Последний эльф

Глава семнадцатая

Йорш не имел ни малейшего понятия, что делать и как это делать. Единственное, что пришло ему в голову, — это сдаться стражникам у Больших ворот, но он был не очень уверен в гениальности этого плана.

Он рассчитывал произвести обмен сдавшегося без боя себя на девочку. И не только из чувства долга перед Монсером и Сайрой, но и потому, что с того момента, как он увидел Роби, она стала для него самым важным существом на свете. Добровольная сдача в обмен на освобождение девочки оказалась единственной идеей, пришедшей ему в голову. Сражаться он не умел — что ещё оставалось делать?

В запутанных сказках, которые он читал Эрброу Старшему во время высиживания яйца, часто описывались подобные сделки: я дам тебе полмешка картошки и полведра фасоли, а когда родится твоя дочь, ты отдашь её мне. Или если добудешь три пера из хвоста золотой жар-птицы, получишь в награду половину царства, или семь восьмых ковра-самолёта, или пять одиннадцатых котла изобилия… И все всегда сдерживали обещание. То есть Йоршу не хватало информации. Он не знал, что обещания могут быть нарушены и что, имея какое-нибудь преимущество, нужно торговаться, прежде чем от этого преимущества отказываться. Сначала надо было освободить Роби, а потом уже сдаваться. Более того, он лишь сейчас понял, что боялся показаться невежливым, предположив, что люди могут оказаться бесчестными, и предприняв какие-то меры в этом смысле. Но и выходить одному к гарнизону солдат, вооружённых до зубов и целившихся в него из луков, казалось не самым ловким ходом. Нужно было припугнуть их драконом, никому бы и в голову не пришло, что дракона с ним нет, но отвращение ко лжи и невыносимый стыд, что его блеф может быть раскрыт, полностью парализовали Йорша. А теперь уже слишком поздно. Его схватили, и обоих ждала виселица. Для него — на площади, для Роби — в подземелье.

На Йорша понавесили столько цепей, что ему едва удавалось дышать. Вокруг него толпилось так много стражников, что и не пересчитать. Единственное, что утешало Йорша, — его вели в подземелье дворца Далигара, где, насколько он знал, находилась Роби. Может, что-нибудь ещё придёт ему в голову. В любом случае, он не слишком беспокоился за свою судьбу, уверенный, что так или иначе выберется. Если древнее предсказание относилось к его будущему, это значило, что у него оно должно быть, это будущее. И Йорш твёрдо намерен был, спасаясь, прихватить с собой и Роби.

Лестница становилась всё уже и круче, коридоры — ниже и темнее. Они спускались всё глубже под землю, дальше от солнечного света. Внезапно стены расширились, и при свете факела показался богато одетый в белые одежды человек, от которого невыносимо несло прогорклым пивом. Йорш узнал Судью-администратора.

За его спиной, в темноте за железными решётками, едва виднелась фигурка Роби.

Судья не стал понапрасну тратить время.

— Я ждал тебя, эльф, — резким голосом сказал он, — ты пришёл сюда в поисках будущей невесты, не так ли? Я знаю.

Йорш обомлел. Откуда он знает? Да, Роби была почти ребёнком, а он — совсем юношей, но эльфы выбирают себе супругу в ранней молодости, один раз и навсегда. Каждый раз, когда он думал о Роби, вспоминал её лицо, нежность и смелость, с которой она утешала и защищала младшую подругу без одного пальца, Йорш всё больше убеждался: или она, или никто!

