Я знаю о времени всё

— Думаю, завтра утром, — поклонился я мадемуазель и вдруг почувствовал, как мое сердце радостно забилось.

«Завтра! Завтра я увижу ее снова».

Эта мысль придала мне уверенности, и, когда моя прекрасная посетительница была уже на пороге, я окликнул ее:

— Как вас зовут, мадемуазель? Могу ли я надеяться на то, что когда-нибудь вы научите меня танцевать?

— Диана де Пуатье, — просияла она улыбкой и, не сказав ничего больше, скрылась за дверью.

На следующий день мадемуазель Диана пришла к открытию лавки. У нее было много поручений в городе, она спешила, но мне удалось задержать ее на целых двадцать минут. И хотя Диана все время смотрела на часы и волновалась, я чувствовал, что ей нравится говорить со мной. У мадемуазель был приятный голос, а легкий французский акцент придавал ее речи особый шарм. Я слушал ее, затаив дыхание.

История Дианы оказалась печальной. Вся ее семья умерла от эпидемии, и мадемуазель осталась совсем одна. Выдержав траур и оплакав родных, она покинула Францию. Ее выбор внезапно пал на Австралию. Диана приехала сюда в качестве гувернантки для юной и весьма болезненной особы. Когда она прибыла на место, девушка была уже при смерти, а через несколько дней скончалась. Мадемуазель тяжело переживала случившееся. Увидев объявление о наборе преподавателей в колледж Эпплъярд, она сразу же поспешила на беседу с хозяйкой. Ей не терпелось чем-то занять себя, чтобы отвлечься от грустных мыслей. Невзирая на строгие правила, Диана полюбила новую работу и с большой теплотой отзывалась о коллегах и ученицах.

Я внимал каждому ее слову и удивлялся, сколько в ней силы и жизнелюбия. Мадемуазель сумела остаться светлым человеком, несмотря на все беды и скорби, выпавшие на ее долю, чем поразила меня до глубины души.

— Позвольте увидеть вас снова, — попросил я, когда Диана собралась уходить, и поцеловал ее руку в черной кружевной перчатке. — Позвольте еще раз украсть ваши драгоценные минуты. Обещаю, когда-нибудь я верну их вам с лихвой.

— Правду говорят, что часовщики владеют временем, — рассмеялась Диана, и ее щеки порозовели.

— Даже не сомневайтесь, — ответил я.

Мы простились с ней на крыльце на виду у прохожих и сгорающих от любопытства извозчиков. Я долго смотрел ей вслед, любуясь ее сияющими на солнце каштановыми волосами, которые в этот раз были распущены.

— Как это скучно! — усмехнулся стоящий неподалеку булочник, с наслаждением затянувшись сигаретой, — такая красавица — и учительница!

— Ничего вы не понимаете, мистер Уолден! — с улыбкой сказал я, радуясь тому, что могу говорить о Диане. — Эта девушка — настоящий ангел.

Булочник молча покачал головой, а я, довольный собой и абсолютно счастливый, отправился работать. Мне предстояло вернуть к жизни музыкальные часы пожилого господина, который каждый день обедал в кафе напротив. Напряженная мысль, пара деталей, несколько точных движений — и среди нестройного тиканья часовых механизмов зазвучала дивная французская мелодия. Это был «Лебедь» Сен-Санса. Сердце мое сладко заныло. Похоже, я без памяти влюбился в мадемуазель Диану де Пуатье.

Я стал писать Диане почти каждый день. Хвала небесам, в их колледже не запрещали личную переписку. И пусть в моих письмах не было ничего предосудительного, я боялся навредить ее репутации. Конечно, я не ждал, что Диана станет отвечать на каждое мое послание, но был уверен: она испытывала ко мне нежные чувства.

«Мне приятно Ваше внимание, Луи, — как-то написала она, — и я благодарю Бога за то, что встретила Вас. Вы вдохнули жизнь в мои серые будни».

