Жизнь на кончиках пальцев — 2

Глава девятая

— Давай ручку и не мешай маме, — крестная Жанны поманила к себе девочку. — Сейчас отправимся на бульвар! Я хочу купить тебе куклу ко дню рождения. И ты сама выберешь её! Ведь совсем скоро твой первый юбилей! Пять лет — это такая дата.

Жанна, вопросительно посмотрев на маму, получив в ответ кивок и улыбку, подошла к крестной. Вскоре на двери звякнул колокольчик, оповестивший о том, что девочка и пожилая дама покинули кафе.

Маша сидела на высоком табурете за стойкой и разбиралась в платёжных документах. Нужно все держать под контролем. Знать, когда и где сделаны закупки, когда придет день расчетов с поставщиками.

Прошло три года с того дня, когда владелица кондитерской, взохнув от необходимости смириться с неизбежным, подозвала Машу к себе:

— С завтрашнего дня в кафе будет новая официантка.

— Хорошо, — кивнула Маша. — Я освобожу комнату, когда вы скажете.

— Вот ведь дурочка, — замахала руками хозяйка. — Да ты никак решила, что я тебя выгоняю?!

Маша снова кивнула в ответ. Да и какие выводы она могла сделать, услышав, что на её место берут другую девушку?

— Нет, — покачала головой крестная Жанны. — Ты остаешься. Только теперь у тебя будут другие обязанности.

— Какие? — уточнила.

— Будешь делать то, чем до сих пор занималась я. Вести документацию и бухгалтерию. Наблюдать за персоналом и порядком, — добавила, увидев сомнение в глазах Маши: — Ты справишься! Я знаю.

— Хорошо, я попробую.

— Нечего тут пробовать! — отмела возражения владелица кафе. — Завтра с утра приступим. Я объясню, что и как, а дальше — сама.

Буквально за неделю Маша поняла, в чем станет заключаться её работа и теперь на высоком табурете, обложенная гроссбухами и накладными, с самого утра сидела она, а не состарившаяся и ставшая рассеянной хозяйка кафе.

Крестная Жанны осталась довольна своим выбором. Крохотная кондитерская стала приносить больший доход. Впрочем, вдаваться в детали и любопытничать, как Маше это удалось, она не стала.

Маша, сделав очередную запись в книге учета поставок, подумала о том, что нужно увеличить заказ на следующий месяц. Как ни странно, но в конце июля от посетителей не было отбоя. А это значит, что процент от выручки, который хозяйка плюсовала к её жалованию, будет больше. И можно выбрать для дочери дорогой подарок.

«Интересно, какую куклу выберет Жанна?» — подумала, отвлекаясь от цифр. — «Балует её крестная. Словно собственную внучку», — услышала, как снова звякнул колокольчик, и посмотрела на дверь, ожидая первых утренних посетителей.

В кафе, крепко держа за руку крестницу, вошла владелица кафе. Её лицо побелело от страха.

Маша, выбежав из-за стойки, подхватила дочь на руки:

— Что-то случилось? Жанна чего-то испугалась? — в том, что девочка здорова, она была уверена.

— Мы все испугались, — вздохнула хозяйка. — И будем пугаться все сильнее день ото дня.

— Да что произошло?!

— Правительство Франции объявило о капитуляции, — в глазах пожилой женщины блеснули слёзы. — Немецкие танки крошат мостовые Парижа.

— И что же теперь будет? — Маша прижала к себе дочь.

— Не знаю я, Мари. Не знаю! — женщина заплакала. * * *

Через год, уже после начала массового вывоза французов в трудовые лагеря Германии, однажды вечером Маша сообщила хозяйке, что им с дочерью нужно бежать.

— Да что же ты удумала?! — недоумевала крестная Жанны. — Куда бежать с маленьким ребенком на руках?!

— У нас нет выбора, — Маша плотно сжала губы. — Не забывайте, что мы — русские. Немцы ненавидят нас так же сильно, как евреев и цыган. Единственное место, где мы можем укрыться и принести пользу Сопротивлению — партизанский отряд.

