Звёздный сын Земли

ВСТРЕЧА

В это же самое утро Валентина Ивановна Гагарина в своей квартире на подмосковной станции занималась обычными домашними делами. В Москве холоднее, чем на Байконуре или в Саратове; окна были плотно закрыты, день обещал остаться облачным… Валентина Ивановна покормила малышку Галю, разбудила, умыла и усадила завтракать старшую.

Муж её улетел уже неделю назад. Накануне ночью они долго разговаривали, представляли своих крошечных дочерей выросшими, даже замужними. Целая жизнь проигрывалась в воображении.

С тех пор каждый день и час она ждала известий. И всё-таки утром опоздала включить телевизор. Сообщение о полёте было уже передано: Гагарин в космосе!

Во весь телевизионный экран встала Красная площадь с набежавшими отовсюду толпами. Люди обнимались, пели, вскидывали над головой самодельные плакаты с торопливой надписью "Гагарину — ура!". А потом крупным планом показали портрет Юрия.

— Папка! — спокойно кивнула на него Леночка, грызя яблоко и болтая ногами.

Её мать без сил опустилась на стул и обхватила ладонями разом побелевшие щёки.

Василий Фёдорович Бирюков, клушинский старожил, председатель сельского Совета, узнал о полёте из "Последних известий". Не успел собраться с мыслями, прикинуть, кто же это из Гагариных мог быть (он знал всех, начиная с деда Ивана Гагары: и сыновей, и внуков, и дядьёв, и племянников), как в дверь вошёл Алексей Иванович Гагарин. И тотчас раздался звонок из Гжатского райкома.

— Говорят, что космонавт родом из наших мест. Сейчас мы спешно устанавливаем: откуда именно? У вас по сельсоветским книгам такой не числится?

— Зачем мне в книги заглядывать? — отозвался Бирюков. — Я и так уже знаю, что он наш! И отец его сейчас тут. Передаю трубку.

Алексей Иванович, в тот день совершенно случайно заглянувший в сельсовет, к телефону подошёл, но говорить не смог: и голос перехватывало, и руки тряслись.

А ведь утро 12 апреля для него началось так обыденно! Была среда. Он подрядился плотничать на строительстве в колхозе и вышел из дому спозаранку.

Снег под Гжатском хоть и не везде сошёл, но речки надулись и разлились. Старичок перевозчик, сажая Гагарина в лодку, полюбопытствовал, в каком звании у него средний сынок. "А что?" — отозвался Алексей Иванович. "Да по радио сейчас передавали, какой-то майор Гагарин в космосе летает…" — "Нет, мой пока старший лейтенант. До майора ему ещё далеко. А за однофамильца порадуемся". Повеселевший Алексей Иванович продолжал путь. И лишь в сельсовете известие о сыне ошеломило его. Бирюков между тем кричал в телефон:

— Сейчас создадим условия! Отправим в Гжатск.

Выполнить это было не так-то просто: весенний разлив почти отрезал Клушино от Гжатска. Даже телеге не проехать.

— Тогда, — рассказывает Василий Фёдорович, — мы пригнали верховых лошадей, кое-как подсадили в седло Алексея Ивановича; он хромой, на коне плохо держится. Да и разволновался очень. Сопровождать его отправили Якова Громова; поскакали они на Затворово: крюк несколько вёрст, а иначе не пробраться. Через несколько часов Яша, запыхавшись, вернулся. "Ну, говорит, всё в порядке. Доставил. Дальше повезут на тракторе". Вот так, — торжественно добавил Василий Фёдорович, — отец космонавта узнал про полёт своего сына у нас, в Клушине, на родимой земле.

Между тем Анна Тимофеевна оставалась в Гжатске, на Ленинградской улице, всё в том же домике, сруб которого перевезли после войны из деревни. Как обычно, она топила поутру печь.

Юрий потом писал, что во время полёта думал о ней, беспокоился, сообщила ли жена что-нибудь о нём его матери.

Но едва ли Валентина Ивановна могла это сделать из Москвы: телефона в гагаринской избе не было. Да и что она стала бы сообщать, если сама целую неделю томилась неизвестностью, да и, по свидетельству Каманина, окончательный выбор космонавтов был определён лишь на космодроме.

