Влюблен по чужому желанию

Глава 7. Куда ты денешься с подводной лодки?

– Сегодня мы с вами отправимся на другой берег Влтавы, – объявила утром Ива, встретив нас в холле гостиницы. – Конечно, туда можно добраться автобусом, но, я думаю, вам будет интересно прокатиться в пражском метро.

Все радостно подтвердили, что, конечно же, будет ужасно интересно. Дружной толпой, перегораживая весь тротуар и пугая немногочисленных местных жителей, мы добрались до ближайшей станции под интригующим названием «Námĕstí Míru», что мы уже вполне самостоятельно перевели как «Площадь мира», и спустились под землю.

– Сейчас приобретем и пробьем билеты на группу, – пояснила Ива. – В пражском метро нет турникетов, к которым вы привыкли в Москве, зато есть контролеры, очень злые!

– Слышишь, злые контролеры, – обратилась я к Женьке.

– Ты собираешься съесть мой билет? – спокойно осведомился он.

Я прикусила язык, не найдясь, что ответить, и разозлилась на себя. С ума сойти, я сама первая цепляю Женьку! Совсем гордость и чувство собственного достоинства потеряла! Дав себе слово молчать и держаться от него подальше, я вместе со всеми спустилась на платформу и села в смешной милый вагончик с маленькими сиденьями на двоих, расположенными не вдоль, как у нас, а поперек вагона.

Мы расселись, двери закрылись, и милый женский голос произнес:

– Укончите просим выступ а наступ, двержице завирайе. Наследуйи станице «Музеум».

Мы не сговариваясь покатились со смеху.

– Что смешного? – не поняла Ива. – Это всего лишь значит «Пожалуйста, завершите вход и выход, двери закрываются».

– Ой, я не могу: выступ а наступ! – никак не мог успокоиться Цветков. – Держите меня семеро! Наследуйи станице!

Ива с удивлением смотрела на нас, явно не понимая, что мы нашли тут смешного.

– А ведь все понятно, – заметил Женька. – При желании можно объясниться.

– Просто наши языки принадлежат к одной семье языков – славянской, – пояснила Ива. – Только к разным группам: русский – к восточной, а чешский – к западной. То есть корень у наших языков общий – праславянский язык, а потом они разделились и продолжили самостоятельное существование. При этом многие похожие слова приобрели разное, а порой и противоположное значение. Например, по-чешски «вонять» значит «хорошо пахнуть», а духи – «вонявки».

Вагон сотрясся от нового приступа хохота.

– Станице «Малостранска», – объявила девушка, и Ива спохватилась:

– Выходим.

– Как, уже? – удивился кто-то.

– В Праге метро очень маленькое, всего три ветки, – пояснила она. – А исторический центр компактно расположен.

Контролеров мы так и не встретили, ни злых, ни добрых, и благополучно вышли на улицу. Мороза в городе по-прежнему не наблюдалось, так что сегодня никто не дрожал от холода и не стремился закончить экскурсию в ближайшем кафе, музее или даже трамвае.

– Итак, перед нами Мала Страна, – начала Ива.

Цветков снова хрюкнул от смеха, но экскурсоводу, видимо, уже надоело веселить почтеннейшую публику приколами чешского языка – она мельком взглянула на него и продолжала:

– Что в переводе означает «Маленький город». Этот район так назвали в противовес большим кварталам вокруг Староместской площади. Здесь селились…

Я слушала, кто и в каком веке здесь селился, с восхищением оглядываясь по сторонам, – мы словно перенеслись в Средневековье, на мощеную площадь, которую окружали стоящие вплотную друг к другу каменные дома.

– В центре Малостранской площади, на которой мы с вами находимся, располагается чумной столб – колонна, которую украшают статуи святых. Такие воздвигали на площадях многих средневековых европейских городов в честь какого-нибудь знаменательного события: окончания войны или избавления от чумы, отсюда такое название.

– Как-как, чумовой столб? – искрометно пошутил Цветков.

– Слушай, заткнись, а? – не выдержал кто-то из парней.

Цветков послушно заткнулся, и Ива продолжала:

– Сейчас мы с вами посетим собор Святого Микулаша… Николая, – поправилась она после паузы. – А потом при желании поднимемся на колокольню.

Все, конечно же, немедленно изъявили горячее желание подняться.

– Только там лифта нет, – предупредила экскурсовод. – Узкая винтовая лестница, по которой можно идти только гуськом.

В собор мы не попали – там шла рождественская служба, и Ива сказала: некрасиво будет вваливаться, шуметь и мешать прихожанам, к тому же мы все равно не сможем сейчас бродить там и озираться по сторонам, как в музее. Вариант, что мы можем войти без шума и дождаться окончания службы, она почему-то не рассматривала, поэтому мы сразу отправились на колокольню. Наши сопровождающие купили билеты на группу, Ива отважно начала подниматься по ступенькам первой, а Ирина Владимировна осталась страховать нас снизу.

– Если у кого-то закружится голова, сразу останавливайтесь и говорите мне, – предупредила она. – А то еще повалитесь, как домино.

Я в который раз подивилась ее богатой фантазии и образному мышлению. Среди наших раздались смешки, но вслух никто возражать не посмел.

Мы след в след топали по узкой каменной лестнице. Голова, конечно, не кружилась, но было немного жутко оттого, что перед глазами маячил лишь маленький участок стены, а конечная цель подъема располагалась так далеко и высоко, словно ее нет вовсе. Однако вскоре впереди наконец показался дневной свет и почувствовался свежий ветер.

Ива дежурила на открытой смотровой площадке и регулировала поток: на крошечном пятачке было негде развернуться, поэтому она запускала туда человека по три-четыре, давала пару минут восхищенно поахать, пофотографировать, после чего безжалостно отправляла обратно вниз.

