Сокровища Волдеморта

Глава 8

Прямо с вокзала Кингс-Кросс Малфой и Снейп отправились в Блумсбери — там, в недавно построенном по экспериментальному проекту доме располагалась коммуна молодых прогрессивных художников, поэтов и музыкантов. У Люциуса среди них имелся знакомый художник-авангардист — Блейз Забини. Правда, они его не застали. Зато на стук в дверь — в доме были очень тонкие перегородки — вышла соседка, девица с растрепанными светлыми волосами, с ожерельем из пробок от пива и с серьгами в виде редисок.

— Блейз уехал. Он то ли в Тибете, то ли в Мексике, у него скоро просветление наступит, — сказала она, безмятежно улыбаясь и прихлебывая из чашки напиток странного свекольного цвета. — А вы его знакомые? Он оставил мне свой ключ, можете там остановиться.

Однокомнатная квартирка была совершенно пустой, только на стенах висело несколько холстов, густо заляпанных краской.

— Это последние шедевры Блейза. Лондон в разное время года, — пояснила девица.

Люциус уважительно покивал и издал несколько восхищенных междометий, чем, видимо, окончательно расположил к себе соседку.

— Устраивайтесь, — она обвела рукой пустое пространство комнаты. — И заходите ко мне на чай. У меня чай особенный, очень расширяет горизонты сознания.

Северус принюхался — запах у напитка тоже был какой-то странный. Вежливо поблагодарив, он решил, что ни за что не станет это пробовать. И Малфою не позволит.

Люциус, любезно распрощавшись с соседкой, предложил заглянуть еще к одному своему знакомому — молодому поэту по имени Ремус Люпин, в надежде раздобыть у него хотя бы матрас или какую-нибудь раскладушку. Но оказалось, что матрас нужен самому Люпину. Когда Люциус и Северус зашли в его квартиру, тот как раз сидел на матрасе — и не один, а с хорошенькой девушкой.

— Это Гермиона, моя жена, — представил ее Люпин и застенчиво улыбнулся.

Люциус вызвал Люпина в коридор и о чем-то с ним долго шептался. А Северус смотрел на это небесное создание, не в силах отвести взгляд от кудрявых каштановых волос, теплых карих глаз, хрупкой фигурки...

Квартира Люпина тоже была почти пуста, если не считать матраса, тумбочки и вешалки. Картин здесь не было, зато на стене висел плакат, изображающий голого человека посреди зеленеющего луга, вокруг которого в радостном хороводе скачут коровы, свиньи, овцы и куры. Вверху плаката красовалась надпись крупными буквами: ГАВНЭ.

— Мы с Ремусом — вегетарианцы, — гордо сказала Гермиона.

— А что значит... э-э-э... надпись? — Северус от смущения не смог произнести странное слово, но Гермиона совершенно спокойно пояснила:

— ГАВНЭ — Гражданская Ассоциация Вегетарианцев и Независимых Экологов. Я основала это общество, правда... — тут она слегка замялась, — пока в нем только два человека, я и Ремус. Хотите вступить?

— Хочу, — решительно кивнул Северус.

— Два фунта — вступительный взнос. А я вам дам значок.

Северус полез в кошелек и вынул два фунта, а Гермиона извлекла из тумбочки коробочку, достала значок со словом "ГАВНЭ" и прикрепила его к лацкану пиджака Снейпа.

— Спасибо! — она с искренним чувством пожала его руку. — Вот так, постепенно, по одному человеку, и наберется движение, которое изменит мир к лучшему.

— Северус, — прервал их вернувшийся Малфой, — пойдем, я знаю, где еще можно одолжить матрас или что-нибудь в этом роде. Ремус проводит нас.

Они спустились этажом ниже, на лестнице столкнувшись с девушкой с розовыми волосами, которая почти упала на Люпина и густо покраснела.

— Приветствую, товарищ Люпин, — поздоровалась она.

— Добрый день, товарищ Тонкс, — сдержанно кивнул тот, тоже краснея. — Не знаешь, товарищ Блэк у себя?

— У себя, — ответила девушка.

Когда они отошли чуть дальше, Люпин пояснил:

— Это Нимфадора Тонкс, она коммунистка. Как и Блэк.

