Антецедент

— Мисс Брукс. Ваша… симпатия к Адаму Болдуину легко объяснима, но уверяю вас, опасения здесь совершенно беспочвенны. Инженер Болдуин не виноват в этом преступлении ни капли!

— Что? — Анна Брукс подняла на него взгляд, полный надежды.

— Что?! — одновременно с ней воскликнул инженер, лицо которого выражало крайнюю степень изумления. — Боже мой, мисс Брукс… Вы считали меня виновным? И хотели спасти от виселицы?

— Но… Но что еще я могла подумать? — ответила горничная, продолжая всхлипывать. — Только у вас была возможность испортить эту проклятую машину, а когда вы уехали якобы на отдых, я подумала… подумала, что…

— Мисс, успокойтесь, — снова вмешался Шерлок Холмс. — Инженеру Болдуину не угрожает никакая виселица. И вы, в общем, правы в своих выводах, просто не там искали. Никто не портил машину — она работала, как обычно. Убийство было совершено много тоньше. Мистер Болдуин, что вы можете сказать о содержимом этих контрольных карт?

Инженер взял в руки сверток и стал рассматривать ряды отверстий в карте на просвет. Закончив с одной, он взял в руки вторую, затем третью. Мы ждали в мертвом молчании, нарушаемом лишь редкими всхлипами мисс Брукс. Наконец Адам Болдуин, нахмурившись, отложил стопку карт в сторону и заговорил.

— Мистер Холмс… Я не могу сказать, приведет ли выполнение этого алгоритма к неопределенному состоянию. Я не настолько хорошо знаю математику. Здесь вычисляется сумма ряда, члены которого выражаются через предшествующие значения. Я не знаю ни цели вычисления, ни его возможных опасностей.

— Однако, — заметил Холмс, — в этой комнате присутствуют два человека, прекрасно знающие математику: доктор Ричард Фейн и мисс Айрис Янг. Я не буду предлагать вам проанализировать содержимое карт. Просто спрошу: мисс Айрис Янг и мистер Самуэль Янг, вы знаете, что за ложные свидетельские показания предусмотрена ответственность по закону? Вы сообщили, что в воскресенье утром ходили на прогулку. Однако в воскресенье с утра шел дождь, а сушилка для зонтов в вашей комнате, мисс Янг, пуста. Вы вообще не доставали зонт в эти дни, ибо он все еще плотно упакован в вашем чемодане.

Самуэль Янг вскочил, лицо его исказилось яростью.

— Вы не посмеете! Не посмеете обвинять мою дочь в этом преступлении! Да, у нас с ней был мотив, но одного мотива недостаточно: вы должны располагать доказательствами!

— Папа, пожалуйста… — Айрис взяла его за руку и почти насильно усадила обратно. — Ты только делаешь хуже.

— Вы правы, мистер Янг, — невозмутимо сказал Холмс. — Одного мотива недостаточно. Мотив же у вас определенно был. Серия неудачных вложений, не самая лучшая репутация в финансовых кругах — и вы начинаете испытывать нужду в средствах. Вы, вероятно, полны решимости открыть новое дело, но без стартового капитала это проблематично, а кредит вам с вашей историей коммерческой деятельности мало кто с готовностью предоставит. Уж простите меня за резкие оценки. В сущности, единственная ваша надежда — наследство, и это понимаете не только вы. Узнав о смерти брата, вы вообразили, что будет замечательной идеей придумать себе алиби, пока на вас не пало подозрение, и вашей дочери ничего не оставалось, кроме как поддержать вашу ложь. В результате вы и впрямь вызвали обоснованное подозрение своей выходкой.

Взгляды присутствующих обратились на мертвенно бледного Самуэля Янга и его дочь, которая встретила их с твердостью гранитной скалы.

— Тем не менее, — продолжал Холмс, — как вы правильно сказали, нужны доказательства. Иными словами, факты. И собранные нами с моим другом Ватсоном факты заставляют сделать единственный и неизбежный вывод… Лейстрейд! Вы как раз вовремя.

В гостиную вошел инспектор в сопровождении все тех же двух констеблей, которых мы встретили утром у мастерской профессора. Вид у Лестрейда был порядком ошарашенный.

— Получили от вас весточку, мистер Холмс, и примчались так быстро, как смогли, — переведя дыхание, произнес он. — Воистину, вы сможете найти убийцу даже там, где его нет.

— Инспектор Лестрейд, — обратился к нему Шерлок Холмс, — прошу вас арестовать доктора Ричарда Фейна по обвинению в умышленном убийстве своего коллеги, доктора Джозефа Янга.

Присутствующие, как видно, уже устали удивляться: на сей раз обошлось без восклицаний и изумленных возгласов. Все просто повернулись к доктору Фейну с выражением почти мистического благоговения. Что и говорить, Холмс умел завладеть вниманием аудитории даже рядом с роковым красавцем Болдуином.

Меня, однако, удивила реакция обвиняемого. Ни гневных отповедей, ни попытки сбежать, ни малейшего сопротивления, когда браслет полицейского наручника защелкнулся на его запястье, — только грустная усмешка и взгляд, устремленный в потолок. Его противоложностью оставалась Айрис, яростный взгляд которой, казалось, мог прожечь Фейна насквозь.

— Мистер Шерлок Холмс, — наконец проговорил доктор Фейн, — я ни минуты не сомневался в том, что вы сможете разгадать мою схему. Сразу же, как вы появились, я понял, что это мои последние часы на свободе. И часть меня рада этому — думаю, мне лучше отправиться на виселицу сейчас, чем жить и видеть, во что превращается мир усилиями таких, как доктор Янг. И все же… Все же мое научное любопытство не дает мне покоя: каким способом вы пришли к этому выводу. Статья, конечно?

— Верно, доктор Фейн. Точнее, последний лист, представлявший собой письмо в редакцию, в котором вы просили опубликовать поправки к своей статье, где содержались ошибки в двух коэффициентах. Письмо с исправлениями, лежащее вместе с еще не опубликованной рукописью, на которую оно и ссылается. Абсурд, не так ли? Зачем писать вдогонку письмо, если можно исправить ошибки в рукописи? Этому я вижу лишь одно объяснение: вы хотели, чтобы статья была опубликована с ошибками, но заботились о своей научной репутации, поэтому заранее подготовили письмо с исправлениями, которое, к своему несчастью, оставили в одной стопке с рукописью, уехав из Лондона.

— Да, мистер Холмс… Прекрасный был план, — отозвался Фейн, полностью проигнорировав Айрис, которая со слезами на глазах прошипела проклятие в его адрес. — Если бы не эта глупая ошибка…

— Вы все равно были бы под подозрением, но работы нам с Ватсоном пришлось бы проделать куда больше. Что же это за статья? Ее название — «Ускоренный метод расчета числа Пи на базе теоремы Янга о вторичном антецеденте». Именная пуля. Каждому ученому хочется видеть практическое применение своей работе, и доктор Янг не устоял перед искушением. Именно эта статья была на развороте журнала, с которым он сидел перед машиной, выдающей одну за другой цифры числа Пи по вашему алгоритму. Доктор Янг записывал их на листок, который вложил в тот же журнал. — Холмс обернулся ко мне. — Помните, Ватсон, последовательность цифр, которую мы обнаружили? Единица, четверка, снова единица, пятерка, девятка… Я не математик, но даже я легко узнал начало десятичного хвоста этого знаменитого числа.

— Можете не продолжать, Холмс, — с грустной улыбкой отозвался доктор Фейн. — Вы правы во всем, кроме одного: я не пытался убить доктора Янга. Бог свидетель, не пытался! Я хотел разрушить его проклятую машину. Откуда мне было знать, что профессор окажется на пути поршня?

— Но вы надеялись на такой исход, верно, доктор Фейн? Вы знали, что доктор Янг должен быть рядом, чтобы записывать промежуточные результаты — напротив той самой уязвимой части машины, о которой узнали из разговоров с профессором.

Доктор Фейн горько усмехнулся и кивнул головой.

— Вы вправе так думать. Но вы не знаете о моих мотивах. Да! — внезапно взревел он и рванулся из кресла, куда его с усилием вернули полисмены. — Вы не знаете, как мой отец, мастер на все руки, работавший в одной из мануфактур начала века, пошел по миру, когда его труд оказался автоматизирован. Наша семья жила впроголодь. Мой отец лишал себя всего, чтобы прокормить нас, что и свело его в могилу раньше времени. Моя мать умерла от чахотки, и у меня не было средств, чтобы помочь ей. Но я смог подняться из пыли. Получить профессорскую должность, на которой я мог бы безбедно прожить остаток жизни. И тут…

— И тут судьба свела вас с доктором Янгом, — кивнул Холмс.

— Да. Конечно, мы не воспринимали его всерьез. Низенький, худой, сутулый, со странными идеями… Никто из тех, кто смеялся над ним тогда, не видел в нем всадника Апокалипсиса, — ответил Ричард Фейн, заставив мисс Брукс осенить себя крестным знамением. — А потом доктор Янг пригласил меня в гости и усадил за машину, тогда еще порядком недоработанную. Мистер Холмс, эта машина за какой-то час выдала двести знаков числа Пи! Двести! То, на что у меня ушло три года филигранных расчетов, она прожевала и выплюнула. Я надеялся побить рекорд Шенкса и к концу своей жизни рассчитать тысячу знаков, но… Какой смысл все это имело теперь? Работа моей жизни оказалась просто перечеркнутой: с таким же успехом я мог выйти на битву безоружным против отборной королевской пехоты.

— И тогда вы решили перечеркнуть работу Янга?

— Да! Да, мистер Холмс. Я сидел всю ночь тогда. Писал статью, излагая в ней суть метода, который до сих пор никому не сообщал. О, это действительно быстрый метод — лучший из тех, которые я знаю. Я лишь внес две малозаметные ошибки, которые где-то с четырехсотого знака приводят к накоплению погрешности, ведущей в конечном итоге к попытке деления нуля на нуль. И дело было сделано. Янг воспользовался моим алгоритмом, подписав себе смертный приговор. А теперь, полагаю, смертный приговор ждет меня. И все же именно мне бесконечно жаль вас — тех, кто своими глазами увидит мир, некогда принадлежавший человеку, а теперь отдаваемый во власть машин. И я не знаю, чья участь более горестна.

Айрис поднялась на ноги и пошла к выходу из комнаты. Перед самым порогом она остановилась, взглянула на доктора Фейна и сказала:

— Я надеюсь, что твоя участь будет достойна того, что ты сотворил. Убийца!

Спустя пару часов, когда мы ужинали в своей квартире на Бейкер стрит, Холмс, непрестанно наблюдавший за мной, прожевал омлет, улыбнулся и спросил:

— Что вас гложет, Ватсон? Вы сам не свой с тех пор, как мы вернулись с расследования.

— Не знаю, Холмс. Этот доктор Фейн… Многое в его мотивах мне симпатично. Даже зная о невероятном коварстве его хитроумного плана убийства, мне сложно по-настоящему дурно относиться к этому несчастному человеку.

— Увы, но это не первый случай в истории и, боюсь, не последний, когда хорошего от природы человека склоняет к преступлению ущербный образ мышления.

— Но ведь во многом он прав!

— Как прав Зенон, доказывавший, что Ахиллесу не догнать черепаху. Я не философ, Ватсон, и не мне судить о путях развития общества. Но одно я знаю точно: убийство человека как средство остановки прогресса — глубоко безнравственно с этической стороны и бесполезно с чисто практической, ибо на место доктора Янга встанут тысячи других. Да хотя бы его ассистент, блистательный Адам Болдуин…

— Надеюсь, что вы правы, Холмс. — Мое мрачное настроение немного развеялось. — И знаете, мой друг, как бы ни было мне жаль мастеров ушедших в прошлое ремесленных мануфактур, должен признать, что с распространением фабрик жизнь стала чуточку лучше. Передайте мне солонку, будьте добры.