— Я давно подозревала, что ты вступила в ряды Сопротивления, — владелица кафе смотрела мимо Маши подслеповатыми глазами. — Не стану сейчас обсуждать хорошо это или плохо. И ты, решив бороться за свободу нашей любимой Франции, заслуживаешь уважения. Но Жанна! Она еще ребенок! Не место шестилетней девочке среди маки!

— У нас нет выбора! — повторила Маша.

— Есть. Оставь девочку со мной! — предложила крестная Жанны. — Мы переждем страшные времена. Война не может затянуться надолго!

Мария прекрасно понимала, что хозяйка кафе права. Что скрываться и принимать участие в боевых операциях, когда у тебя на руках шестилетний ребенок, станет на порядок сложнее.

— Давайте поднимемся ко мне, — предложила, — я уложу дочь спать.

Хозяйка кивнула и пошла верх по скрипучей лестнице вслед за Машей.

Ближе к полуночи, когда Жанна крепко спала, мать поцеловала её в лоб и указала на картину, висевшую на стене:

— Сберегите мою девочку и портрет моей бабушки. Это все, что есть для меня ценного в этом мире, — и вышла в ночь, оставив Жанну и её крестную одних. * * *

— Где мама? — полюбопытствовала девочка утром.

— Она ненадолго уехала, — хозяйка кафе не хотела пугать ребенка. — А пока её нет, ты поживешь вместе со мной, в моей квартире. Хорошо?

— Хорошо, — кивнула девочка.

— Тогда, давай соберем твои платья и станем перебираться.

Уложив в принесенную коробку одежду, крестная Жанны подошла к стене и сняла картину.

— Кто это? — полюбопытствовала малышка.

— Твоя прабабушка.

— Я как её зовут? — не унималась девочка.

— Я не знаю, — ответила хозяйка кафе, — вот скоро вернется мама, у неё и спросим. * * *

В Париж Маша вернулась только в конце лета сорок третьего года. Уже после того, как американские войска и дивизия Леклерка, вместе с бойцами отряда Сопротивления освободили столицу Франции.

Мария бежала по узкой улочке Монмартра. Еще совсем немного, еще несколько метров и из-за угла покажется кафе, где она проработала всю жизнь. Где в тесной комнатке мансарды родила дочь. Где оставила свою малышку на попечении её крестной.

Сердце колотилось так, что казалось, еще мгновение и выскочит из груди.

Маша замедлила шаги. Постаралась отдышаться. Не нужно пугать дочь, с которой они не виделись три года.

«Какая она стала, моя девочка?» — Мария толкнула дверь. Радостно зазвенел колокольчик. Мать Жаны переступила порог кафе-кондитерской… * * *

— Прости меня, Мари, прости! — из подслеповатых глаз, окруженных сеткой морщин, по дряблым щекам пожилой женщины катились слёзы. — Я не успела спрятать девочку, когда пришел её отец!

— Куда Дювье увез моего ребенка?! — хозяйка кафе в один момент поняла, что перед нею женщина с изменившимся за годы войны характером. Резкая, волевая, привыкшая командовать и подчинять.

— Я пыталась его остановить! — крестная Жанны словно не услышала вопроса. — Я пыталась воззвать к его отцовским чувствам! Но он только рассмеялся в ответ! Сказал, что Жаннетта не может быть его дочерью! Что она русское отродье! И что для таких, как она, приготовлено место в Аушвице, где их негодная кровь послужит доблестным германским воинам.

Мария не заметила, как вслед за нею в кондитерскую вошел высокий худощавый мужчина, одетый в военную форму, и встал у неё за спиной.

Услышав последние слова владелицы кафе, мужчина положил руку на плечо Марии:

— Мы найдем твою дочь. Я обещаю.

— Мари, кто это? — крестная Жанны подслеповато сощурилась, вглядываясь в лицо военного.

