Взгляд Майкрофта

№VI

Март начался спокойно, даже расслабленно, если, конечно, не считать подготовки к парламентским выборам. Но её как раз можно было и не считать. Исход выборов Майкрофт уже знал и не сомневался в том, что Эвр не ошиблась. Абсолютного большинства не будет, консерваторы получат незначительный перевес. Для них это будет большой победой, особенно если учесть всё ещё памятный провал в девяносто седьмом. Не то чтобы Майкрофта это как-то касалось. Перестановки в правительстве практически не влияли на его работу. Отложив в сторону папку, в которой аккуратно были подшиты биографии тех, кто всего через несколько месяцев станет основными лицами британской политики, Майкрофт положил в рот печенье и прикрыл глаза.

Сегодня он впервые за месяц начал день с пробежки на тренажёре — не тянет на большое личное достижение, но явно неплохо, особенно если игнорировать мышечную боль.

Мысли не задержались на этой мелочи и соскользнули к одной из главных проблем — к Мориарти. Гермиона уже неделю пытала его заклинаниями — о том, что для Мориарти вторжение в сознание сродни пытки, говорило его напряжённое лицо, белеющие губы и расширенные от ужаса и боли глаза. Но, к сожалению, для Гермионы это была пытка тоже. Она больше ни разу не говорила о том, что видит в сознании безумца, но Майкрофт видел, насколько тяжело ей даётся эта работа. Мориарти, если позволить себе метафорический оборот, вытягивал из неё силы. И он мучил её, возможно, даже намеренно, подкидывал кошмары, травил.

В отсутствие Гермионы Мориарти допросили с применением специальной сыворотки и с незначительными физическими воздействиями — тщетно. Препарат развязал ему язык (Майкрофт следил по камерам неотрывно за ходом допроса), но не заставил сказать ничего существенного. Он пел, ругался, хохотал, как сумасшедший, обещал рассказать интересную сказку и предлагал поиграть с ним — вот и всё.

Возможно, однажды Гермионе удастся одолеть его, сломать и получить код.

Размышления Майкрофта прервались звонком селектора. Элис быстро сообщила, что объект «А-двести семьдесят» появился в зоне наблюдения, и тут же вывела изображения камер на компьютер Майкрофта.

Объект «А-двести десять», также известный как Гарри Джеймс Поттер, появился на улицах неволшебного Лондона и в зоне камер видеонаблюдения впервые за несколько лет. Он шёл по Тоттенхэм-Корт-роуд, сунув руки в карманы самых обычных джинсов, и выглядел, кажется, растерянным. Качество видео не позволяло внимательно изучить выражение лица, но это было и не важно. Майкрофт проследил за тем, как мистер Поттер дошёл до Юстон-роуд и свернул с магистрали. Если до этого его движение можно было охарактеризовать как прогулку без цели, то теперь стало ясно, что мистер Поттер что-то ищет.

Майкрофт набрал Элис и распорядился:

— Любые его контакты засечь и проверить.

Он не был уверен, что контакты будут, но что-то в поведении мистера Поттера было ему знакомо — болезненно, неприятно знакомо.

Всего пару мгновений спустя он сопоставил смутную ассоциацию с реальной картиной: мистер Поттер сейчас вёл себя так же, как Шерлок в поисках дозы в те далёкие времена, когда ещё не научился скрываться от камер и агентов.

Подозрения Майкрофта превратились в уверенность очень быстро, когда мистер Поттер столкнулся на улице с чернокожим мужчиной в наушниках и объёмной куртке. Контакт был очень коротким: столкновение, извинение, восклицание — и всё, но не приходилось сомневаться, что Поттер обменял пачку наличных на маленький пакетик вещества.

Оставив Элис приказ следить за Поттером и дальше, фиксируя каждый шаг, Майкрофт собрался было написать сообщение на ободке кольца, но передумал. Пока это дело не касалось Гермионы напрямую. Но если коснётся… Что ж, у него будет информация на этот случай.

