Последний эльф

Глава тринадцатая

— Я познал это место много веков тому назад, когда ещё ребёнком был, — начал дракон.

— Детёнышем, — уточнил охотник.

— Недавно родившимся, — поправил охотника эльф.

— То была эпоха, когда я имя ещё держал. Сейчас оно улетучилось из памяти моей, потому как тысячелетиями никто не молвил его. Я прибыл сюда потому, что естьм в этом месте самое драгоценное сокровище всея Земли, — продолжал дракон.

— Правда? — заинтересовался Монсер. — Сокровище? И где оно?

— Всё вокругу нас.

Охотник внимательно огляделся — ничего, кроме сталактитов и паутины.

— Во времена второй рунической династии настолько ценились пауки? — разочарованно спросил он.

— Полюбуйся, — сказал дракон, наполнил лёгкие воздухом и осторожно подул.

Вековая пыль и паутина разлетелись и открыли миллионы книг.

— Великая библиотека второй рунической династии. Это естьм храм знания, и как в храме подобало весть себя здесь, в благоговейной тишине и без плевания, с чистыми руками и чищеными сапогами. И дабы уверенными быть, что никто порядок сей не нарушит, испокон веков жили здесь драконы, поэтому и надпись предвещная, что драконы здесь есть. Место сие — великое самое собрание знаний. Но люди позабыли со временем письмо. Утеряли дар чтения. Затопили мир варварством. И исчезло даже воспоминание о месте сием. Многие не верили уж в его существование, но я, крыльям моим благодаря, прибыл сюда после странствий долгих. Велика была радость моя по прибытии. Все книги мира для меня были. И даже в сей миг источают слёзы глаза мои при одном лишь воспоминании.

Когда понял я, что близится старость и отнимает силу мою, и огонь мой уже не воспламеняется, и крылья мои не простираются широко, и имени своего не в силах вспомнить я, то навсегда здесь обосновался. Я был стар и слаб, слишком стар и слаб для полёта.

Всё, чем обладал я, дабы с голоду не сгинуть, — горсть фасоли золотистой на дне моего мешка, в дальних краях собранной, где во всей своей красе сверкает солнце и падает живительный дождь. И дабы с голоду не сгинуть, надобно было мне фасоль сажать да выращивать, а золотистая фасоль больше тепла и воды требует, чем имеется на вершине горы сей.

Но гора сия оказалась вулканом. Потому сдвинул я камень тот, и теплота мягкая да жаркий пар согревают теперь костия мои и мою фасоль: костия не ноют и фасоль богато урождается.

И пронзил меня сразу же страх, что весь дым этот, в небо устремившийся, солнце затмит и Землю охладит, но как было возможно снова кратер закрыть да ждать смерти верной от холода и от голода, оледеневшим и без крошки во рту.

— Но из-за тебя в мире нужда и голод! — возмущённо крикнул малыш, и предусмотрительный охотник попытался оттащить его от траектории возможного чихания огнём.

Дракон застонал. Стон его был довольно лёгкий, и сталактиты остались на своих местах.

— Но почему все, кто попадается нам на пути, только и делают, что плачут? — спросил Монсер.

— Да нет, не все, — весело ответила женщина, — лишь те, кто не пытается нас повесить.

— Ты можешь поставить на место эту глыбу? — вежливо, но твёрдо спросил у дракона малыш.

— Чтобы потом умереть от холода и голода?

— Нет, — спокойно и решительно ответил эльф. — Я не дам тебе умереть. Клянусь, что не оставлю тебя и буду о тебе заботиться. Я буду собирать в лесу дрова и согревать ими пещеру. Если не будет расти фасоль, я посажу кукурузу. Я не дам тебе умереть ни от голода, ни от холода. Клянусь честью эльфа.

Наступило молчание. Йоршкрунскваркльорнерстринк был серьёзен и спокоен. Казалось, он прямо на глазах стал старше.

Первым заговорил дракон:

— Стар я весьма и слаб. Ни летать могу, ни сжигать. Ничего поделать не смогу, если обманешь ты меня, лишь умереть замёрзшим и голодным.

Он улёгся на землю и опустил голову.

Закрыл глаза.

Все молчали.

Йоршкрунскваркльорнерстринк подошёл к дракону и дотронулся рукой до его лба: глубокие чешуйчатые морщины разгладились под его ладонью. Бесконечная усталость… Малыш почувствовал через пальцы, в своей голове. Неимоверная усталость…

— Я смогу защитить тебя от всего, — произнёс малыш, — но сейчас исправь то, что ты натворил.

И дракон сдался. Он упёрся мордой в центр каменной глыбы и напрягся изо всех сил. Охотник и малыш стали помогать дракону. Глыба двигалась очень медленно, но к вечеру кратер вулкана был закрыт.

Женщина поджарила фасоль с кукурузой, и пещера наполнилась аппетитным запахом горячей еды. Пёс устроился на мягкой подстилке из листьев фасоли и спокойно посапывал во сне.

Йорш заговорил. Первый раз в жизни он чувствовал себя сильным, знал, что нужно делать и почему это нужно делать.

— Я буду жить с тобой и буду искать еду, — пообещал он. — Тебе нравится кукуруза? Да? Хорошо. У меня в кармане осталось несколько зёрен. Мы посадим их прямо здесь, кукуруза вырастет и без особого тепла или влаги. Мы будем читать книги. Вот увидишь, всё будет хорошо. Я думаю, это и есть круг, который мы должны разорвать: вода превращается в пар, пар — в облако, а облако — в дождь. Теперь круг разорван — и я останусь с тобой и не дам тебе умереть от голода.

Дракон был очарован его словами.

Он счастливо кивнул.

И попросил показать ему кукурузу и рассказать о её происхождении и культивации. Потом, опять всплакнув, но уже от радости, дракон выдал самый странный монолог за целый день. Он говорил, что и тот, другой эльф, постарше, который заходил сюда несколько лет назад, уговаривал закрыть кратер, опасаясь, что именно пар — причина тьмы и дождя, и что тот эльф тоже предлагал дракону помощь и защиту.

Но через несколько дней эльф снова отправился своей дорогой, радостный и счастливый, заявив, что дракон мог оставить кратер и открытым, так даже лучше для фасоли. Тем более что столб пара покажет дорогу его сыну, который должен прийти сюда, навстречу своей судьбе. Бедный дракон поверил ему и снова откатил камень, и пар вновь взвился в небеса. А когда постучали в его дверь, он почему-то испугался, решив, что его опять будут обвинять и всё такое…

Наступило зловещее молчание.

Слышалось только, как разомлевший от тепла пёс постукивает хвостом по сталагмитам, поднимая пыль и паутину.

У маленького эльфа перехватило дыхание.

Его отец был в этом месте.

Его отец мог положить конец вечной тьме и дождю, вернуть миру солнце, остановить голод и нужду в мире… мог, но не сделал этого…

Невероятно, страшно, кошмарно, дико, немыслимо…

— Ужасно, — произнесла женщина.

— Бесчеловечно, — подтвердил мужчина.

Маленький эльф испытал самое грустное из всех существующих чувств — стыд за своих предков.

Лицо его вытянулось, глаза закрылись, душу переполнило страдание, в котором тонуло его волшебство. Сейчас он был не в состоянии воскресить даже муху.

— Но почему? — задалась вопросом женщина.

— А как же продавать горшки, приносящие хорошую погоду, по три золотые монеты за штуку, если на дворе светит солнце? Эльфы всегда отличались талантом к сделкам, не правда ли? — ответил охотник.

В голосе мужчины сквозила лютая ярость. Он начал мерить пещеру большими шагами. Со злостью он пнул ногою костёр, и фасоль и кукуруза разлетелись во все стороны. Собака перестала вилять хвостом и испуганно завыла.

— Годы нужды, голода, тьмы и отчаяния, и всё из-за дракона-идиота и эльфа, который… который… — охотник не мог подобрать подходящего ругательства.

Тут в голову ему пришло худшее из оскорблений:

— Всё из-за эльфа, который ведёт себя как самый настоящий… эльф.

Обиженный Йоршкрунскваркльорнерстринк подавленно всхлипнул. Но на этот раз никто, кроме собаки, не собирался его утешать.

— Как можно отсюда выбраться? — уставшим голосом спросил у дракона мужчина. — Я имею в виду, есть ли путь, который не заканчивается водопадом и по которому могут идти нормальные люди, не имеющие крыльев? — для полной ясности добавил он.

Выход был. А как же иначе: ведь люди второй рунической династии, которые приходили сюда читать свои древние книги, разумеется сначала вымыв руки, почистив сапоги и поклявшись честью, что не будут плевать ни на пол, ни — что ещё хуже — на пергамента, должны же были как-нибудь приходить и уходить. В конце просеки сохранилась никому не известная и не нанесённая ни на какую карту старинная дорога, которая вела по южному склону Чёрных гор всё дальше от реки и терялась где-то в лесах на севере.

Когда они вышли из пещеры, была ночь, но такая светлая, с такими яркими звёздами и ясной луной, что они решили сразу же отправиться в путь.

Дорога начиналась в противоположной месту их прибытия стороне. Её совсем не было видно, спрятанную среди кедров и заросшую кое-где кустами маленьких ромашек, но она угадывалась по остаткам древних булыжников, которыми дорогу когда-то вымостили.

Булыжники были небольшие, восьмиугольные, ладно пригнанные друг к другу, словно пчелиные соты. В зарослях ромашек виднелись невысокие колонны, служившие в прошлом опорой для перил лестницы. Иногда дорога прерывалась маленькими террасами для отдыха. Пока они спускались, на смену кедрам пришли лиственницы, потом — огромные каштаны и дубы.

Ночь была настолько светлая, что Сайра остановилась, чтобы собрать каштаны. Она наполняла ими мешок, стараясь не поколоть рук колючками. Когда мешок был наполовину полон, а её руки, несмотря на старания, исколоты… она вдруг заплакала.

— Радуйся, что нас не повесили! — проворчал охотник.

Неожиданно Сайра развернулась и направилась обратно к пещере.

— Я вернусь к малышу, — решительно сказала она.

— Он ни в чём не виноват, — мягко, спокойно, но уверенно, тоном человека, который не поменяет своего решения, продолжила Сайра. — Он ничего плохого не сделал. Совсем наоборот. Он жертвует дракону свою жизнь, чтобы вернуть солнце. Он спасает мир. А мы его даже не поблагодарили! Его отец, может, и был подлецом, но что с того? Малыш в этом не виноват. И потом, разве его отец всё это начал? Он просто не захотел положить конец веку дождя. А это меняет дело. Он не захотел тратить свою жизнь на дракона и улучшение погоды. Может, он не мог. Может, он сам был болен. Может, у него были другие дела. Например, вернуться к сыну и предупредить о чём-то важном. Откуда нам знать? Да как мы смеем его судить?! Испокон веков эльфов обвиняют во всех несчастьях, и мы тоже хороши — сразу же примкнули к общему хору! В любом случае, отец малыша не виноват в приходе тьмы. Он просто ограничился тем, что не спас мир…

Охотник молча следовал за ней. Время от времени он недовольно бурчал, но ни на миг не замедлил шага, наоборот — несмотря на усталость, как мог, ускорил ход. Они уже добрались до кедрового леса, как вдруг скрылась луна, набежали тучи, и темень стала непроницаемой. Продолжать подъём стало невозможно. Мужчина, женщина и собака прижались друг к другу на одной из террас, когда-то служивших для отдыха путешественников, и провели на ней остаток ночи.

С первым проблеском зари они вновь пошли вверх, в гору. Их переполняло живое беспокойство тех, кто совершил несправедливость. Они спешили, как те, кто не сдержал ярости и должен срочно исправить нанесённую обиду. Потому что обидели ребёнка, недавно родившегося, детёныша.