Майкопский «Негус»

X

Осенью из Центра пришло «Негусу» распоряжение — съездить по возможности скорее на Кубань и недалеко от района своей высадки присмотреть пару хороших площадок для приема самолетов. Ехать предписывалось через Сочи. Там на вокзале надо было быть в определенный час — возможно, для корректировки задания. Дан был пароль: «Не нужна хорошая квартира? Возьму недорого, только баб не водить». Отзыв: «Меня как раз бабы интересуют». Указывалось время встречи — основное и запасное, на всякий случай. Если никто не подойдет, следовать намеченным маршрутом.

...Николай не знал, страховал ли кто-нибудь майора в этой поездке. Чекист, разумеется, был в штатском, причем он как-то неуловимо изменился. Лицо стало плутоватым. В речи усилился польский акцент, под рубашкой у него Николай заметил нательный крест. На тот случай, если некто подойдет в присутствии Афанасия Никитича и потребует познакомить — сказать про майора, что это «полезный человек», который все может купить, продать и достать. А остальное, мол, сам о себе расскажет. Но, сказано было Николаю, вероятность такого оборота дела ничтожно мала, видимо, на него хотят посмотреть. Николай сам сообразил, что майора, наверное, планируют со временем ввести в какую-то игру...

Но не знал Николай, что вызов его на Кубань оказался весьма своевременным (с точки зрения советской контрразведки) совсем по другой причине. Шла радиоигра, в которой участвовал захваченный чекистами агент НТС Кравец. (Под фамилией Сорокин он был заброшен в СССР британской разведкой.) По ходу игры потребовалось сообщить на Запад о том, что при задержании покончил с собой напарник Кравца — Данилов. Ничего этого Шурко знать не полагалось, он лишь после возвращения с Кубани добавил к сообщению о выбранных площадках сведения о самоубийстве шпиона. Слухи об этом ходят среди местного населения, передавал в Центр «Негус».

И еще Центр запросил сведения о том «поляке», с которым «Негус» был в Сочи. Значит, кто-то там не только видел Николая, но и расслышал акцент в речи Афанасия Никитича. «Негус» отстучал продиктованный ему текст о человеке, который может все купить, достать и продать. Центр запросил о возможности привлечения «поляка» к работе. «Негус» ответил отрицательно, высказав мнение, что у этого человека нет никакой идеологии и, кроме денег, он ничего не уважает. Центр посоветовал не выпускать «поляка» из поля зрения и потихоньку прикармливать. Возможно, использовать его способности доставалы для устройства явочных квартир.

Судя по реакции — а судили о ней опытные люди, — Центр невысоко оценил разведданные «Негуса» о советской авиации. (Разумеется, это тоже входило в расчеты полковника Метукова.) Николаю было предписано перейти на более редкие сеансы радиосвязи, но регулярно слушать «Свободную Россию».

Донесения о выявленных Николаем подпольных антисоветских организациях, о завербованных им агентах (действовать только от имени НТС, не называя американцев!), компрометирующие материалы о преданных Советской власти партийных, советских и хозяйственных работниках предписывалось посылать в конспиративных письмах. Напомнили Николаю, что письма надо опускать в ящик не где попало, а поблизости от мнимого адресата. Скажем, на улице возле «Экспортлеса» опустил он в ящик письмо, направленное якобы этой организацией неведомому господину Нильсену в Норвегию. Там поперек строк невинного делового текста он должен был написать специальным составом свое донесение. А о получении письма его уведомляла «Свободная Россия».

Снято было с Николая задание собирать сведения о «ненадежных для режима» воинских частях. Видимо, даже до тех, кто планировал работу «Негуса», «Графа» и других шпионов, дошло, что армия полностью поддерживает Советское правительство. Возможно, к этому выводу их подтолкнули совместные действия партийного и военного руководства в устранении Берии. Николаю было приказано сосредоточиться на устройстве надежных явок и подготовке к приему «офицеров революции». Повторен был и пароль, с которым к «Полю» должен был обратиться посланец Околовича: «Кажется, мы учились с вами в техникуме в Калинине?» Отзыв: «Нет, вы ошибаетесь, наверное, это был мой брат».

...Чем дальше, тем нетерпеливее думал Николай о развязке. Должна же она наступить: суд или как это у них называется. И метельным февральским днем тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года она наступила. В который уже раз предстал он перед следователями — в тот день были все трое: Бунин, Бывалов и Курган (о существовании полковника Метукова он и не ведал).

