Путь Стратега 4. РеалРТС

По всему остальному периметру продолжалось столкновение. Из мгновенного удара оно превратилось в тягостное для обеих сторон давление. Кавалерия не могла разорвать нашу оборону, мы не могли отбросить ее. Кони толкались, пугались, ярились. Всадники орудовали копьям, выпускали все до единой стрелы, брались за мечи, булавы и топоры. По ним в ответ стреляли с башен, летели дротики, камни, все что только мы могли использовать.

“Держите! Бейте их! Бейте, чего бы вам это ни стоило!” — Обратился я к центрурии Шестнадцатого, напротив которых вражеская конница перевернула одну и почти перевернула другую повозку.

Легионерам пришлось бросаться в отчаянную контратаку. Лезть по шатким, ходящиям ходуном под натиском шаддинцев укреплениям, чтобы буквально повиснуть на атакующих. Я отправил им в помощь центурию ударной когорты из резерва.

Разила сталь, пыль постепенно обволакивала наш полевой лагерь. Ее едкие, легкие облачка, словно пороховой дым затягивали все вокруг. Пыль, крики, давка, мешанина людей и лошадей. Настиск… захлебывался. Кони спотыкались, некоторые неудачно попадали ногами в ямы, другие ошалели от боли. Из грозной, целеустремленной силы они превратились в напуганных или взбесившихся животных. Кусали друг друга и людей, попадавшихся на пути, пытались лягаться, но места не хватало. В дребезжащем звуке их ржания слышались страх, безумие и отчаяние.

Келим начал отводить кавалерию.

Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, конная лавина мелкими ручейками утекала обратно в степь. Там под прикрытием лёгких всадников ждали всё те же караваны верблюдов с новыми стрелами. Слуги привели для некоторых катафрактариев сменных лошадей.

"Пленных брать!" — приказал я.

Попались и не смогли выбраться те, кто угодил в карман-ловушку. Тесно набившихся туда всадников можно было брать голыми руками. Таким образом мы захватили семь катафрактариев, десять тяжелых и пятнадцать легких саваран. Еще где-то два десятка всадников в ловушке погибли или были смертельно ранены. Сотни шаддинских воинов остались лежать вокруг нашего периметра. Убитые стрелами, дротиками, снарядами скорпионов или камнями, упавшие с лошадей и растоптанные своими же товарищами. Некоторые боевые кони выжили несмотря на сломанные ноги и другие раны. Они полулёжа, подняв в небо влажные глаза издавали жалобные стоны, от которых у любого кочевника, наверное, сердце обливалось кровью. Ещё недавно прекрасные, могучие, окружённые почетом, любовью и заботой, они теперь были брошены и не понимали за что. Как и грифон Огонек кони не знали что такое война, тактика и стратегический замысел хозяев. Они звали на помощь, но никто не рискнет к ним приблизиться. Вместо помощи Келим направил полторы тысячи конных лучников, чтобы развлекать нас перед следующим штурмом. Однако наши стрелки с башен и из-за повозок вполне неплохо огрызались. Но в этот раз кочевники не отступали, встретив минимальное сопротивление. Похоже, что у них был приказ любой ценой нанести нам как можно больше вреда перед новым натиском.

— Мой патрон велел передать вам, что подкрепления для этих шаддинцев от Ксериона не будет. — обратился ко мне легат Карра. — Войска варварского царька сейчас слишком заняты и выделить ему некого.

— Прекрасно. — ответил я, чувствуя на языке вкус пыли. — Очень отрадно слышать.

А вот обычно словоохотливый Келим замолк. Видимо не рассчитывал, что мы отобьём первый натиск. Перед вторым штурмом шаддинцы направили к западной стороне лагеря отряд в тысячу легких саваран. Они обстреливали наши укрепления и под прикрытием лучного огня несколько десятков из них попытались с помощью крюков на верёвках растащить повозки. Однако затея провалилась. Легионеры встретили их залпами дротиков, а их верёвки резали. Повозки были надежно скреплены между собой и легко их было не растащить.

