Влюблен по чужому желанию

Глава 14. «Кртек в чепице»

Явившись вечером тридцать первого декабря на уже знакомую нам Вацлавскую площадь, мы ее просто не узнали: она оказалась вся заполнена народом, только знакомо возвышался памятник, на сцене под которым выступал какой-то артист.

– Между прочим, это Карел Готт, – присмотревшись, объявила Ирина Владимировна. И, увидев непонимание на наших лицах, пояснила: – Знаменитый чешский певец. Исполнил заглавную песню в мультфильме про пчелку Майю, – наконец добавила она, видя, что имя певца нам все равно ни о чем не говорит.

– О, пчелка Майя!

– Круто, я маленькая смотрела!

– Классный мульт! – оживились все и внимательно уставились на сцену, но импозантный пожилой дядечка, конечно, не собирался петь на новогоднем концерте песенку про пчелку Майю, поэтому все быстро потеряли к нему интерес.

Один Цветков, видимо, не терял надежды, честно глядя на сцену.

– Слушай, а твой Цветков, оказывается, такой трепетный и ранимый, – со смешком сообщила я стоявшей рядом Ленке.

– Почему это? – спросила она и только потом запоздало отреагировала: – Он не мой!

– Песенку про пчелку Майю ждет. А вчера так разволновался в Костнице, что забыл шапку снять, – пояснила я, сделав вид, что не заметила последнего высказывания.

– А, ты об этом! Да просто от дурости и безалаберности! – воскликнула она преувеличенно равнодушно.

– Не скажи! Если бы это было так, он бы потом так не смутился!

– Вечно ты все придумываешь, – недовольно заметила подруга. – Ничего тебе сказать нельзя!

– Он при всех оправдывался, – от души развлекалась я. – Кто же виноват, если другие не в состоянии сделать выводы!

– Зато ты постоянно делаешь выводы, причем неправильные!

– Почему неправильные? – удивилась я. – Подумаешь, Цветков оказался не таким уже непробиваемым дуболомом, ты-то что так по этому поводу разволновалась?

– Да ну тебя, – буркнула Ленка.

– Перестань, – не поддалась я. – Ну нравится тебе Цветков, что тут такого-то? Я давно поняла: он вовсе не такой дурак, каким хочет казаться, это всего лишь удобная маска, чтобы окружающие не воспринимали всерьез и предъявляли поменьше претензий.

Она вспыхнула:

– Он мне не нравится, с чего ты взяла!

– Было с чего, – уверенно заявила я. – Все началось с того, как ты на меня косо смотрела в первый день, когда он со мной в Макдаке сел… Вот только одного не понимаю: зачем ты так усердно сватала меня его охмурять, чтобы заставить Женьку ревновать? Не боялась, что он и в самом деле поведется?

– Не боялась, – нехотя ответила она. – Знала же, что тебе никто не нужен, кроме Бодрова. Просто хотела посмотреть, какими методами на него можно воздействовать, поддается ли он в принципе женским чарам…

– И меня использовала? – ахнула я.

– А тебе разве это не на пользу пошло? Заодно заинтриговала своего ненаглядного Женечку.

– Вот уж кто интриганка, так это ты, – обиделась я. – Мне бы ничего подобного в голову не пришло!

– Зато мне пришло! – самодовольно заявила подруга, уже полностью пришедшая в себя. – Теперь-то у вас все о’кей?

– Ничего не о’кей, – вздохнула я.

– Как это? Поверь мне, равнодушные люди с таким энтузиазмом друг друга пытать не станут, даже в шутку!

Мы расхохотались, словно стряхивая с плеч тяжкий груз. Все вдруг стало легко, просто и понятно, я вдохнула морозный воздух, в котором кружились редкие снежинки:

– Ленка, а ведь сегодня Новый год!

– Нельзя терять ни минуты, – кивнула она. – Давай топай.

– Куда?

– Как куда, к Бодрову!

– И что я ему скажу? – растерялась я.

– Да уж сама придумай, – усмехнулась она.