Когда в тот же день Гермиона пришла допрашивать Брука, Майкрофт ничего не сказал ей о мистере Поттере.

* * *

Чтобы не нарушать тонкого, в некотором (безусловно, изощрённом) роде даже интимного процесса, Майкрофт прошёл в допросную почти следом за Гермионой, сделал знак, чтобы ему поставили стул, расположился поудобнее и приготовился к долгому ожиданию. В среднем один сеанс у Гермионы длился около часа, иногда — почти два.

Этим утром Мориарти был особенно возбуждён и улыбался настолько жуткой самодовольной улыбкой, что можно было предполагать изменение привычного хода событий. Возможно, именно сегодня он, из-за нервного напряжения или по иным причинам, даст слабину. Майкрофт не собирался пропустить этого момента.

Гермиона бросила на Майкрофта короткий взгляд, но ничего не сказала — если не считать невербально выражаемого недовольства. Мориарти, напротив, оскалился и уточнил:

— А, дорогой мистер Холмс, решили присоединиться к вечеринке? Вас тут и ждали.

Майкрофт проигнорировал его слова, а Гермиона, резко мотнув головой, словно таким образом выбрасывая из неё все посторонние мысли, произнесла:

— Легиллименс!

Тело Джима напряглось, пальцы судорожно сжались в кулаки, на висках вздулись вены, голова запрокинулась. Майкрофт не шелохнулся, фиксируя в памяти всё, даже самые незначительные детали.

Гермиона стояла неподвижно, даже палочка не дрожала в вытянутой руке. Было невозможно предположить, что именно она делает в сознании Мориарти. Более того, Майкрофт подозревал, что обычным людям это знание вообще недоступно.

Он чуть отвёл взгляд, чтобы в отражении тонированного стекла видеть лицо Гермионы, и сразу заметил, что её работа стала труднее. Она тоже крепко стискивала зубы, на лбу выступили капельки пота, губы кривились.

Прошло десять минут, и её рука начала дрожать. Это выглядело так, словно внутри черепа Мориарти происходила борьба. И в этот раз Гермиона едва ли выходила из неё победителем.

Она говорила о лесе самоубийц. Возможно — только возможно — Мориарти пытается запутать её в этом лесу? Реально ли это? Реально ли для волшебника потеряться в чужом сознании?

У Майкрофта не было ответа на этот вопрос: никакой информации, никаких документов, ни одного независимого специалиста. Полагаясь только на эмпирический опыт и систематические наблюдения, Майкрофт чувствовал себя практически слепым — и предполагал худшее.

Гермионе становилось хуже. Её уже трясло, у неё стучали зубы, пот тёк градом, от него намокали волосы на висках и над ушами. Джим тоже был напряжён, но он подавался вперёд, его губы кривились в подобии улыбки. Вдруг они дрогнули, раскрылись — как будто прошептали что-то. Майкрофт мгновенно вернулся к этому кадру, сохранённому в памяти, и отчётливо разобрал: «Шерлок Холмс». А потом Гермиона пошатнулась. Майкрофт резко поднялся, окликнул её. Она дёрнулась, но (теперь это было очевидно) Джим не пускал её.

— Гермиона! — снова окликнул её Майкрофт, и этот окрик привёл её в чувство. Она открыла глаза, обернулась и потеряла сознание. Майкрофт едва успел поймать её тяжёлое, влажное от пота, пахнущее шерстяной мантией и жидким мылом тело. Она почти не ударилась, кажется.

Мориарти запрокинул голову и рассмеялся с торжеством.

Майкрофт поднял на него глаза — и смех оборвался. Но не от страха, что было бы вполне естественно для любого другого человека, а от предвкушения. Джим ждал, что Майкрофт пообещает ему кое-что. И сам давал молчаливое обещание.

— Я вернусь, — произнёс Майкрофт.

— Я и не сомневался, мистер Холмс, — отозвался Мориарти.

