. Оказывается, эта старая вешалка Этель держит дорогие акции! У нее есть участок во Флориде! Она застрахована на миллион долларов!

В последнем отделении папки была копия ее завещания. Он не мог поверить своим глазам, читая его.

Все-все, до последней копейки она оставляла ему. Да она же просто денежный мешок.

Он опоздал на работу, но это уже не имело значения. Дуг вернул свою одежду обратно из шкафа на кресло, аккуратно застелил постель, вытряхнул пепельницу, сложил одеяло, подушку и простыни на диван, желая продемонстрировать, что он спал там и написал записку:

«Это восстановит наши отношения», — подумал он, отдавая честь портрету Этель на стене рядом с входом в квартиру. * * *

В три часа в среду Нив оставила сообщение на автоответчике Це-Це. Часом позже Це-Це перезвонила.

— Нив, мы только что с генеральной репетиции. По-моему, пьеса просто замечательная, — Це-Це ликовала. — Я, правда, только вношу индюшку и говорю «да», но никогда ничего не знаешь наперед — среди публики может оказаться и сам Джозеф Папп.

— Ты еще станешь звездой, — убежденно сказала Нив. — Я предвкушаю, как буду хвастаться: я знала ее еще в те времена, когда… Це-Це, послушай, необходимо еще раз зайти в квартиру Этель. Ключ по-прежнему у тебя?

— Так ничего и не слышно от нее? — из голоса Це-Це исчезла оживленность. — Нив, происходит что-то странное. Этот ее племянничек… Он спит в ее постели, курит в ее комнате. Или он вообще не ждет ее возвращения, или ему на тетушку глубоко наплевать.

Нив поднялась. Внезапно все эти образцы платьев, сумок, украшений и обуви, разбросанные по всему кабинету, показались ей сейчас ужасно не важными. Она была в светло-зеленом шерстяном костюме работы одного из молодых модельеров. Серебряный пояс свободно лежал на бедрах. Зауженная юбка едва доставала до колен. Шелковый шарф в серебристо-серых и персиковых тонах был завязан вокруг шеи. Двое покупательниц, увидев ее в этом наряде в демонстрационном зале, заказали себе такой же.

— Це-Це, — попросила она, — ты могла бы сходить к Этель завтра утром? Если она окажется там — прекрасно. Скажешь, что ты волновалась. Если там будет племянник, ты можешь придумать, что Этель просила тебя сделать что-нибудь, например, убраться в кухонных шкафах или еще что-то в этом роде?

— Конечно, — согласилась Це-Це. — Мне это нравится. Это очень в духе Бродвея. Не ради денег, но исключительно из любви к искусству. Хотя должна заметить, что Этель совершенно не волнует состояние ее кухонных шкафов.

— Если она, вернувшись, не заплатит тебе, я заплачу. Мне бы хотелось пойти с тобой. Я знаю, что у нее на столе лежит блокнот, куда она вписывает все встречи. Может, это натолкнет меня на какую-то мысль, или я узнаю что-нибудь о ее планах.

Они договорились встретиться завтра в холле в половине девятого утра. Когда подошло время закрытия, Нив заперла вход в магазин с Мэдисон Авеню и вернулась к себе в кабинет, чтобы спокойно сделать кое-какие бумажные дела. В семь часов она позвонила в резиденцию кардинала на Мэдисон Авеню и ее соединили с епископом Дэвином Стэнтоном.

— Я получил твое сообщение, — сказал он ей. — Приду с огромным удовольствием, Нив. А Сал будет? Отлично. Три мушкетера из Бронкса редко встречаются последнее время. Я не видел Сала с самого Рождества. Он, часом, не женился снова?

Перед тем, как попрощаться, епископ напомнил Нив, что его любимое блюдо макароны аль-песто в ее приготовлении.

— Только один человек делал это лучше тебя — твоя мама, упокой Господи ее душу, — сказал он нежно.