Мангусты

«А что ты хотела? Им десять лет срут в мозги. Конечно же, запашок прорывается», — с привычной грубостью отвечает Тонкс в те редкие моменты, когда подруги видятся и Пенни снова и снова начинает возмущаться тому, как люди глотают очередную лордову реформу. И всё же Пенни уверена: бывшая мракоборка не меньше её самой надеется на то, что всё изменится. Что будет как раньше.

Пока Тонкс в штабе, она принципиально не маскирует стеклянный глаз и грубый рубец на горле. Пенни смотрит на неё, уверенную и спокойную, на серьёзного мальчугана Тедди Люпина, которому столько же лет, сколько и новой власти, но который уже как равный помогает взрослым, настраивает магловскую аппаратуру вместе с «дедушкой Уизли», шустрит на кухне и рисует карты; на Римуса, которые изредка вырывается в штаб обнять жену и сына — и на душе Пенни становится чуть радостнее. Остались ведь на свете такие нормальные вещи, как семья, любовь — значит, не всё потеряно. Значит, есть за что бороться. Значит, «как раньше» ещё возможно.

* * *

Рабастан Лестрейндж — частый гость на их жилом этаже. Пенни он пугает до мурашек, но она старается не показывать виду. Её работа — слушать, и она подслушивает достаточно сплетен об этом Аспиде, чтобы понимать: рядом с такими, как он, ей даже чихать опасно. Бояться было чего даже без учёта особого статуса и тёмной магии — Лестрейндж грузный, рослый, настоящий шкаф: там в кулаке силы больше, чем у Пенни во всех мышцах разом. Один из самых именитых, член «главной двадцатки Лорда», герой двух войн, кичливый, неуравновешенный; по новым порядкам, он относится к высшей касте волшебников и имеет право владеть личной палочкой. Как и положено Аспидам по статусу, Лестрейндж носит свою в рукояти, повторяющей форму змеиной головы, но, в отличие от рядовых приспешников Лорда, этот не ограничился обычной серебряной змейкой. Нет, он предпочёл королевскую кобру, отлитую из белого золота, со сверкающими глазами-изумрудами размером с фасолину. Когда Лестрейндж колдует, драгоценные камни эффектно искрятся потусторонним зелёным светом; Пенни страшно даже представить, сколько такая «примочка» может стоить. Явно куда больше её годового жалованья.

К сожалению, Пенни уже как-то «повезло» на своей шкуре испытать и его неуравновешенность, и магию его коброголовой палочки. С тех пор Пенни делает всё возможное, чтобы лишний раз не попасться ему на глаза.

А всё из-за Парвати.

Соседка всегда готова принять Лестрейнджа у себя. Вероятно, он — её главный клиент и покровитель. И Пенни отчаянно надеется, что ей больше не доведётся застукать их вдвоём. Ей хватило и того раза, когда она, не сразу поняв, что в полутьме коридора кто-то есть, едва не налетела на эту парочку. Хорошо хоть полумычание-полустон Парвати заставило её тогда вовремя замедлить шаг. Пенни до сих пор помнит все детали той сцены — к сожалению, её память часто играет с ней злые шутки, стирая всё хорошее, но бережно сохраняя самые неприятные моменты последних лет. Ну а видеть Рабастана Лестрейнджа, прижимавшего совсем хрупкую на его фоне девушку к стене, было более чем неприятно. Пенни тогда понадобилась не одна секунда, чтобы понять: пришлый колдун и главная вертихвостка дома не просто ласкались в коридоре, отнюдь, у них всё уже зашло куда дальше. Аспиду, как видно, захотелось воспользоваться «услугами» Парвати прямо там, в общей зоне, не дожидаясь, пока они войдут в квартиру. Шок замедлил реакции, отчего Пенни застыла, не в силах оторвать взгляда от того, как Лестрейндж резко двигал бёдрами, вколачиваясь в Парвати, обхватившую его ногами, от задранного платья, от разорванного декольте, сквозь которое видна была покрытая ссадинами обнажённая грудь, от разметавшихся по плечам чёрных взлохмаченных волос. Но в полное оцепенение Пенни привело другое: рука Лестрейнджа крепко держала Парвати прямо за горло и давила — сильно давила, Пенни отчётливо видела это. Вены на шее девушки вздулись, на коже вокруг его хищных пальцев явно — и это было заметно даже в полутьме — проступали болезненные белые пятна. Слезящиеся глаза покраснели: казалось, что ещё немного — и они вылезут из орбит.

Этот гад душил её!

Пенни с горечью вспоминает о том, как отреагировала тогда. Как смотрела на дрожащую от асфиксии Парвати и думала: нынче никто не в безопасности. Даже любимица Аспидов. И у неё шансов погибнуть от загребущих рук представителей новой власти так же много, как и у любого другого, лишённого палочки.

А потом Пенни подумала о Беа. Сестрёнку задушили точно так же в самом начале, когда лордовы порядки ещё только устанавливались. Неизвестные грубо надругались над Беа перед тем, как выдавить из неё жизнь. Видимо, привычки Аспидов за десять лет совсем не изменились.

Беа была немногим старше Парвати.

— Оставь её в покое, немедленно! — Пенни сама не ожидала от себя такой смелости. И лишь задним умом понимала: всё-таки это шевелились именно её губы и это именно её хриплый голос прорезал полутьму коридора.

Мерлин, какой же дурой она была! Пенни до сих пор на все лады ругает себя за это.