Виделись мы редко. В посещении колледжа мне было отказано — входить на территорию разрешалось только родственникам учениц и преподавателей. По воскресеньям я приходил к воротам и долго смотрел сквозь решетчатую калитку в надежде увидеть Диану, но не видел никого, кроме кучера и садовника. Изредка вдалеке я мог рассмотреть фигуры девушек в белых платьях, но моей мадемуазель среди них не было.

Единственным утешением для меня стали короткие встречи в Бендиго. Приезжая по делам в город, Диана посещала мою лавку, и мы разговаривали с ней, а чаще всего просто молчали, глядя друг другу в глаза. Я держал ее за руки, она улыбалась. Иногда наши губы оказывались так близко, что я чувствовал дыхание Дианы, и единственным желанием было поцеловать ее, но в сокровенный момент она всегда смущенно отворачивалась и, взглянув на часы, начинала прощаться.

— Простите, месье, у меня мало времени, — шептала она, а я, потерянный и безумный, каждый раз отпускал ее и сгорал от любви, лихорадочно считая минуты до следующей встречи.

Чтобы не сойти с ума от нахлынувшей страсти, я с головой окунулся в работу. Часы — эти многоликие хранители времени — стали для меня спасением. Я практически не отдыхал. Чтобы не сидеть без дела, я стал брать в два раза больше заказов, обновил ассортимент в лавке и выписал из Франции новые часики для Дианы. Поначалу я хотел выбрать самые модные и дорогие часы во всей Европе, но, немного подумав, решил, что моя мадемуазель не оценит такого порыва. Диана была простой и скромной девушкой, хотя и обладала исключительным вкусом. Поэтому я заказал ей изящные, но очень добротные часы.

«Дорогая Диана, — я приложил к подарку записку, — эти часы никогда не остановятся, как и моя любовь к вам».

— Ты вызвал время на дуэль? — спросил однажды отец, долго наблюдавший за мной со стороны и не решавшийся начать разговор о переменах в моей жизни. Мы сидели у него в мастерской и проводили эксперименты над часами. — Сдается мне, оно побеждает.

Я лишь угрюмо покачал головой и развел руками.

— Диана постоянно смотрит на часы! — произнес я и не узнал своего голоса. — Как будто это она часовщик, а не я! Она ни на минуту не принадлежит себе, и это меня ранит. Она чересчур добра и благородна, чтобы нарушить предписанные правила и выйти за рамки своих обязательств. Но клянусь тебе, я сделаю все, чтобы отвоевать эту девушку у беспощадного времени. Я слишком люблю ее, отец.

В глазах у отца стояли слезы. Он всегда был чувствительным человеком.

— Благодарю тебя, Всевышний, мой сын повзрослел, — тихо сказал он и поправил стрелку на циферблате.

24 декабря 1899 года

Приближалось Рождество. Декабрьское солнце нещадно палило. Даже по утрам в Бендиго и его окрестностях стояла невыносимая духота. Горячий воздух кружил голову, с полей тянуло терпким ароматом высохших трав.

В Сочельник я встал пораньше и отправился в цветочную лавку, чтобы успеть к привозу. Мне хотелось выбрать для Дианы самые лучшие, самые свежие цветы. На все деньги, что у меня были в бумажнике, я купил огромную охапку бордовых роз. На их нежных лепестках блестели капельки росы. Расплатившись с цветочником, я тотчас отправил букет в колледж Эпплъярд, наказав посыльному по возможности доставить его мадемуазель де Пуатье лично в руки. Улыбка не сходила с моего лица. Я представил, как обрадуется Диана, увидев цветы, как будут гореть ее глаза в эту минуту.

Не прошло и двух часов, как мальчишка посыльный вернулся ко мне с цветами. Он был напуган и не мог толком ничего объяснить. Единственное, что я понял из его рассказа: когда он попытался вручить Диане цветы, их увидела хозяйка колледжа миссис Эпплъярд и приказала вернуть букет. Я был в негодовании. Что это за колледж, где запрещено принимать цветы от того, кого любишь? Что за монастырские правила? Я тотчас решил отправиться туда и просить аудиенции у миссис Эпплъярд, чтобы получить разрешение бывать у Дианы в качестве ее жениха. Но в этот момент распахнулась дверь, и на пороге возникла моя мадемуазель. Она тайком вырвалась в город, чтобы повидать меня и объясниться. Запыхавшаяся, с заплаканным лицом и выбившимися из-под шляпки локонами, она бросилась ко мне навстречу, и я взял ее за руки.