Тогда царская рать выстроилась для нового натиска. Уже не так блестели их латы и знамена, покрытые слоем пыли. Но пуштигбаны и катафрактарии все еще были грозной силой. Однако общая атмосфера происходящего сменилась. Я легко замечал это по индикаторам морали, поведению вражеских воинов и их слуг, тревожным лицам и грубым окрикам. Что-то пошло не так. Противник, которого они должны были растоптать, почему-то до сих пор сопротивляется и даже боеспособен. Меня от этой картины пробирала улыбка. Наши же воины, напротив, ободрились. Пережившие страшный первый натиск, они увидели вражеских всадников вблизи уже не воплощением смерти, а неуклюжей толпой, едва способной двигаться после первого удара.

И снова гремит под копытами земля. И снова пыль столбом до небес. Атака опять по всему периметру, но Келим и Артишборд в этот раз решили пойти на хитрости. Пустили прежде атакующих западную сторону пуштигбан примерно сотню фидаинов, посаженных на лошадей. Достигнув нашего периметра, эти смертники спешивались, пытаясь с помощью широких тесаков, зазубренных ножей и пил разрезать веревки, скрепляющие повозки. Оставалось только восхититься самоотверженному безумству фанатиков. Перебили их достаточно быстро, но некоторые из них успели завершить свою работу. Конечно, повозки были связаны и спереди, и сзади, но лишившись даже части узлов, периметр заметно потерял в прочности. Туда тут же устремились тяжелые всадники в железных масках. Дело пахло не очень хорошо. Пахло гнилью и смертью. И я решил, что:

“Пора”.

Был отдан приказ и от резерва быстрым шагом отделилась одна из ветеранских когорт Шестнадцатого легиона. Маттиарии, вооруженные плюмбатами. Так назывался короткий дротик с двушиповым наконечником, утяжелённый свинцовым грузилом.(Это чудо-оружие впервые упоминалось аж в 27 главе первой книги. И вот настало время применять. Такое вот Чеховское Ружье или вернее Чеховская Плюмбата)

“Выдайте все! Сметите их!”.

И вскоре, над приближающимися рядами вражеской кавалерии начался железный дождь. Ну, если быть точным, железно-свинцово-деревянный дождь. По шесть плюмбат было с собой у каждого из легионеров: пять штатных и одна сверхкомплектная. Три тысячи снарядов были выпущены секунд за десять. Пусть мощная броня катафрактариев и пуштигбан была почти неуязвима к уколам, но многочисленные удары свинцовых грузов, сыплющихся сплошным дождем, сбили их натиск. Снаряды легли с плотностью от тридцати до сорока на квадратный метр. Они терзали незащищенные части лошадей, оглушали всадников при удачном попадании в голову, лезли под копыта.

“Потрясающе! Идеальное исполнение”. — обратился я к когорте маттиариев, а те отсалютовали мне мечами и копьями, прежде чем отправиться на помощь Двадцать Первому.

А помощь требовалась. Пусть натиск врага был сильно сбит, но атаку они все же провели. Навалились железной тяжестью на многострадальную нашу оборону. И снова закипел тяжелый ближний бой. Жестокий, звонкий, пыльный. Копья, дротики и снаряды искали своих жертв. Лошади топтались по телам уже павших врагов, спотыкались, плевались кровавой пеной, а мне хотелось смеяться. Я уже видел, что второй натиск выдыхается. Снова всадники мешают друг другу, снова приходится оттягивать кавалерию назад. Несмотря на сотни убитых и тысячи раненных, мораль моих войск ползла вверх.

“Я же вам говорил! Я говорил, что шанс есть! Это просто люди и они уязвимы!”