Михаил Андреевич Бунин раскрыл на закладке толстое дело:

— Напомню вам, Шурко, одно место из ваших показаний. Так сказать, еще прошлогодних... Ага, вот протокол допроса 11 мая 1953 года. Вас спросили: «Вы намерены были выполнять полученные задания?» Ваш ответ: «Нас обрабатывали в антисоветском духе, у меня сложилось убеждение, что Советское правительство ведет неправильную внутреннюю и внешнюю политику. Я имел намерение выполнять задания американцев и НТС, однако, если бы на основе советской действительности я бы убедился в лживости антисоветской обработки, я бы не стал выполнять задания и явился бы с повинной». Вспоминаете?

Николай пожал плечами: «Точно не помню, какого числа, но вроде говорил...»

— Если бы сейчас вам был задан тот же вопрос, вы бы так же на него ответили? — спросил подполковник Бывалов. — Не торопитесь, подумайте.

— Да я уже думал, — угрюмо ответил Николай. — Время, вы извините, у меня было, чтобы всю свою жизнь много раз продумать. Глупо так все получилось...

— Ладно, — подполковник Бунин раскрыл другую папку. — Мы пригласили вас не для того, чтобы душу травить. Вот прочтите этот документ.

Строчки запрыгали перед глазами Николая: «...Принимая во внимание, что с помощью Шурко Н. К. можно создать условия для захвата других агентов и эмиссаров, проводить мероприятия по внедрению агентуры МВД в разведорганы противника, а также учитывая, что Шурко Н. К. дал на следствии откровенные показания о своей преступной работе, назвал всех известных ему агентов иностранных разведок, выдал коды, шифры, пароли. ПОСТАНОВЛЯЮ: следствие производством прекратить, следственное дело сдать на хранение в архив, арестованного Шурко, он же Груша Николай Иванович, из-под стражи освободить... 10 февраля 1954 года».

— Сначала поживите в Верее, — как сквозь вату донеслись до него слова майора Кургана, — потом есть смысл перебраться в Москву. И они ставили такую задачу, и с нами удобнее связь держать. Мало ли что может быть...

Видимо, Николай сильно побледнел, потому что майор вдруг замолк и стал наливать ему воды из графина.

А потом в комнату ввели Михаила Кулеминова. Он тоже был освобожден. «Негус» и «Граф», иначе говоря «Поль» и «Боб», а вернее Николай и Михаил впервые увидели друг друга после ареста.

Чекисты велели Кулеминову поселиться в Клину. Это совпадало с видами НТС на «Графа» — искусный радист, но явно неспособный пропагандист должен был сосредоточиться на технике. Вспомнили слова Околовича о раздельной подготовке радистов и пропагандистов. «Свободная Россия» недавно напомнила «Графу» об этом. Видимо, в «закрытом секторе» беспокоились, не впадет ли Михаил в амбицию из-за того, что к нему вскоре прибудет резидент, которому «Граф» должен будет подчиняться как исполнитель-радист. На это Михаил отстучал тщательно составленный майором Курганом текст, из которого следовало: «Граф» («Боб») рад будет снять с себя бремя идеологической ответственности и с радостью станет выполнять ясные приказы. Однако подготовка явок — дело сложное, документы стоят очень дорого, и денег не хватает». Он просил также разрешения съездить в Калужскую область, в Людиново — одним глазком взглянуть на родные места. Центр строжайше запретил ему это, денег обещал вскорости подбросить с прибывающим эмиссаром. Кроме того, «Бобу» не рекомендовалось встречаться и даже переписываться с «Полем».

— Надо пойти навстречу пожеланиям Околовича, — смеясь, говорил майор Курган. — Видно, Николая энтээсовцы берегут для больших дел. Так что, мужики, придется вам пока держать связь через меня. И разъезжаться придется по одному.

— Ничего не попишешь, — вздохнул Николай. — Пес их знает, чего они придумают, кого заслали, кто наблюдает. Как вон, помните тогда, в Сочи...

— Стоп, стоп, стоп! — прервал его Афанасий Никитич. — Первая ошибка. Михаилу про Сочи знать не нужно. Не потому, что мы ему не доверяем, а потому, что, как говорится, береженого бог бережет. Мало ли какая может случиться утечка. Отсюда один из основных законов разведки — информация не должна выходить за пределы того круга лиц, которым она нужна для дела.

И видя огорченные лица «майкопской парочки», добавил:

— Ничего, не вечно же все это будет. Еще увидитесь.