— Это мой муж, — ответила просто. — Мы познакомились в партизанском отряде и вместе воевали все эти годы, — подняла голову и взглянула на мужчину:

— Но как же мы её найдём, Поль? Аушвиц находится в Польше, которая все еще под оккупацией гитлеровцев! Да и сведения об этом концлагере таковы, что оставляют очень мало надежды на то, что Жанна жива!

— Жива! — уверено ответил Поль. — В её венах твоя кровь! А такие как ты не сдаются и не умирают так просто!* * *

Первый украинский фронт под командованием Маршала Советского Союза Конева двадцать седьмого января сорок пятого года освободил лагерь Аушвиц, унесший десятки тысяч жизней маленьких пленников.

Через три дня после освобождения Мария и Поль были на территории лагеря. Узнав, кто они и с какой целью прибыли, коренастый военный в чине подполковника, внешний облик которого свидетельствовал о его славянском происхождении, отвел их в барак, где содержались девочки.

Пленницы, возрастом от пяти до пятнадцати лет, уже переодетые в теплые шерстяные рубахи и кальсоны, входившие в обмундирование командного состава армии освободителей, все еще кутались в замызганные рваные полосатые халаты. Словно не могли поверить до конца, что кошмар в их жизнях закончился.

Мария сразу выхватила взглядом одну из девочек, испуганно жавшихся друг к другу. Это была её дочь! Её малышка!

— Жаннетта, иди сюда, — обратилась к дочери на французском. Протянула руки, опустившись на колени. — Это я. Твоя мама. Ты меня узнаешь?

— Петит маман? — девочка сделала несколько робких шагов навстречу матери. Её запавшие, но такие же синие, как и у Марии глаза, вспыхнули огнем узнавания. Она обхватила тонкими, как палочки, руками шею все так же стоящей на коленях на бетонном полу женщины. Грязный рукав отвратительно робы задрался, обнажив предплечье, на внутренней стороне которого Маша увидела вытатуированный номер. * * *

— Мари, останься! — умоляла хозяйка кафе. — Вы можете жить в моей квартире, а переберусь в комнату рядом! Ты возродишь нашу кондитерскую, ведь у тебя просто талант вести дела! А я буду гулять с Жаннеттой на бульварах. Девочке так нужен свежий воздух родного дома и хорошее питание!

— Я не могу, — Маша, с сожалением о том, что вынуждена отказывать, покачала головой. — Есть еще много незавершенных дел.

— Да какие могут быть дела?! — не понимала пожилая женщина. — Война закончилась! Гитлер подох! Его империя пала! Самое время восстанавливать разрушенные судьбы и радоваться жизни!

— Есть в мире еще много тех, кому рано или поздно захочется повторить преступления нацистов, — вступил в разговор Поль. — И наша задача не допустить подобного.

— Ты хочешь сказать, что вы возвращаетесь в армию? — в глазах стареющей мадам блеснул испуг. — А как же Жанна? Как моя крестница?

— Нет, — Маша сжала ладонь хозяйки кафе. — Теперь дело сохранения мира и безопасности переходит в другое ведомство.

Крестная Жанны поняла, что дальнейшие вопросы вряд ли получат ответы.

— И куда вы теперь? — отважилась на последний вопрос.

— Сейчас — в Нормандию! — снова перехватил нить разговора Поль. — Там мы останемся на какое-то время. Жанна осенью будет отправлена обучаться в одну из нейтральных стран. Куда — это решит наше руководство. Это все, о чем я могу сейчас сказать.

— Я понимаю, — закивала хозяйка кафе. — Я понимаю, — повторила, хотя не поняла совершено ничего, — встрепенулась: — А как же картина?! Я ведь её сохранила.

Маша смутилась, зная, что будет выглядеть не лучшим образом:

— Мы, собственно, и зашли, чтобы попрощаться и забрать картину.

— Ну так идемте, — женщина тяжело поднялась со стула. — Она в моей квартире. Боюсь, что сама снять уже не смогу.

Владелица кондитерской смотрела, как Мария бережно укладывает полотно, вынутое из рамы, в кожаный тубус: