Убить королеву

По мере приближения к Лондонскому мосту шлепанье весел заглушается другими, менее упорядоченными звуками. Сверху доносятся музыка, крики, смех, стук подков и скрип колес. Но внизу довольно тихо. Фреш-Уорф — рыбацкая гавань, днем здесь полно лодок, людей, рыбы и сетей, а ночью почти пусто. Остается только запах.

Мы пристаем к причалу. Тоби уже заплатил более чем достаточно, так что я выбираюсь из лодки и поднимаюсь наверх по скользким от мха и сырости ступеням и иду в сторону Тауэра. Я думаю, что Тоби еще не здесь, но полагаю, что могу пока осмотреться, понять, с чем имею дело, может быть, очаровать стражника-другого, чтобы они смилостивились и пропустили меня внутрь.

Идти совсем недалеко, меньше полумили. С каждым шагом шум моста затихает, а звук моих шагов становится все громче. Холодает — а может, мне просто так кажется, потому что я приближаюсь к месту, о котором раньше только читала в пьесах. В «Ричарде Третьем» Шекспира, в истории принцев, навеки исчезнувших где-то здесь: злая зима, горький, черный конец.

Тауэр чудовищен. Темно, светит только месяц, но мне не хочется на него смотреть. Каменные стены протянулись на мили вокруг множества зданий, в центре высится идеально квадратное сооружение с круглыми башнями по углам, над которыми развеваются флаги. Это крепость, замок кошмаров, царство пыток и страха. Я крещусь и шепотом молюсь за Райола и за Йори, за забытых всеми усопших.

Я вся дрожу. Меня мутит, и стошнило бы на грязный булыжник, будь у меня что-нибудь в желудке. Я запоздало думаю, что стоило задержаться на мосту и раздобыть там книгу, или буханку хлеба, или что-нибудь еще. Ведь так делается? Узникам приносят подарки, чтобы скрасить оставшиеся им дни? У меня ничего нет, так что я иду вперед. Я давно поняла: самое страшное лучше делать быстро, а потому подхожу к ближайшей башне, сразу за длинной темной улицей под названием Петти-роу, и вижу одинокого стражника, стоящего у ворот.

Единственное светлое пятно — вокруг раскисшего от сырости факела. Но его хватает, чтобы разглядеть, что меч у стражника длиной в мою руку, а одежды красны, как моя кровь. Полночь уже миновала. Он устал, скучает и выглядит так, будто не станет меня бить, по крайней мере сильно. На худой конец, у меня под дублетом остался нож.

— Я хочу повидать узника, — храбро говорю я.

Стражник оглядывает меня с головы до ног — с растрепанных волос до чулок с лентами.

— Кто?

— Кто я или кого я хочу видеть?

— И то, и другое.

— Дэй Петти, повидать Тоби Эллиса. — Дэй в честь парня, который мне нравился в Корнуолле, Петти — в честь улицы, по которой я только что прошла.

Если стражник что-то и думает об этом, он оставляет свои мысли при себе.

— Нет тут никакого Тоби Эллиса. — Он машет рукой в сторону, но я делаю вид, что ничего не заметила.

— Ох, а я-то думал, что преступников сюда тащат. Я ничего не знаю про тюрьмы, мне ведь всего пятнадцать.

Стражник молчит.

— Я был с братом в борделе. Ну, со сводным братом. Отец верностью не отличался, так что у меня их много. Братьев, конечно, не отцов. — Слуги в Ланхерне всегда любили мои истории. Может быть, и этому стражнику с каменным лицом понравится одна из них. — Так или иначе, он с девками запутался.

Стражник молчит, но губы у него дергаются в улыбке. Я понимаю, что зацепила его.

— Они решили нарядить меня дофином, потому я на него похож. Но видел бы ты, как они брата разодели! А потом стали скандалить из-за денег, а у брата денег не хватило. — Я достаю кошелек Тоби. — Я сходил домой и принес, сколько нужно. Может, ты меня к нему пустишь, я отдам ему деньги, он заплатит девкам, и мы спокойно уйдем.

— Я тебе говорю, нет здесь твоего брата. Сюда воров не сажают. И простых людей тоже. Тебе в Брайдуэлл или во Флит. Здесь только предатели, убийцы, католики и благородные.

