Будьте готовы, Ваше высочество![сборник 2020]

На исадах

Замерзший Гешка топтался на пустой аллее в городском саду. У входа в сад в кинотеатре начался сеанс, и рупор, выставленный на улицу, послал в морозную темноту слова, звучавшие в тот момент с экрана.

В эту минуту Аня тронула его за плечо.

— Ну?! — спросил Гешка, весь подавшись к Ане, схватив ее за руку. — Ну, что он сказал?

— Ничего он не сказал, — вздохнула Аня. — Я не могла… Все народ был. Ты не сердись, Гешка… Я, знаешь, стушевалась как-то, да тут еще Плинтус, дурак, подвернулся. Явился, толстый, сопит, в руках тетрадка какая-то. Как же я при нем?

— Эх ты! А говорила: «Скажу, скажу… Раз-два — и все улажу…» Прощай! — И он, повернувшись, быстро зашагал по аллее.

— Гешка, — крикнула Аня с последней надеждой, — а как же матч завтра? Мы же твоих мальчишек без тебя завтра так наколотим! Неужели команду бросишь? Я никому не скажу, Геша!..

Но Гешка не отвечал и через минуту скрылся в темноте.

«Да, история вышла скверная, — думал Гешка, бредя по занесенным улицам Северянска. — Очень паршиво получилось. Явиться завтра на матч — это значит признаться во всем. Значит, нельзя. А не прийти — тоже позор: хорош капитан, бросил свою команду в день такого матча! Да и девочки не так уж плохо играют. Такие здоровенные тети, набьют по первое число. Ведь это просто срам на всю жизнь. Вот положение! И так и так плохо…»

Он спустился к речке. Там на катке играла музыка. Фонари освещали подметенный лед. В середине катка по гладкому льду неслись по кругу катающиеся. Тени сбегали с круга. Казалось, что весь каток вращается, мерно отсвечивая и шурша под сталью коньков. Кружится, как огромная, пущенная на полный завод граммофонная пластинка.

Гешка спустился к исадам. [1] Здесь жил старый рыбак-бакенщик, знакомый Гешки. Зимой бакенщик был караульщиком при катке, и Гешка с ним давно сдружился. Он пробрался между опрокинутыми, примерзшими к берегу лодками, заржавевшими якорями, лапы которых вросли в лед, постучался в сторожку рыбных исад.

Сторожка стояла на наклонном плоту. Осенью была убыль воды, и плот остался стоять на крутой прибрежной отмели. В сторожке все стояло боком, косо, привалившись на одну сторону. Посуда съезжала со стола. Табурет норовил уткнуться в угол. Но сторож-бобыль привык к этому. Так и жил всю зиму скособочившись.

— Здравствуй, дедушка! Я у тебя переночую. Можно? — сказал Гешка деду. — Только ты смотри ребятам не говори. У меня завтра одно дело есть на катке. Ведь мы завтра играем.

Дед лукаво погрозил Гешке согнутым пальцем:

— Чего это ты удумал? Гляди!

Попили чайку из жестяного чайника. Дед-караульщик, громко втягивая с блюдечка горячий настой далеко вперед выпяченными губами, утирая кулаком мокрые усы, ворчал:

— Э-ээ, не умеете вы, молодые нынешние, чай пить как следует! Что ты как про себя пьешь-то? Ты пей с потягом, чтобы слыхать было. А то с тобой чай пить в компании — никакой радости.

Поговорили о морозе: ничего, бывает лютей.

Гешка отогрелся у печурки и прикорнул было на покатом топчане, но сразу сполз по наклону в угол.

— Слушай, дедушка, — спросил он вдруг, — а ты б хотел, чтоб у тебя брат жил?

— А на кой он мне! — Караульщик отмахнулся. — Что толку-то — брат? Я за своего-то старшего и в рекруты ходил. А он мои сапоги новые пропил в тысячу девятьсот десятом годе. Брат, а делиться стали — он себе все позабирал… От братьев только разор был да свара… Ну, ты спи. А я пошел с колотушкой. Выходить время.

Он надевал тулуп, кряхтел:

— Эх, жизнь караульная!.. Летом огни на речке ставь, зима подойдет — ходи знай, мерзни, ночь на минутки отстукивай…