— Она, что, живет с ним? — полюбопытствовал Люциус.

— Нет, они просто товарищи, — Люпин почему-то снова покраснел. А Люциус вдруг забеспокоился:

— Постой… Это какой Блэк? Не Сириус?

— Сириус, — кивнул Люпин. — Он из древнего аристократического рода, Сириус Блэк, двадцать второй виконт Грим. Порвал с семьей, ушел из дома и вступил в коммунистическую партию. А еще он художник, сейчас его инсталляции в большой моде.

— Черт! — Люциус замедлил шаг. — Это же кузен моей жены! Не хотелось бы мне с ним встречаться. Хотя… он ведь с семьей действительно не общается…

— А мы уже пришли, — сказал Люпин, останавливаясь у одной из дверей.

На стук вышел высокий худой мужчина с длинными спутанными черными волосами и бородой, босой, в рваных джинсах и незастегнутой рубашке, с сигаретой без фильтра во рту. Грудь его была покрыта татуировками.

— Привет, Рем! — поздоровался он. — Заходи. Будешь? — он взял с тумбочки початую бутылку виски. — Мамаша вчера приходила, опять ругалась на весь дом. Наследства, говорит, лишу! А мне плевать.

— Нет, Сириус, не буду, спасибо. Гермиона не любит, когда я пью, — с сожалением вздохнул Люпин. — А леди Вальбургу мы вчера тоже слышали. Кстати, не найдется ли у тебя матраса или раскладушки какой-нибудь? Мне для гостей. Они по делам приехали в Лондон, им переночевать надо. Люциус — мой старый знакомый, а Северус — его друг.

— Пошли, поищем, — пригласил Блэк и повернулся к Малфою и Снейпу: — А вы на какой платформе? Или просто сочувствующие? А может, вы оппортунисты? — он покосился на явно дорогой костюм Люциуса.

— Что значит — на платформе?.. — в замешательстве переспросил Снейп.

— Ваше политическое кредо, — шепотом подсказал ему Люпин.

— Всегда! — невпопад ответил Северус.

Люциус прикрыл глаза ладонью, Люпин закашлялся, а Блэк, казалось, потерял интерес к гостям. Он провел их в комнату, заваленную всяческим хламом: пустые бутылки, старые газеты, сломанные табуретки… Порывшись в этой куче, он извлек матрас, прожженный в нескольких местах и в каких-то пятнах посередине.

— Подойдет? — спросил он.

— Это с помойки, что ли? — не удержался Северус.

— За мещанским уютом ступайте в какой-нибудь пятизвездочный отель, — с презрением ответил Блэк. — Там холуи вам и чистый матрас предоставят, и омаров с ананасами — но за деньги, каких человеку труда никогда в жизни не заработать. И вся эта роскошь украдена у голодающих бедняков. А здесь, — он обвел рукой комнату, — материал для моих инсталляций. Так что, если возьмете, обращайтесь бережно и не вздумайте его чистить.

— Простите, уважаемый… — вкрадчиво начал Люциус, — а могу ли я взглянуть на ваши произведения?

— Вот, — гордо кивнул Сириус на очередную кучу хлама в углу. Там в коробке лежала старая грязная штора, скомканная как попало, хрустальный флакон с отбитым горлышком, наполненный темно-красной жидкостью, дешевый латунный медальон на порванной цепочке и дамские панталоны с кружевами.

— Э-э-э… — Малфой растерялся, что случалось с ним довольно редко, — и что же это означает?

— Инсталляция, — пожал плечами Блэк. — Называется «Добродетельная мать». Символизирует буржуазный разврат, прикрытый ханжеством.

— Хм… — Люциус счел за нужное не спорить, лишь покачал головой.

— Я иногда и картины маслом пишу, — сказал Блэк. — Кстати... вот ваш портрет я бы написал, — обратился он к Снейпу, — и назвал бы «Торговец опиумом». У вас очень подходящий типаж для религиозного мракобеса.

— Вообще-то Северус — учитель, — обиделся за друга Люциус. — Но мы подумаем над вашим предложением.