— Так я про что! Брат-то мой из благородных, ирландец.

Стражник щурит усталые глаза.

— Ты бы помалкивал об этом. Иди там подожди. Он указывает на причал, где над рекой стоят кучей пушки. — Спрячься. Если твоего брата привезут сюда, то через Ворота предателей. Да только тогда денег в твоем кошельке никак не хватит, чтобы вытащить его отсюда.

Я делаю, как мне сказано. Прячусь между пушками, сжимаюсь в комок, прижимая колени к груди, чтобы меня не увидели. Передо мной течет бесконечная река, черная, тихая и пустая.

Я молюсь всем святым, которых знаю, чтобы Тоби сюда не привозили. Чтобы он сумел сбежать от стражи, нанять лодку и уйти. Чтобы он уже плыл в сторону Вапинга, очаровал там эту Мариэтту своими синими глазами и решительным голосом, и она выправила ему все документы и посадила на корабль. Может, он уже стоит на берегу, высматривая меня, как я сейчас высматриваю его. Наверное, он злится, потому что я не исполнила его тщательно продуманный план.

Но я все равно жду.

Глава 44
Тоби
Собор Святого Павла, Лондон
7 января 1602 года
Две минуты после полуночи

Это не обычный допрос.

Ни оков, ни темной камеры, ни угроз — во всяком случае, нет речи о цепях и колоде для порки или о других неприятных вещах. Зато здесь присутствует Ричард Бэнкрофт, епископ Лондонский (а также доктор богословия, бакалавр богословия, магистр искусств и бакалавр искусств, все степени получены в Кембридже, и он считает это важным). Хотя, пожалуй, он как раз обещает грядущие неприятности, а больше ничего и не делает.

Допрос происходит в часовне крипты под собором Святого Павла. Стены здесь холодные, а свет тусклый, могильный. Нетрудно понять, почему было избрано именно это место. Оно напоминает об инквизиции, о еретиках, которых приводили сюда, потом, играя словами, обманом вырывали у них признание, а после уводили в камеру и наконец вешали за измену. Здесь нет ни стражи, ни придворных, ни случайных людей, нет глаз, ушей и ртов, которые могли бы увидеть, услышать и рассказать о том, что тут произойдет.

Этому не должно быть свидетелей.

Роберт Сесил (первый секретарь королевы Елизаветы I, если официально; глава шпионов, если нет. См. также: первый граф Солсбери, кавалер ордена Подвязки, лорд-хранитель Малой печати, лорд-казначей, государственный секретарь. Для него это тоже важно) торжественно раскладывает перед собой книгу — толстую, в кожаном переплете, видевшую много лжи и предательства. На этот раз почти вся ложь моя.

Чего мы уже успели коснуться: моего имени (Тобиас Эллис — для них, герцог Орсино — для него), моего рода занятий (исследователь и шифровальщик — для них, лжец — для него), моей репутации (запятнанной — для всех).

Что осталось неизвестным: все остальное.

— Кто он?

— Это зависит от того, — отвечаю я, — кого вы имеете в виду.

Высокомерие Сесила — лишь маска.

— Есть тот, кто лежал на сцене с твоим ножом в спине, тот, кого ты назвал убийцей, и тот, который сбежал. С кого из них ты предпочтешь начать, Тобиас?

Это не имеет значения. С кого ни начни, этого хватит, чтобы меня прикончить.

— Давай начнем с того, который скрылся, — решает Сесил за меня. — Как, ты сказал, его зовут?

— Я не говорил.

Министры обмениваются взглядами. Грань между незнанием и дерзостью, которой я стараюсь держаться, становится все тоньше.

— Его называли Кристофером Альбаном. Или Китом.

— Кит, — повторяет Эгертон (Томас Эгертон, лорд-канцлер, бакалавр Оксфорда, старейшина Линкольнс-Инн, начальник судебного архива, лорд-хранитель Большой печати. Взгляду него острый, язык еще острее, и он совсем не дурак). — Интересное совпадение. Что еще?

— Он приехал из глубинки… — Я обхожу приманку и осторожно продолжаю свой рассказ, — из Плимута. Он молод и неопытен. — Я хочу проглотить эти слова, оставить их при себе. Но я не могу ничего им не сказать, если должен говорить хоть что-то.

