Мой варвар (Харлоу и Рух)

Но сейчас я окатил ее своим освобождением. Ужасно стыдясь, я игнорирую напевающие вибрации в своей груди и ее цепляющиеся за меня руки. Я просовываю руку между нами и обнаруживаю липкую лужу на ее коже.

— Всенрмльно, — выдыхает она. — Бывает.

О чем она говорит, я не понимаю, но голос у нее нежный. Она протягивает руку между нами и уголком своей одежды очищает себе живот и мою руку, после чего отбрасывает его в сторону. Она опять зарывается в меня лицом, а моя грудь напевает от удовольствия. Я так ничего и не понял, что между нами произошло… но мне понравилось. Очень сильно понравилось.

И… Хар-лоу, похоже, тоже это не было ненавистным.

Ее маленькая ладошка — больше уже не ледяная — прикасается к моей. Она тянет меня за пальцы, и я позволяю ей меня направлять. Когда она подталкивает мою руку между своих бедер, я резко втягиваю воздух. Она там горячая и влажная. Она такая влажная, каким бываю я, когда возбужден. Она что, возбуждена? Неужели ей нравится, что я прикасаюсь к ней? Исследуя ее, я неуверенно провожу пальцами по ее телу. Там имеется пучок волос, что мне кажется необычным. Как только меня овевает ее аромат, мой член поднимается снова. Это запах ее возбуждения. Я распознаю его, и мне хочется его намного больше. В то время как я продолжаю прикасаться к ней, изучая ее тело, мои пальцы ощущаются огромными и неуклюжими. Под клубком кудряшек у нее очень нежная кожа, и эти складочки у нее такие мокрые, скользкие. По-моему, Хар-лоу любит, когда к ним прикасаются, поскольку она начинает стонать и тереться об меня. Хочу больше ее стонов, поэтому продолжаю прикасаться и исследовать ее. Она очень мокрая; ее запах распространяется повсюду и проникает в мою кожу. На свете нет ничего, что, на мой взгляд, когда-либо пахло более прекрасно. Мне хочется потянуться ладонью ко рту и дочиста слизать ее со своих пальцев, испробовав на вкус.

Но она берет меня за руку и направляет ее снова, к маленькому бугорку между ее складочек. И она использует мой палец, чтобы осторожно обводить кружочки вокруг него, а потом останавливается.

Она что…. показывает мне, как именно ей нравится? Я повторяю это движение. Ее ногти тут же впиваются в мои плечи, и она издает стон.

— Рух!

Я рычу, потому что от этого ее звука я опять становлюсь диким. Мой член начинает сильно пульсировать и снова, заполняясь кровью, затвердевает. Я опять прикасаюсь к ее бугорку, но нет такой же реакции. Я пробую еще несколько разных вариантов прикосновений, прежде чем осознаю, что ей нравится, когда я нежно обвожу его кругами. И тогда я делаю это, а она вздрагивает напротив меня и кричит.

Я хочу больше этой ее реакции. Поэтому я продолжаю прикасаться и поглаживать ее так, как ей нравится, и несколько мгновений спустя она содрогается напротив меня в конвульсиях, ее нога сжимается вокруг моего бедра, и я чувствую, как всплеск влаги покрывает мою руку. Она тоже достигла освобождения. Я восхищен. Я был слишком маленьким, когда мой отец умер, прежде чем успел рассказать мне о мужчинах и их парах, но у меня сохранились смутные воспоминания его рассказов, и как все должно быть.

Ее следы покрывают мои пальцы, и я поднимаю их к своему носу и делаю глубокий вдох. Они излучают сладкий и в то же время мускусный аромат, и у меня аж слюнки текут. Когда я начинаю облизывать свои пальцы… она отталкивает мою руку в сторону.

— Ниделайэтого.

Я рычу на нее. Почему она лишает меня этого? Своей сладости?

Но она только похлопывает меня по груди.

— Завтрамибудеммитца.

Часть 3

ХАРЛОУ

Утром я даже не в силах злиться на свою вошь. Ну конечно же, я всего лишь провела ночь, обернувшись вокруг самого грязного в мире инопланетного варвара, но мне было тепло и спалось лучше, чем предыдущей ночью.

К тому же, ну это…, я учила его ласкам. Как бы странно это ни было, но я горжусь этим, и для меня начинают проясняться несколько фактов, касающихся Руха. Он на самом деле не понимает, что такое одежда. Он не понимает большую часть своего собственного языка, и уж точно он не знает, что я такое. Я даже не уверена, что он понимает, что означает то, что мы оба друг другу резонируем. Он, наверное, и не знает ничего о сексе.

У меня нет никаких сомнений, что он жил в одиночестве уже очень-очень долго. И именно поэтому я начинаю понимать его чуть лучше, и почему он реагирует именно так, как он реагирует. Он меня унес и связал, потому что не хочет, чтобы я ушла. Будь то вошь и резонанс или простое одиночество, — не важно.

Я ничего не могу сделать, чтобы изменить это. Я не могу заставить свой кхай перестать вибрировать, когда он рядом. Я не могу повернуть время вспять и воскресить к жизни Кайру, Аехако и Хэйдена. Я сейчас здесь, с Рухом, и я должна стараться не падать духом и сделать все возможное, чтобы улучшить положение.

А это означает определенные изменения. Это означает, что я начинаю превращать пещеру в дом. Это означает больше обучать его языку, чтобы мы могли разговаривать. Это означает постельные принадлежности, больше одежды, также нужно выяснить, как хранить пищу, и еще так много всего, что у меня голова идет кругом. Крошечная частичка меня хочет вернуться в пещеру старейшин и «поставить Руха под лазер», чтобы мы могли разговаривать, но затем я вспоминаю о мертвых телах Аехако и Хэйдена прямо возле нее. Я не могу вернуться. Нам придется делать все трудным путем.

Но прежде всего… я должна выяснить, как притормозить мою вошь. Прошло несколько дней с тех пор, как я начала резонировать Руху. Не то, чтобы меня к нему не влекло, — ну, если только под всеми слоями грязи и перекати-поле из волос находится нормальный инопланетный парень. Однако я не совсем уверена, что готова сигануть прямо в создание семьи. У воши, разумеется, свои мысли на этот счет; чем дольше мы боремся против наших нужд, тем более мощными она их делает. Уже этим утром я ощущаю себя чуть более возбужденной и чувствительней, чем прежде. Активные интимные ласки прошлой ночью мне понравились. Очень понравились. Нам следует их продолжать, решаю я твердо.

Само собой разумеется, что, пока Рух ушел, чтобы найти что-нибудь съедобное на завтрак, я развожу огонь и по-тихому мастурбирую. Я быстро обтираюсь, используя немного талой воды, так как в пещере теперь есть пылающий костер, и даже очищаю от вчерашней высохшей спермы уголок своей юбки.

Рух возвращается, неся на плечах целую тушу двисти. Он бросает ее возле костра, а затем смотрит на меня, желая получить одобрение.

Я от радости хлопаю в ладоши.

— Да это же потрясающе! Спасибо тебе, Рух!

Двисти пушистые и косматые зверушки и из них можно сделать не такое уж и большое, но теплое одеяло.

Глядя на меня, он обнажает зубы, имитируя мою улыбку. А потом он направляется к зверю, чтобы начать его разделывать.

Я останавливаю его, потому что, если это будет нечто наподобие вчерашнего «праздника» мясника, от зверя не останется шкуры для обработки.

— Нет! Подожди!

— Нет? — нахмурившись, Рух смотрит на меня.

С помощью жестов и активно показывая на свою одежду, я заставляю его понять, что мне нужна эта шкура. Я сажусь рядом с ним, и в течение следующего часа мы разбираемся с тем, как содрать шкуру с этого зверя. К тому моменту, когда настает время поесть, мы оба измазаны кровью и воняем, тем не менее, я довольна, потому что у меня теперь есть большая, практически целая шкура для обработки. Я еще не знаю, на что ее пущу, но что-нибудь придумаю.

Вместо того чтобы выбросить излишки мяса, я насаживаю их на несколько костей, что подлиннее, и копчу над огнем. Рух наблюдает за мной, а затем предлагает мне свой кожаный мешок с водой.

Я улыбаюсь ему и делаю глоток. Я уже устала, а казалось, что день только начался. Столько всего еще нужно сделать, что на меня навалилось.

— Огонь, — говорит Рух, указывая на мой костер. Потом он указывает на меня. — Хар-лоу.

После этого он указывает на шкуру.

— Вода, — говорю я ему. Я лью немного на свою руку и мою кончики пальцев. — Вода.

— Вода, — повторяет он.

Это уже прогресс, и я широко улыбаюсь ему. У нас все получится. Мы просто должны узнать, что хочет другой.

Неделю спустя…

Я нюхаю свою подмышку и содрогаюсь.

— Запашок тот еще.

— Повтори? — произносит Рух с другого конца пещеры, в то время как скребет сырую шкуру.

Я отмахиваюсь от него.

— Я просто говорила сама с собой.

Я научила его слову «повтори», чтобы он мог попросить меня еще раз что-то повторить, но я не собираюсь во всех неприличных подробностях расписывать, как я воняю. Не тогда, когда сам он совершенно точно не тянет на благоухающий цветок.

Это была долгая неделя. Просто потому, что мне нравится подсчитывать дни, я делаю на стене еще одну черточку известняком. Семь рассветов и закатов каторжных работ. Семь дней свежевания шкур, копчения мяса, плетения корзин, и всяких других дел, какие я только могу придумать. Семь дней ухода за шкурами, полагаясь исключительно на свои ощущения, семь дней потных, кровавых, грубых работ и без единого реального шанса на ванну. Я с завистью вспоминаю большой подогреваемый бассейн, что в центре племенной пещеры. Я его больше никогда не увижу, а сейчас что-нибудь подобное кажется чертовски хорошей идеей.

Хотя Рух, по-моему, не возражает против моего запаха, но, в общем, он же… Рух. Понятия не имею, купался ли он когда-нибудь, и, конечно, он не обращает внимания на то, что я воняю. А самое печальное? Я уже начинаю привыкать к его запаху, благодаря тесному помещению. По ночам он приходит и ложится рядом со мной, и я с радостью цепляюсь за него, с грязной кожей и всем прочим, потому что он очень теплый, словно печь.

Мы также каждую ночь занимаемся петтингом и ласкаем друг друга до оргазма. Я более чем уверена, что это не нормально — мы даже не целовались — однако Рух вроде доволен, и, похоже, сдерживает мою вошь от полного срыва на мне. С каждым днем становится все труднее избегать безумное желание совокупляться, и теперь, когда Рух отправляется на охоту, мне приходится мастурбировать по несколько раз подряд, только чтобы облегчить эту боль.

Я чертовски измучена.

Вздохнув, костяным ножом я делаю очередное жесткое выскабливание в шкуре двисти, что прямо передо мной. Мой план в отношении одеял продвигается гладко. Еще неделя-другая, и у меня будет роскошная постель, полная грубо дубленных шкур, но, по крайней мере, будет тепло.

А потом я буду просто спать несколько дней подряд.

— Хар-лоу? — Рух приседает около меня на корточки и предлагает кожаный мешок с водой.

Благодарно улыбнувшись ему, я принимаю его. Не его вина, что я испытываю нужду, и мне требуется гораздо больше дерьма, чем ему.

— Я просто устала.

— Устала? — не понимая, повторяет он.

Я имитирую зевок и изображаю, что сплю.

— Устала. И грязная. Я хочу помыться, — на мгновение я задумываюсь, а потом поднимаю глаза на него. Все еще рановато и для Не-Хота довольно-таки солнечно. — Здесь где-то поблизости есть ручей? Вода? Чтобы помыться?