Майкрофт уложил Гермиону на пол и вызвал охрану, которой велел перенести её в его кабинет.

Мориарти увели обратно в камеру. На прощание он обернулся ещё раз, но Майкрофт не стал больше встречаться с ним взглядом. Одного обещания достаточно, более чем.

Он потёр переносицу и почему-то подумал, что Гермиона была бы категорически против его решения. Но это не значило, что он собирался его менять.

В кабинете Майкрофт велел разжечь камин жарче, укрыть Гермиону пледом и принести чай. Сел за стол, но не прикоснулся к бумагам. Врача звать было неразумно и бесполезно: он едва ли мог бы посоветовать что-то, что помогает от обмороков, вызванных чтением мыслей психопатов. Майкрофту доложили, что давление у Гермионы чуть ниже нормы, зрачки реагируют на свет. Переутомление. Подождать. Позднее, возможно, использовать нашатырь.

Он поднялся, приблизился к креслу, в котором устроили Гермиону, остановился и нахмурился. Ему было неприятно видеть её здесь в таком состоянии. Это было странное чувство — учитывая, что ни обмороки, ни раны, ни смерти его не трогали и не волновали. Это было сродни тому, что он испытал бы, окажись в этом кресле Шерлок.

Шерлок не должен лежать без сознания. Он должен носиться по кабинету, тараторить какую-нибудь чушь и раздражать своим присутствием. То же самое касалось Гермионы, за исключением того факта, что она не носится, не тараторит и… В некотором роде, не раздражает.

Он вернулся к столу, взял вазочку с печеньем и поставил на столик рядом с чайным прибором — после обморока сладкое будет полезным. Коснулся тонкой слабой руки Гермионы, сосчитал пульс — действительно, чуть замедленный.

Если бы это был Шерлок…

Майкрофт не любил физические контакты с людьми, но если бы это был Шерлок, он проигнорировал бы собственные вздорные эмоции. Собственно, он игнорировал их всякий раз, когда Шерлок нуждался в этом.

Присев возле кресла, Майкрофт по очереди расстегнул туфли Гермионы, снял их и поставил возле столика. Потом поднялся и вернулся за стол.

Спустя двадцать минут Гермиона пошевелилась, издала скрипящий горловой звук и открыла глаза.

* * *

Код был нужен. Сильно, даже отчаянно. В другой ситуации Майкрофт поручил бы это дело Шерлоку, но в случае с Мориарти брат был не только бесполезен, но даже и опасен. Мог навредить и делу, и самому себе. Впрочем, он в некотором роде поможет: он будет тем наркотиком, на который Майкрофт сможет подсадить Мориарти.

В кабинете было темно и тихо. Даже камин не трещал, потому что никто не разжёг его с утра — было некогда. В половине седьмого утра в России, под Смоленском, разбился самолёт с самыми высокопоставленными лицами Польши, и с этого времени у Майкрофта не было ни единой свободной минуты. Британское правительство не собиралось вмешиваться в инцидент, но это не значило, что катастрофу можно проигнорировать. Подозревали теракт, умышленное убийство, в лучшем случае — преступную халатность. Скандал уже был мирового масштаба, а к каким последствиям он приведёт — можно только догадываться. Майкрофт не высказывал предположений, но по его подсчётам, расследование катастрофы, а главное — поиск виноватых и связанные с этим суды, аресты и политические кризисы продлятся не менее пяти лет. Десять — если не исключать человеческую ограниченность из уравнения.

Сейчас Майкрофт был рад только одному: от него не потребовали личного участия в расследовании — позволили ограничиться отправкой надёжных агентов.

Но отвлечься от произошедшего Майкрофт смог только теперь, когда часы показали без четверти два ночи. Именно напряжённая работа в течение всего дня заставила Майкрофта осознать, насколько на самом деле ему был нужен проклятый код Джима Мориарти! Половину задач можно было бы решить, не отрывая взгляда от экрана компьютера.