– А ты тогда топай к Цветкову!

– Ладно, – сдалась она. – Только одновременно! Давай на раз, два, три!

И мы, как маленькие, на счет «три» разошлись в разные стороны.

– Тебе нравилась пчелка Майя? – успела услышать я вкрадчивый Ленкин голос, ища глазами Женьку.

– До сих пор смотрю, – доверчиво признался Цветков, но мне уже стало не до него.

– Ты хотел призрака увидеть? – с места в карьер спросила я, подходя к другу детства. – По-моему, новогодняя ночь – самое подходящее время.

Он наморщил лоб:

– Ты что, предлагаешь сбежать…

– Давай, – кивнула я, потянув его за рукав.

– А если нас хватятся? – тормозил он.

– Ленка с Ваней прикроют, – махнула рукой я, удивившись тому, что первый раз называю Цветкова по имени. И повторила, теряя терпение: – Пошли, долго тебя еще уговаривать?

В другое время я бы сгорела со стыда, что парень не спешит откликаться на мое любезное приглашение, но сегодня у меня было абсолютно безбашенное настроение, и совершенно ничего не смущало. Наконец Женька сдался, и мы с ним начали технично отдаляться от одноклассников.

Протолкавшись через толпу, мы вышли на тротуар и направились к одной из улиц, уводивших с площади. Здесь тоже оказалось многолюдно, но, по крайней мере, можно было передвигаться, хоть и в плотном потоке.

– А куда мы? – Женька, похоже, окончательно утратил способность самостоятельно соображать и решил во всем полагаться на меня.

– На Марианскую площадь, куда же еще? – удивилась я. – Разве не там твой призрак живет?

– Он вообще-то рядом, на Платнешской улице гуляет, – нехотя пояснил он.

– Значит, пойдем на эту, как ее там, улицу.

Знакомым путем мы прошли через весь центр, с трудом пробрались через толпу на Староместской площади, начавшую собираться задолго до полуночи, и наконец вышли на небольшую уютную «Марианску намести», туристов на которой наблюдалось значительно меньше. Призрак – то есть, конечно, памятник – был на месте и никуда со своего пьедестала спускаться не собирался.

– Пойдем по Платнешской улице пройдемся, – тащила я.

– Да ладно, это же шутка, – вяло сопротивлялся Женька.

– Какие уж тут шутки, – на полном серьезе заявила я, решив играть до конца.

Мы прогулялись по короткой улице, где призрак, естественно, нами обнаружен не был, зато нашлось кое-что не менее интересное.

– Смотри! – вдруг показал Женька.

Я перевела взгляд, увидела вывеску «Potraviny» и хмыкнула:

– Интересно, что там продается?

– Значит, это не шутка! – веселился он. – Я в Интернете читал: по-чешски «свежие продукты» – «черствые потравины»!

– Здесь, как видишь, не черствые!

– Тут черствое кое-что другое, – он показал на припаркованный у магазинчика фургон, на боку которого красовалась гордая реклама «čerstvé bagety».

Мы расхохотались.

– Всех призраков распугаем, – сквозь смех простонала я.

– Черствые багеты! – не мог успокоиться Женька.

После неожиданного урока чешского языка никакой речи о встрече с призраками уже не шло – мы слишком развеселились, чтобы воспринимать мрачные легенды всерьез.

Мы стояли посреди улицы, мешая движению праздничной толпы. Мой инициативный пыл угас, и я ждала дальнейших предложений от Женьки, но ему, кажется, понравилось быть ведомым, и он, в свою очередь, вопросительно смотрел на меня.

– Вернемся на Вацлавскую площадь? – наконец неуверенно предложила я.

Он пожал плечами:

– Можно.

– Что можно?

– Вернуться на Вацлавскую площадь.

– А может, пойдем на Староместскую? – начала закипать я.

– Можно и на Староместскую.

– А ты куда хочешь?

– Да мне однофигственно.

Я разозлилась по-настоящему – диалоги в подобном стиле нереально выводили меня из себя – и выпалила:

– Тебе всегда однофигственно!