Стоявшим в очереди на скучной лестнице, естественно, не терпелось тоже наконец выйти наружу, и мы подгоняли:

– Ну хватит, посмотрели и давайте вниз!

– Сколько можно там торчать! Спускайтесь, дайте другим посмотреть!

– Посмотрим, сколько вы там проторчите, – вяло огрызались те, кто уже побывал наверху, внимательно глядя себе под ноги – спускаться, как известно, гораздо опаснее, чем подниматься.

Когда наконец подошла моя очередь выйти на площадку, я поняла, почему народ отчаянно сопротивлялся, не желая уходить, – отсюда открывался фантастически красивый вид на Прагу. Крыши из красной черепицы покрывали дома, с высоты казавшиеся сказочными, между ними вились узкие средневековые улочки, виднелись сторожевые башни Карлова моста и шпили соборов на Староместской площади, ослепительными бликами вспыхивала на изредка появлявшемся из-за туч солнце незамерзшая вода Влтавы. Статуи святых, украшавшие собор и едва видные снизу, теперь оказались совсем близко и, казалось, вместе с тобой смотрят на старинный город.

Я завороженно вертела головой по сторонам и даже не брала в руки фотоаппарат, вернул меня к реальности голос Ивы:

– Ребята, пора спускаться, еще не все посмотрели, а времени у нас мало.

Но я уже забыла, как муторно было стоять на лестнице, ожидая своей очереди, и спускаться категорически не хотела, делая вид, что увлечена фотографированием. Ища интересные ракурсы, я не заметила, как зашла за угол и оказалась вдруг в полном одиночестве. Странно, то ли у моих ушлых одноклассников не хватило сообразительности забрести сюда, то ли Ива ослабила внимание… Неважно, теперь меня никто не будет торопить, и я наконец всласть пофотографирую!

Вид отсюда открывался совсем другой – на высокий холм, покрытый черными деревьями и увенчанный башней, напоминающей уменьшенную копию парижской Эйфелевой. Я, конечно, на всякий случай сделала несколько кадров, потом заметила медленно ползущий по склону фуникулер, запечатлела и его, затем настроила максимальное приближение и увидела на одной из крыш площадку со столиком, стульями и цветочными кадками…

– Прикольно, да? – раздался за моей спиной Женькин голос. – Сидишь себе на крыше посреди Праги и попиваешь кофеек.

– Ты что тут делаешь? – не оборачиваясь, спросила я.

Я очень сильно постаралась, и мой голос прозвучал спокойно и равнодушно.

– А ты?

Терпеть не могу, когда отвечают вопросом на вопрос, хотя и сама периодически пользуюсь этим приемчиком, когда не знаю, что сказать.

– Башню фотографирую, – как можно равнодушнее пояснила я очевидное.

– А меня за тобой послали, – не остался в долгу Женька. – Все спустились, стали нас тетушки по головам считать – одной овцы не хватает, от стада отбилась.

– Какая еще овца? – возмутилась я.

– Заблудшая, – невозмутимо пояснил он.

– А почему именно тебя? – задала я следующий ненужный вопрос. – Почему не Ленку, например? Она же моя подруга.

– Твоя подруга, – с нажимом повторил он, – отказалась второй раз наверх лезть.

– А ты согласился? – растрогалась я.

– Куда деваться с подводной лодки, меня никто не спрашивал! Думаешь, наше давнее и близкое знакомство до сих пор для кого-то является секретом? – ехидно поинтересовался он.

– Какая длинная и сложная фраза, – восхитилась я. – Ты явно делаешь успехи в борьбе с косноязычием.

– Ты мне зубы не заговаривай, а давай выключай свою мыльницу и топай вниз, – неожиданно грубо отозвался мой друг детства.

Я от неожиданности онемела, а Женька вдруг жалобно добавил:

– Долго мне еще тут с тобой мерзнуть?

Только сейчас я заметила – наверху совсем не тепло, дует резкий ветер, перехватывая дыхание, и совсем не похоже, что на улице плюсовая температура. Пальцы у меня заледенели – я сняла перчатки, чтобы удобнее было держать фотоаппарат – и не слушались, когда я решила убрать его в чехол.

– Крепче держи, – насмешливо заметил Женька, наблюдая за моими манипуляциями. – Твой фотоаппарат падения на камни не выдержит.

Я вспыхнула, от злости неожиданно ловко застегнула «молнию» на чехле и засунула фотоаппарат в сумку, а вслух выдала неизвестно откуда возникшую у меня в голове народную мудрость:

– Кто старое помянет, тому глаз вон.

Женька хмыкнул:

– Какое же старое, если только вчера произошло.

– Я смотрю, ты не торопишься возвращаться в стадо, – заметила я, натягивая перчатки.

– Тебя жду, – в тон ответил он.

Мы оба тянули время, словно боялись нарушить очарование момента – перед нами расстилается сказочная Прага, мы одни на продуваемой всеми ветрами смотровой площадке, телефоны пока не звонят, и создается иллюзия, что нам некуда спешить.

– Жень, – позвала я, удивилась, как неожиданно хрипло звучит мой голос, смутилась и умолкла.

Он вопросительно уставился на меня и, так как я продолжала молчать, поторопил:

– Ну говори, что?

– А помнишь… – начала я, еще не зная толком, о чем собираюсь напомнить.

Он не дал мне договорить:

– Не помню. Пошли! Или хочешь, чтобы за нами еще кого-нибудь послали? У Ириши хватит ума самой влезть, тогда нам мало не покажется, до конца поездки просидим в гостинице!

Я готова была ответить, что в его обществе согласна сидеть где угодно, но вслух этого, естественно, не сказала, лишь вздохнула:

– Ладно, пошли.