— И как же он настолько преуспел, если молод и неопытен? На сцене в главной роли, рядом с людьми лорда-гофмейстера, перед королевой — и с ножом в руках? С чертовым ножом!

Власть Сесила так велика, что его богохульство не злит епископа, который не отрывает от меня взгляда с того мгновения, как я вошел в часовню.

— Таков был план, — отвечаю я. — Позволить ему зайти как можно дальше. Не мог же я поймать неудавшегося убийцу, если не было даже попытки убийства.

— Но неудавшийся убийца сбежал, а ты оказался здесь вместо него. — Темный тяжелый взгляд как будто придавливает меня к стулу.

Надо мной, за собором, лежит Лондон. Огромный город, расползающийся во все стороны, оживающий после празднования Двенадцатой ночи. Ряженые, музыка, горячее вино и праздничные пироги, липкие от рома, сахара и масла. Один такой сунули мне в ладонь, сопроводив мрачным взглядом и сладким шепотом:

«Попадется гвоздика — выходит, ты злодей. Попадется коринка — дурак. А если лоскуток — то завидный жених. Ну и кто же ты?»

— А второй парень с ножом? Которого убили, — спрашивает Эгертон. — Он в твоих отчетах не упомянут, ни в первом, ни во втором. Ты вообще о нем никогда не говорил. Почему?

— Он появился неожиданно.

— Твоя работа — не допускать неожиданностей, — говорит Сесил. — Я плачу тебе и защищаю тебя за это.

Следует весомая пауза. Очевидно, я должен осознать, что на кону моя жизнь.

— А тот парень, которого ты назвал убийцей, — продолжает Сесил, вчитываясь в лежащую перед ним страницу. — Томас Алар. Ты нарисовал весьма убедительную картину: игрок, злодей, бродяга, задолжавший всем вокруг. Убийца по духу, но не по сути. Однако же он, как и другой, пропал.

Я жду, чтобы узнать, что еще им известно.

— Он работал вместе с тем, кто погиб? Они сговорились с аристократами, которые все это задумали? Каков их мотив? Они католики? Испанцы? Сторонники проклятого Эссекса? Так ты говорил в начале дела. Или это очередная твоя ложь?

— Королева в безопасности. — Это мое единственное спасение, и я держусь за него. Если бы Кит не убила Йори, или Йори убил бы королеву, не было бы и его. — Поручение выполнено с успехом.

— В случае успеха, — объявляет епископ, — передо мной бы сидели эти юноши, а не ты.

— Я снова спрашиваю, Тобиас, — Сесил захлопывает книгу. — Где Алар и Альбан и кто такой Йори Джеймсон?

Я не могу этого сказать. Правда смертельно опасна для меня.

— Я не знаю.

Глава 45
Кит
Лондонский Тауэр
7 января 1602 года
Один час двадцать пять минут после полуночи

Сначала я чувствую это, а только потом слышу.

Барабанщики отбивают ритм. Вспышки факелов становятся ярче с каждым ударом. По количеству и расположению огней — всего их шесть — я понимаю, что лодок три. Я не вижу, кто в них. Но там должен быть Тоби. Должен быть? Довольно много суеты из-за одного парня, не принца и не священника, но кого еще могут везти сюда ночью? Я не хочу, чтобы это оказался он. Только не с такими церемониями, ведь они делают все слишком серьезным. Церемонии — это рождения, свадьбы и смерть. Они предназначены для событий, которые случаются раз в жизни, для слов, которые нельзя взять обратно. Это колокола, чей звон не заглушить.

А значит, дело не в Тоби.

Я почти убеждаю себя в этом, когда вижу его. Он сидит в лодке, руки у него связаны. Он все еще одет герцогом Орсино, в коричневый бархат и глупые белые рюши. Он смотрит прямо перед собой, держа спину очень прямо, лицо его неподвижно. Только волосы развевает ветер. Рядом с ним двое стражников, тех, что были в доме Кэри. В следующей лодке стражников еще полдюжины — столько людей ради одного юноши. В последней лодке — точнее, в первой — барабанщики и факельщики.