– А тебе нет?

– Мне – нет! Я живой человек, а ты сам, как памятник Железному человеку! Недаром ты с ним так хотел встретиться! – выкрикнула я, с ужасом осознавая – что же я делаю, зачем своими руками порчу себе новогоднюю ночь в Праге? Но меня уже несло, я не могла остановиться:

– Ты просто бесчувственная дубина, ничего вокруг не замечаешь!

– Да нет, отчего же, – усмехнулся Женька. – Я с большим интересом прослушал в соборе свяого Вита вашу беседу о том, как вы с подружкой планировали нас завоевывать!

Я задохнулась от возмущения – это был запрещенный прием! – и, не в состоянии ничего придумать, сказала только:

– Подслушивать некрасиво!

– Отчего же, – откровенно насмехался он. – Можно услышать много интересного, чего тебе напрямую никогда не скажут!

– А ты, можно подумать, очень хотел признание в любви услышать, – сердито буркнула я.

– Да не отказался бы, – неожиданно серьезно заявил Женька, вдруг схватил меня за руку, протащил за собой несколько шагов и поставил под ближайшим фонарем:

– Начинай!

– Спасибо, разрешил! – вскинулась я, всмотрелась в его лицо и облегченно выдохнула, заметив, что он еле сдерживает смех:

– Опять прикалываешься, да?

– С тобой разве можно серьезно?

– А ты попробуй!

– Ладно.

Он отвернулся, провел рукой по лицу, словно стирая усмешку, и проговорил:

– Нинон, тебе не нужно меня завоевывать, я и так твой навеки!

– Дурак, – надулась я. – Такими вещами не шутят! Я девушка наивная, могу ведь и поверить… Ой, смотри! – вдруг оживилась я, радуясь возможности сменить тему.

Мы подошли поближе к витрине сувенирного магазина, и я умилилась:

– Это же кротик из мультика! Жалко, магазин уже закрыт, а то я бы купила!

Полвитрины занимали до боли знакомые фигурки крота из бесконечно многосерийного чешского мультфильма, который во времена моего детства все время крутили по телевизору. Фигурки были всех возможных размеров, от крошечных до огромных, в шапочках и без.

– «Кртек в чепице», – прочитал Женька ценник, и мы с ним покатились со смеху.

Раздался отдаленный звон. Мой друг посмотрел на часы:

– Если мы не хотим встречать Новый год в компании кротиков, надо срочно куда-то двигать.

– До Вацлавской площади уже не дойдем, – прикинула я.

– Тогда на Староместскую, – постановил он, и мы решительным шагом двинулись в обратном направлении.

Народу на улицах ощутимо прибавилось, и мы с трудом пробирались через толпу, благо погода радовала совсем небольшим морозцем и легким снежком. Движение осложнялось тем, что часть публики направлялась нам навстречу – к Карлову мосту и Пражскому Граду, – отчего периодически возникали самые настоящие заторы. Настроение по случаю приближения Нового года у всех было приподнятое, никто не злился и не толкался, но и встретить бой курантов где-нибудь в переулке тоже, видимо, мало кому улыбалось, так что двигались все очень целеустремленно.

Наконец над крышами домов замаячили остроконечные шпили Тынского собора.

– К часам вряд ли подойдем, – пропыхтел Женька.

У знаменитой башни волновалось разноголосое людское море, ощетинившееся направленными вверх фотоаппаратами и видеокамерами, и мы нашли местечко только в отдалении, оказавшись почти прижатыми к стене дома.

– Дубленку испачкаю, – пожаловалась я.

– Ничего, это средневековая пыль, – утешил Женька.

Я сомневалась, что штукатурка сохранилась на доме со времен Средневековья, но возражать не стала.

В толпе нарастал гул – это близстоящие, видимо, услышали, как начали бить часы. До нас звон не доносился, хотя мы старательно прислушивались, никаких фигурок, естественно, мы тоже не видели, но внутри все равно поднималось радостное волнение – вот сейчас, сейчас!