У матери космонавта никаких предчувствий не возникало, и она ни о чём не догадывалась, пока дверь не распахнула невестка Мария, жена старшего сына Валентина.

— Да как же вы!.. Радио-то включите… Юрка наш в космосе! — И запричитала по-бабьи: — Что наделал, что наделал! Ведь двое деток у него!..

Анна Тимофеевна всегда отличалась большим присутствием духа, разумностью и самообладанием. Юрий удался в неё.

Какая буря пронеслась в её сердце, что она почувствовала и пережила при неожиданной вести, которую сообщил ей не ликующе-торжественный голос Левитана под бравурные звуки марша, а перепуганная, мало понимающая в космических делах женщина, мы допытываться не станем.

Но первое движение было — как всегда и у Юрия — действовать. Она поспешно сбросила домашнюю косынку, пригладила волосы и повязала дорожный платок.

— Я к Вале, — сказала она. — Нельзя её сейчас одну оставлять. У неё дети маленькие.

И, не подумав больше ни о ком на свете, твёрдым шагом двинулась она через весь город к железнодорожной станции.

А когда она приехала в Москву, Юрий уже невредимо опустился на саратовском поле.

И от сердца у неё отлегло…

Юрий, слегка пошатываясь, как человек, только что переживший громовой разряд, ступил на сырую комковатую землю.

Было одиннадцать часов утра. Ветрено. Он стоял среди невысоких холмов и буераков у подножия песчаного обрыва, словно срезанного лопатой, вблизи зябких кустов лесополосы — бузинных, смородинных, голых стволов акаций и клёна…

Над ним — огромной величины небо с рваными быстрыми облаками. "Небо на одного", — как говорят лётчики.

После стиснутости кабины — весь простор. После комка багрового пламени — голубизна и неподвижность. Земной рай состоял из тишины и света! Не было никаких лишних звуков. Только ветер переваливал с холма на холм да кровь шумела в ушах.

В эти первые полчаса у него было странное лицо: без улыбки. Но высветленное. Будто каждый солнечный луч дарился ему заново. Словно он не до конца ещё поверил, что стоит на твёрдой земле, вспаханной под зябь.

Светлые Юрины волосы спутались надо лбом. От великой усталости брови придавили веки. В зрачках ещё не растаяла чернота космоса…

Выпустив пятнистого телёнка потоптаться по вольной землице, Анна Акимовна Тахтарова, жена сторожа лесничества и бабушка шестилетней Риты, пошла вместе с внучкой в огород вскопать грядки, сколько успеет до обеда.

Она была повязана низко на лоб платком. Платок показался бы очень схожим с другим, который сейчас за тридевять земель от неё надевала Анна Тимофеевна Гагарина, если было б кому сравнивать! Но Анна Акимовна ничего не знала ни о матери космонавта, ни о самом космонавте, потому что за делами тоже не включила с утра радио. Зато когда внучка Рита дёрнула её за рукав, тыча куда-то в поля замаранным кулачком, Анна Акимовна выпрямила натруженную спину — и обмерла.

Недалеко от них, почитай шагов за сто, тяжело переваливаясь, двигалась диковинная фигура. Руки, ноги, туловище — всё неуклюже обтянуто толстой тканью цвета подсолнечника. На плечах шар, похожий на водолазный.

Чужак замахал рукою, Тахтарова, не отпуская внучку, с опаской подходила к нему.

Юрий тоже ещё издали приметил нерешительные фигурки. Спотыкаясь, они шли по взмокшей, недавно оттаявшей почве с пупырчатыми блюдечками позднего снега по ложбинам. Шаги их становились всё медленнее… Через минуту перед Юрием стояли две перепуганные землячки: малорослая пожилая женщина с несколько расплывшимися татарскими чертами, высоким морщинистым лбом и прищуренными глазами и маленькая девочка, одетая по-зимнему и поэтому похожая на ватную куклу.

— Свой я! Советский! — закричал Гагарин против ветра, захлебываясь им.

Тахтарова разглядела молодое лицо и взмокшие волосы из-под шлема. Чтобы успокоить её окончательно, он прибавил совсем по-газетному:

— Я лётчик-космонавт. Вернулся из космоса…

У Анны Акимовны сын Иосиф служил в армии. Она понемногу оттаяла и заулыбалась. Гагарин вспоминает эту сцену так:

"— Неужели из космоса? — не совсем уверенно спросила женщина.

— Представьте себе, да, — сказал я".

Их первые слова были случайны и беспорядочны: уже через полчаса их нельзя было припомнить с достоверностью.

…Истекло всего двадцать минут с начала полёта, а из Байконура уже поднялся самолёт "АН-12". О благополучном приземлении Каманин услышал уже в пути. Вот что он записывал в своём дневнике:

"…Аэродром в Куйбышеве. Открылась дверь самолёта, и Юрий стал спускаться. Он был в зимнем лётном шлеме и в голубом тёплом комбинезоне. За девять часов, которые прошли с момента посадки в космический корабль до этой встречи на Куйбышевском аэродроме, я так много пережил за него, что он стал для меня вторым сыном. Мы крепко обнялись и расцеловались. Со всех сторон щёлкали кино- и фотоаппараты, толпа всё росла, была опасность большой давки; Юрий, хотя и улыбался, выглядел очень уставшим (мне показалось, что эта усталость от полёта, а не от встречи, как уверяли многие). Необходимо было прекратить объятия и восторги. Я попросил Юрия сесть в машину…"

Но ещё раньше о порядке позаботился на правах хозяина генерал Стученко. Его сопровождали местные власти: первый секретарь обкома Мурысев и председатель облисполкома Токарев.

Вид спускавшегося человека на мгновение озадачил. Неосознанно для себя генерал ожидал встретить героя обликом посолиднее, пошире в плечах, поважнее лицом… А к нему сбегал по трапу в измятом голубом комбинезоне стройный юноша с немного растерянной улыбкой.

Генерал взял под козырёк, поздравил с завершением полёта и с присвоением нового воинского звания. Но официальные слова как-то сами собою потерялись; Гагарин и на генерала смотрел с тем же трогательным выражением блаженства и ошеломления. Мгновенно расчувствовавшийся генерал сгрёб Юрия в охапку.

И только затем он перешёл в объятия Каманина и Титова. Гагарин так вспоминает свой первый разговор с Германом:

"— Доволен? — спросил он меня.

— Очень, — ответил я, — ты будешь так же доволен в следующий раз…"

Потом их всех увезли на дачу, где Гагарин мог передохнуть. Дача была трёхэтажная, на высоком обрыве, с видом на противоположный берег, где леса за Волгой уходили так далеко, что казались синим морем… Юрий погулял по окрестностям и даже сыграл в бильярд.

За обедом все жадно его расспрашивали. Он отвечал охотно, но сбивчиво; воспоминания не устоялись ещё и теснили друг друга. Землю он называл, как помнится Андрею Тимофеевичу Стученко, по-чкаловски: "земным шариком"…

— А что, если послать самолёт в Москву за твоей женой? Пусть она побудет здесь, и в Москву полетите вместе, — предложил генерал Стученко после обеда. Ему очень хотелось сделать что-нибудь особо приятное для Юрия.

Гагарин на мгновение задумался, потом покачал головой.

— Пожалуй, не стоит. Ведь Валентина сейчас кормит грудью ребёнка. Устанет, разволнуется, может молоко пропасть.

Андрей Тимофеевич, подумав, согласился с ним:

— Это верно. Пусть попривыкнет к мысли, что всё благополучно. Тогда и встреча у вас будет более лёгкой.

В тот же день генерал дал команду сшить для Юрия Гагарина новый парадный мундир. Срок исполнения заказа у портных был самый сжатый. Но работали они вдохновенно, забыв о времени, сутки напролёт не выходили из ателье. И наградой мастерам стала благодарная улыбка Гагарина. Он взял лист чистой бумаги и написал: "Благодарю за работу. Ю. Гагарин". Он ценил всякий труд.