Ну Келим, добро пожаловать в клуб! Филипп VI передает привет после Креси, Иоанн II шлет открытку из-под Азенкура, загадочно улыбаются крестоносцы, которых слали против гуситов, довольно близкий тебе по типу цивилизации и духу парфянский царевич Пакор подмигивает отрезанной головой. Почти во все времена существования кавалерии повторялся периодически один и тот же сюжет, когда тяжелые всадники, недооценив пехоту в сильной оборонительной позиции массово самоубивались на свежем воздухе. И мне Келима даже осуждать сложно. Уверен, шаддинцы уже побеждали в похожих ситуациях.Только там пехота была похуже, укрепления похлипче, ям поменьше и так далее. Вроде незначительные детали, а из них складывается весь результат. Келим и Артишбор в конце концов видели, как тяжко моим людям было в штурмовом коридоре. Но там не было вагенбуга. Только стационарные щиты, которые всаднику вполне реально опрокинуть. И вообще, сложно врагам было представить такой исход. Ведь знатный, доблестный всадник, закованный в броню и на грозном коне, это вообще самое мощное что может выставить их военная машина. Если не брать в расчет магических тварей. Из людей тяжелая кавалерия у них самые лучшие воины. Разве могут их одолеть какие-то ямки? Какие-то там обозные повозки с криво приколоченными щитами? Конечно, нет!

Третья атака шаддинцев была жалкой тенью двух предыдущих. Они наступали уже скорее из упрямства, чем реально надеясь нас смести. Многие были ранены, а трупы лошадей серьезно мешали слитному натиску на наши ряды. Во многих местах из-за нагромождения тел и еще дышащих, раненых животных к повозкам вообще было не подобраться. Потолкавшись у вагенбурга совсем чуть-чуть, вражеская кавалерия откатилась обратно под нашим обстрелом. Жаль, что степной конницы у шаддинцев так много. Сделать вылазку на отступающих всадников было слишком рискованно. Полного разгрома врага мы тут достичь не могли. Но главное, что отбились. Самые тяжелые всадники шаддинцев медленно уходили куда-то за холмы, в сопровождении слуг и верблюжьих караванов. Остались только степняки да несколько сотен легких саваран.

“А что уже все?” — издевательским тоном обратился я к Келиму. — “Мне кажется, что закат еще не скоро. Давайте опять! Нам очень понравилось. Мы готовы так развлекаться до самой темноты!”

Однако шаддинская кавалерия уходила и даже обстреливать нас враги больше не пытались, памятуя о дальнобойности скорпионов. Впервые за три дня я ощутил нечто наподобие спокойствия.

"Победа". — объявили мне. — "Ваш уровень повышен. Пять подразделений повысили свой статус".

Несмотря на тысячи раненых атмосфера в лагере царила праздничная. Пыльные, потные, окровавленные люди пытались всячески выразить свое отличное настроение. Кто-то кричал, кто-то обнимался или пожимал руки.

— Поздравляю, стратег. — усмехнулся Доктоний. — Пусть это и не полный разгром врага, но первая ваша яркая победа, которая не окончилась пылающими небесами, толпами мертвецов и ордами демонов. Хотя еще не вечер…

— Очень плохая война. — заявил Радомат. — Думал, будет гораздо лучше. Все только стреляют, суетятся, какая-то беготня…

— Уж извините. Что есть, с тем и приходится работать. — ответил я. — А теперь разрешите я тут немного покомандую.

"Расслабляться рано. Нам еще нужно переждать этот день. Помогите раненым, соберите в одном месте наших погибших. Я распределю кто дежурит, а кто отдыхает. Ночью мы отправимся в главный лагерь. Плюс надо выйти за пределы повозок и забрать еще живых врагов в плен".

Войско медленно начало возвращаться от ликования к исполнению своих обязанностей. Я понимаю, что тяжело. Обычно по правилам кино в такие моменты должны пускать титры. Тяжелая победа, всеобщее ликование, занавес. А в реальности нам еще до вечера жариться на солнце, слушать стоны раненых и ожидать обстрелов. Ладно. Пора глянуть вражеские и наши потери за ночной и утренний замесы. Начнем с приятного. С врагов.