— Я знаю. Я тоже владею древними языками, и я прочёл предсказание, прежде чем приказал уничтожить его, как и остальные надписи, марающие стены столицы. Народу не нужно читать, да народ к этому и не способен. Я избавил людей от этой беды. Предсказание написал Ардуин, великий маг, Владыка света, Основатель! Далигар был когда-то эльфийским городом, ты знал это, не так ли? После того как орки захватили и разрушили его, Ардуин отвоевал Далигар и основал его вновь. Он был просто сумасшедшим, Ардуин, он любил эльфов! Хотя, я признаю, он не был обделён военной проницательностью. Отвоевать город у орков, в самый апогей их могущества, имея войско, наполовину меньшее, чем вражеское, и победить с триумфом — для этого потребовались сноровка, смелость и, я признаю, даже известная прозорливость. Но это не сравнимо с моими деяниями! Я — настоящий основатель Далигара, его освободитель: я избавляю город от страсти, эгоизма, я веду его к добродетели и смирению, я очищаю его моей справедливостью и моей строгостью. Я украшаю его! Я тоже маг и значительно сильнее Ардуина, который только и знал, что предсказывать будущее и разрушить заклинание Тьмы, с помощью которой орки порабощали мир. Я же способен на большее: ты заметил? Ты ведь видел моё невероятное чудо? Моё торжество!

Молчание. Долгое молчание. Йорш спросил себя, предусматривает ли эта речь ответ. Кажется, да, но он, честно говоря, не имел понятия, что за невероятное чудо совершил Судья-администратор. Единственное, что ему пришло в голову: Далигар находился в невероятном убожестве, и это действительно чудо, учитывая блестящее прошлое города. Неловкое молчание затягивалось, и наконец Судья заговорил.

— Цветы! — в раздражении взорвался он. — Вечно цветущие глицинии, запах жасмина! На основе огромного количества загнивающих фруктов и пропавшего пшена, которые мы получаем с окрестных земель, мне удалось получить отличное удобрение, позволяющее растениям постоянно цвести и придающее им прекрасный насыщенный аромат. Это невероятно! Действительно невероятно, не так ли?

Йорш зачарованно смотрел на Судью. Перед ним стоял сумасшедший, абсолютно и непоправимо вышедший из ума человек. В его сумасшествии не было ни малейшего сомнения. Что озадачивало Йорша, так это причина, по которой все присутствующие, многочисленные и вооружённые, оставались стоять по стойке «смирно» перед этим сумасшедшим существом, вместо того чтобы взять Судью за руку и вежливо, но решительно отвести его в место, где его можно было вылечить или хотя бы обезвредить.

— И старинный дворец Ардуина мне тоже пришлось разрушить: эти безвкусные арки и колонны, чередующиеся с такими же безвкусными клумбами и газонами вокруг абсурдных кедров. Какое старьё — Ардуин строил так же, как во времена рунических династий или, что хуже, в эпоху эльфов. Я, Судья-администратор, приказал снести почти всё это старьё, чтобы расчистить место новому, небывалому: новой эре. Эре, которой никто раньше не видел, эре, символом которой стал мой дворец.

Молчание. Самоуверенный Судья погрузился в свои мысли.

— Ардуин, — вновь начал он, — пред самой смертью выбил на мраморе предсказание: последний эльф женится на девушке — наследнице Ардуина. Девушка, как и её предок, будет обладать даром ясновидения, и в имени её будет свет утренней зари. Она окажется дочерью мужчины и женщины, которые этого эльфа… Здесь не хватало слова, стёршегося от времени и от непогод, но я угадал и его: «…которые этого эльфа ненавидели». Когда мне донесли, что ты забрался в мой сад и увидел мою возлюбленную дочь Аврору,[3] я понял, что ты вернёшься за ней и что моей обязанностью будет уничтожить тебя.

Аврора? Дочь Судьи? Дочь Судьи звали Аврора! В имени этого драгоценного образчика злобы, наглости и высокомерия упоминался свет утренней зари?

— В имени моей дочери — свет утренней зари. Я дал ей превосходное воспитание. Она совершенна. Играет на лютне, читает старинные поэмы и поёт, качаясь на качелях, как принцессы в старину. По крайней мере, так изображают их на древних пергаментах. Поэтому ей никогда ничего другого не позволялось, кроме как играть на лютне и качаться в утопающем в цветах саду, что и есть для девушки предел совершенства…

Лютня, песни, качели и цветы с утра до вечера, день за днём. Йоршу стало даже немного жаль бедную Аврору, которой приходилось жить в абсурдной сказке о какой-то, может, никогда и не существовавшей принцессе! Так вот почему она так невыносима: совершенство — это, должно быть, невыносимое бремя!

— Аврора — моя дочь и, стало быть, наследница Ардуина, так как я, как и он прежде, являюсь главой города и, значит, его законным последователем, — голос судьи усилился, он чётко произносил каждое слово, желая придать сказанному весомость. — Кроме этого, Аврора обладает даром ясновидения. Однажды она предсказала, что ожерелье жены начальника караула будет её, и, представь себе, выяснилось, что начальник караула оказался предателем. Мужчину повесили, имущество его конфисковали, и ожерелье принадлежит теперь Авроре. А в прошлом году моя дочь предсказала, что летняя засуха рано или поздно закончится и осенью пойдут дожди. Предсказание это тоже исполнилось!

На несколько мгновений, при упоминании о дочери, черты лица Судьи смягчились. Мысли бурлили в голове Йорша. Аврора! Невыносимо наглая дурочка на качелях? Которая без зазрения совести доводит до слёз маленького ребёнка? Как жаль: в некотором роде у Авроры тоже нелёгкая судьба, можно сказать, невыносимая, но положить начало новому роду вместе с ней — об этом не могло быть и речи. Никогда! Лучше виселица. Никогда, ни за что на свете! Пусть линия его судьбы прервётся, бог с ним, с Ардуином и его предсказаниями. Видно, и бедному Ардуину нелегко было на старости лет: свет славы ослеплял его, и тени в его голове совсем перемешались. Вести войну с орками — это вам не шутки, во время какой-нибудь осады пришлось же ему хоть раз удариться головой обо что-то твёрдое. Может, как раз в тот момент он и увидел, что последнему эльфу предстоит жениться на Авроре.

Теперь Йорша больше беспокоило, как бы побыстрее освободить Роби и покинуть Судью и его возлюбленную дочь с её гениальными предсказаниями, избавив всех от своего присутствия.

В это время Судья крутил в руках его лук с тремя стрелами и голубой бархатный мешок.

— Посмотрим, чем же ты, эльф, собирался уничтожить нас. Лук со стрелами уже у меня, а тут что? — и Судья резко разорвал бархатный мешочек.

По полу рассыпалась золотистая фасоль. Запах её был настолько неуловим, что людям не дано было его чувствовать, — людям, но не эльфу.

Пока фасоль катилась по полу, Йорш ощутил этот запах, лёгкий, но сладкий, как только что выпеченный хлеб.

Он вспомнил о крысах. Крупные, жирные крысы тюрем Далигара уже помогли ему однажды, когда он был ребёнком.

Крысы тоже почуяли запах фасоли, и он заполнил их сознание. Сознание крыс можно легко контролировать. Их были тысячи, и Йорш услышал их у себя в голове. Почувствовал их вечный, неутолимый голод, их ярость, обиду за пинки, камни, брошенные в них ради шутки, стрелы, отравленные приманки. Тысячи крыс, голодных, гонимых, обозлённых.

Йорш вдохнул, и воздух заполнил его лёгкие, придавая ему сил: теперь он знал, что делать. Он воспользуется крысами.

Эльф многократно усилил запах фасоли, что помогло ему найти каждую из полчища крыс и управлять ими.

— Так, детская игрушка. — Судья швырнул волчок на землю и, наступив на него, расколол на кусочки. — Что ещё? Книга! Интересно, не так ли?

Крысы начинали выходить из темноты боковых коридоров, из-за железных решёток. Некоторые бежали прямо по стенам, по каменным бордюрам между факелами. Пока крыс было мало: лишь несколько десятков. Йорш избавил их сознание от страха. Перестав опасаться, крысы спешили на запах фасоли, сталкиваясь друг с другом, не обращая внимания на воинов. Настоящая волна из шерсти, мяса и мелких, острых зубов нахлынула на людей. Стражники расступались, пытались отодвинуться, толкая друг друга. Судья держал в руках книгу стихов матери Йорша и был слишком погружён в её чтение, чтобы что-то заметить.