Он выразительно посмотрел на Снейпа, который хотел было с возмущением отказаться, и шепнул ему на ухо:

— Вдруг деньги снова понадобятся!

— А предыдущая работа Сириуса, — вмешался Люпин, — была продана на аукционе за сто тысяч долларов. И почти все деньги он отдал на нужды партии.

— И она была вроде этой? — кивком головы указал на инсталляцию Снейп.

— Нет, там были сломанные рамки для фотографий, ветхое одеяло, залитое чернилами, и коробочка из-под пудры, — с восторженным благоговением перечислял Люпин. — Называлось «Воспоминания детства», да, Сириус?

— Нет, — мотнул головой Блэк. — Я назвал ее «Назад в будущее». «Воспоминания детства» — это другое. Так вы берете матрас или нет? — повернулся он к Малфою со Снейпом. — Если нет, то идите, не мешайте работать.

— Берем, берем, — торопливо отозвался Люциус. — Спасибо, э-э-э... товарищ Блэк.

Они вернулись в квартиру Блейза. Там в ванной нашли относительно чистую махровую простыню и постелили ее поверх матраса.

— Люц, — озадаченно сказал Снейп, — а на чем же этот Блейз спал?

— На голом полу, надо полагать, — пожал плечами Малфой. — Раз у него просветление, то это в порядке вещей.

— Ну, хорошо, — вздохнул Снейп. — Что дальше будем делать?

— Сейчас не мешает немного отдохнуть, а завтра пойдем в музей.

— Согласен.

* * *

Гермиона ссорилась с мужем.

— Мне Лаванда сказала, что вчера вы с Сириусом у Хагрида ели бифштексы. Это правда?

— Конечно, нет! О бифштексы Хагрида зубы можно сломать.

— А откуда ты это знаешь, если ты их не ел? — уличила она Люпина. — Так вот ты какой — в гостях, когда меня нет рядом, ты ешь мясо. И ГАВНЭ для тебя ничего не значит?! Лицемер.

— Да, Гермиона, я лицемер, — покаянно склонил голову Люпин. — Я люблю тебя, и люблю мясо… Но, если нельзя это совместить…

Гермиона задумалась, потом закрыла лицо руками и тихо сказала:

— Ну что ж… Пойди тогда и принеси мяса, я тоже хочу! Приготовлю бифштексы, и мы наконец перестанем притворяться друг перед другом и перед собой.

— Гермиона, — примирительно улыбнулся Люпин, — дело в том, что, как ты знаешь, у меня нет денег на мясо, а ты не умеешь его готовить. Как, впрочем, и другие продукты, кроме салата из сырых овощей. Так что лучше нам оставаться в ГАВНЭ.

Однако Гермиона от этих слов не только не успокоилась, а прямо-таки рассвирепела:

— Вот как?! Значит, все дело во мне? Ты из-за меня лицемеришь? И по-твоему, если я женщина, то должна с утра до вечера стоять у плиты, жаря тебе бифштексы?

— Милая, я совсем этого не требую, — Люпин попытался обнять жену. — Но если бы ты иногда что-нибудь готовила, было бы хорошо.

— И не надейся! — она была уже у двери и надевала туфли. — Я ухожу!

Выбежав на улицу, Гермиона увидела перед собой МакДональдс. Когда она съела бигмак, то совсем успокоилась и хотела было вернуться к мужу, но вспомнила о бифштексах Хагрида, которые Люпин ел втайне от нее — и снова нахлынула обида.

«Не приду до вечера. Пусть помучается!» — решила она и пошла по улице, куда глаза глядят. Возле музея прикладного искусства остановилась.

— Я совсем перестала жить культурной жизнью, как замуж вышла, — пробормотала Гермиона. — А ведь мечтала, что мы вместе будем ходить в театры, в музеи… Но сейчас и не скажешь, что я замужем за поэтом — по-видимому, поэты ничем от других мужчин не отличаются. Всем им только одно надо… и поесть, причем желательно — мяса, — она вздохнула. — Зайду-ка я в музей, раз уж оказалась здесь… Потом, надо где-то до вечера побыть, не шататься же по улицам...

Вот так и получилось, что в музее прикладного искусства Люциус и Северус лицом к лицу столкнулись с Гермионой.