Спорим, это мальчик!

Марк

Задним числом я понимаю — лучше бы нам было сидеть на трибуне для семейных или, может, на южной трибуне, да вообще где угодно, только не у самого края поля. Там всегда кучкуются самые ярые болельщики, и там определенно не место для девчонки. Но все остальные билеты были распроданы. Сэм сказала, что ей хочется атмосферы и ярких впечатлений.

Она их получила.

Все выглядит по-другому, когда ты не в школьной форме, но Сэм Лопес в тот вечер была совсем непохожа на себя.

Когда она пришла, у главного входа уже собрался народ. Если бы не длинные светлые волосы, я вообще не узнал бы ее в толпе. Она шла какой-то особенной упругой походкой, чуть вразвалочку, смотрела по сторонам широко раскрытыми глазами с опасной полуулыбкой на лице. На ней были джинсы, кроссовки и пухлая лиловая куртка-«дутик», в которой она казалась даже еще меньше, чем обычно.

— Тут классно, — сказала она, когда я подошел к ней.

Я сказал:

— Я знал, что тебе понравится футбол.

— Дело не в футболе, — сказала она, оглядываясь. — Я чую, в воздухе пахнет агрессией.

— Не волнуйся, — успокоил я ее, — я о тебе позабочусь.

Она посмотрела на меня снизу вверх и засмеялась, чуть ли не с жалостью.

Мы заняли свои места, и к тому времени, как начался матч, я уже понял, что совершил огромную ошибку, придя сюда с девочкой. Вокруг я видел несколько знакомых лиц — разных качков и психопатов, которые всегда приходят на игру, если ожидается большая драка.

Сэм почти не смотрела на поле, все больше на болельщиков, которые орали, свистели, улюлюкали, распевали и дразнили болельщиков противника, разместившихся на северной трибуне.

Потом она тоже включилась в игру. Не прошло и нескольких минут, а она уже орала и выкрикивала обидные слова вместе с самыми отвязными. Я и сам люблю покричать на футболе, но чем больше расходилась Сэм, тем сильнее мне хотелось оказаться где-нибудь подальше отсюда — в кино, в ресторане, только бы не на футбольном матче, когда играют такие соперники.

Очень скоро другие болельщики начали обращать внимание на ненормальную американку и ее буйные выкрики.

— Давай, детка, так их! — завопил кто-то после того, как она вскочила с места и прокричала несколько отборных ругательств в адрес вражеских болельщиков.

Я шепнул ей:

— Сэм, полегче!

Она глянула на меня. Ее глаза угрожающе сверкнули.

— Какие-то проблемы, мачо? — спросила она.

Я пожал плечами и ничего не ответил.

За пять минут до конца игры неприятности начались всерьез. Противник забил гол прямо против нашей трибуны, и, пока их игроки радовались и обнимались, несколько вражеских болельщиков выбежали на поле, чтобы порадоваться вместе с ними, не больше чем в пятидесяти метрах от нас.

Некоторые из наших не стерпели, сорвались с мест и выскочили на поле, прежде чем распорядители успели их остановить.

Я повернулся к Сэм спросить, не пора ли нам уйти, и как раз успел увидеть, как она вскочила, промчалась по проходу, перемахнула через низенькую ограду и ринулась в общую свалку.

Свалка разрасталась. Все больше болельщиков выбегали на поле. Игроки ушли в раздевалку, а с дальней стороны стадиона показались десять конных полицейских в специальном снаряжении, предназначенном для разгона демонстраций и пресечения массовых беспорядков.

Что я мог сделать? Гоняться за Сэм по всему стадиону? Тащить ее силком с поля? Поздно, она уже была в самой гуще, где мелькали руки и ноги. Я решил остаться на месте. По крайней мере она будет знать, где меня найти, когда все успокоится.

Но она не собиралась возвращаться. Некоторые из болельщиков противника останавливались в нерешительности, увидев на линии фронта худенькую девочку. Это была ошибка. Они тут же получали от Сэм удар кулаком в лицо или пинок ногой в причинное место.

Когда конные полицейские вклинились между двумя группами сражающихся, многие решили, что с них хватит развлечений на сегодня, и вернулись на свои места, очень довольные, размахивая кулаками. Скоро на поле осталось человек пятьдесят, которые продолжали драться. Сэм, как теперь уже всем известно, находилась в самой гуще. Я выбежал в передний ряд, стал ее звать из-за линии распорядителей, вставших плечом к плечу, чтобы никого больше не пропускать на поле.

Слишком поздно! Кони теснили оставшихся болельщиков. Выдвинулись полицейские с собаками, сбежались журналисты. Среди ослепительных фотовспышек нарушителей хватали по одному, заламывали руки за спину и волокли в фургоны под громкие крики и вопли с трибун.

Так я в последний раз увидел Сэм в вечер нашего свидания: она шла между двумя полицейскими, каждый из которых был вдвое выше ее, фотографы щелкали, как безумные, и люди в толпе показывали на нее пальцами.

В тот вечер никто, ни среди игроков, ни среди болельщиков, не произвел такого фурора, как Сэм Лопес.