— Простите, Луи, что заставила вас волноваться, — сказала она. — Ваши розы восхитительны, просто… Миссис Эпплъярд — женщина строгих нравов, она очень властная и требовательная, все ее приказы должны беспрекословно выполняться. Простите, что так вышло…

— Что вы, Диана! — я взял ее лицо в свои ладони. — Это вы меня простите за то, что подверг вас осуждению со стороны хозяйки. Но поймите, я не мог поступить иначе. Я люблю вас, Диана! Я не могу без вас жить. Прошу вас, станьте моей женой. Для чего вам терпеть все эти строгости и быть вечной заложницей времени и правил? Вы ни в чем не будете нуждаться. Я сделаю все, чтобы вы были счастливы.

Услышав мое признание, Диана улыбнулась, и морщина, залегшая у нее на лбу, разгладилась. Отливающие золотом карие глаза блестели от слез.

— Поймите и вы меня, Луи. Вся моя прежняя жизнь, как страшный сон. Я осталась одна в целом мире. Теперь же, имея работу, видя благодарные глаза своих учениц, я словно родилась заново, я окрепла. И мне хотелось бы окрепнуть еще сильнее, отрастить крылья, чтобы быть хоть сколько-нибудь достойной того счастья, что вы мне предлагаете.

— Что за глупости, Диана! — воскликнул я. — Наши крылья — это любовь, а любовь не считает, сколько минут осталось до конца урока. Она просто течет и никогда не прекращается. Как время. Как сама вечность.

— Луи, у вас слишком предвзятое отношение ко времени, — сказала Диана, сжав мою руку. Даже сквозь перчатку я чувствовал, как дрожат ее пальцы. — Оно дано нам лишь для того, чтобы мы не потерялись в потоке суеты.

— Если бы я не был часовщиком, дорогая, я бы мог вам ответить, что вы заблуждаетесь, но, кажется, вы бесконечно правы…

— Скоро, Луи, совсем скоро я отвечу на ваше предложение, обещаю вам, — тихо проговорила Диана, глядя мне в глаза. — А теперь мне пора.

И она снова ушла.

Январь 1900 года

По желанию миссис Эпплъярд рождественские каникулы Диана провела в колледже, хотя преподаватели имели право распоряжаться личным временем так, как считали нужным. Не знаю, было ли это связано со мной или просто оказалось очередным капризом директрисы, желающей держать все под контролем, но я не видел свою мадемуазель почти две недели. И только в последний день каникул она появилась в моей лавке — свежая, улыбчивая и невероятно притягательная, словно весенний цветок.

— Я пришла подарить вам свои драгоценные минуты, — сказала Диана. — В нашем распоряжении целый день.

Это был лучший день в моей жизни. Мы с Дианой разговаривали, ели пирожные, гуляли по улочкам Бендиго, много шутили и смеялись. А еще она учила меня танцевать. И пусть музыкальным сопровождением нам служила мелодия из выставленных на продажу швейцарских часов, это было незабываемо.

— Вы прекрасно чувствуете ритм, Луи! — похвалила меня Диана, внимательно наблюдая за моими неуклюжими па.

— L’amour apprend aux âns à danser(2), — усмехнулся я. — Народная мудрость.

Диана рассмеялась. Она подняла мою руку, покружилась и прильнула ко мне, едва ощутимо коснувшись губами моей щеки. Я заметил, что за весь день Диана ни разу не взглянула на часы. Похоже, она забыла об их существовании и полностью разделяла мою теорию.

— Моя мать была простой деревенской женщиной и очень любила французские поговорки, — сказала Диана, отдышавшись после танца. — Tout passe, tout casse, tout lasse(3), часто повторяла она. Кажется, это по вашей части?