Ибо отчётливо помнит, что случилось дальше. Всполох чар — и вот она уже летела спиной назад, прямо в стену. Свалившись на пол, она успела лишь прикрыть лицо от взмаха магического хлыста. Пенни до сих пор не может думать без содрогания о том, как было страшно, как воздух мгновенно пропитался матом и яростью разозлённого Аспида, как ударом заклятья ей рассекло щёку, предплечье, как позвякивала пряжка на ремне Лестрейнджа, который тяжёлым чеканным шагом подходил к ней. И чем ближе он подходил, тем отчётливее становились его ругательства, в какой-то момент сумев заглушить даже звон в её ушах.

«…за своим грязным ртом! Сука тупорылая!»

Вспышка света — сияние глаз кобры, и Пенни подняло в воздух, чтобы уже в следующую секунду вновь швырнуть оземь. Прошёл почти год, а она всё ещё с лёгкостью может воскресить ощущения того, как раскалывалась от ушиба голова, как плыл и множился перед глазами коридор, как вязал во рту металлический привкус крови. И ту смесь шока и разочарования, которую испытала, услышав издевательский хохот Парвати.

«Ой, да это ж моя юродивая соседушка! Ну, та тормознутая «пробирка», про которую говорил Лейхенберг. Не обращай ты на неё внимания, Басти, милый! Говорят, ей мозги поджарило покрепче, чем рожу, но хоть зелья варит что надо. Хотя, казалось бы, удивительно, ведь такая дура набитая. Плюнь, давай-ка лучше продолжим…»

В памяти не сохранилось, что на это ответил Лестрейндж. Пенни так и не поняла, говорила ли что-то ещё Парвати. Зато в ушах до сих пор звенит их смех — его и её, который всё звучал и звучал, даже после того, как любовники в обнимку прошагали мимо и с оглушительным треском захлопнули за собой дверь квартиры, оставив израненную Пенни ничком лежать на полу. Вскоре стоны Парвати возвестили о том, что они и впрямь продолжили. На этот раз через стену отчётливо различались шлепки ладони о плоть и довольное женское повизгивание — слышать это было особенно противно, ведь, судя по звукам, Парвати явно нравилась экзекуция в исполнении её «милого» Лестрейнджа.

Пенни не забыть тех чувств, что она испытывала, поднимаясь на ноги, избитая и униженная, будто бы оплёванная. О, она жутко злилась на себя за то, как наивно поверила, что профурсетке угрожает хоть какая-то опасность! До сих пор злится. В одном, как видно, Парвати оказалась права: Пенни — действительно дура набитая. Доковыляв до квартиры и обработав кровоточащие порезы, Пенни ясно осознавала, как сильно ошиблась, посчитав, что Парвати хоть чем-то похожа на таких, как она сама. О нет, в отличие от подобных Пенни, этой бояться нечего. Она-то выживет в любых условиях и везде умудрится устроиться с комфортом.

Пенни прекрасно выучила тот урок. Поэтому старается больше не натыкаться на Лестрейнджа. И ни во что отныне напрямую не вмешивается. Куда лучше и полезнее через штаб помогать людям, действительно нуждающимся в её помощи.

Сталкиваясь в коридорах с Парвати, Пенни делает вид, что её не видит. Впрочем, Парвати делает то же самое.

* * *

В научном сообществе Новой Магической Британии профессор Лейхенберг считается выдающимся практиком и талантливым артефактором. И действительно, совмещать магловскую инженерию, физику и искусство зачарования волшебных предметов у него получается весьма недурно. Однако большинство его изобретений и экспериментов содержит этап зельеварения, в котором Лейхенберг разбирается так же «хорошо», как пикси в сортах вина. И это, конечно, кажется Пенни абсолютно нормальным, ибо нельзя уметь всего на свете. Проблема заключается в том, что раздутое эго Ганса Лейхенберга не позволяет ему признать эту простую истину перед другими людьми. Возможно, даже перед самим собой. И он без зазрения совести носит ещё и звание мастера-зельевара, вдобавок к заслуженным регалиям — невзирая на тот факт, что его познания в области стремятся к нулю. Именно поэтому он в своё время и «пригласил» Пенни присоединиться к его команде. Ей до сих пор неприятно вспоминать о том, как первая же их встреча началась с шантажа. «Либо вы идёте к нам, либо ваше тело украсит собою эшафот на площади Чистой Крови», — разве что чуточку более завуалированно. Впрочем, как бы омерзительно это ни звучало, Пенни на тот момент уже достаточно узнала о порядках Аспидов, чтобы понимать: исполнить свою угрозу Лейхенбергу вполне по силам.

Конечно же, для посторонних она — простая лаборантка, которую доктор Лейхенберг милостиво посвящает в тонкости своих рецептов и исследований, чтобы «юное дарование могло совершенствовать навыки и стать со временем сносной преемницей в его нелёгком деле». Лейхенберг же зачастую оказывается «слишком занят другими ключевыми этапами проектов» или просто «проявляет благородное доверие калеке, которую подобрал с улицы, чтобы дать ей работу и кров». По сути же, начальник просто прячет свою некомпетентность, взвалив всю работу целиком на Пенни. Втайне ото всех он советуется с нею за закрытыми дверями о каждом новом этапе в исследованиях, где задействованы волшебные эликсиры: что из себя должен представлять конечный напиток, какие для него нужны ингредиенты и как, по мнению Пенни, действие отваров будет сочетаться со свойствами артефактов самого Лейхенберга.

В принципе, небольшая часть сотрудников лаборатории может если не знать наверняка, то догадываться, что их босс не блещет в данной сфере: всё же, как он ни притворяется, но абсолютно идиотские замечания, которые из него нет-нет да прорываются, дают понять любому сведущему в варке зелий, что здесь что-то нечисто. Даже если Лейхенберг, по взгляду Пенни понимая, что сморозил глупость, начинает смеяться и громогласно заявлять, что «это была проверка того, как внимательно вы все меня слушаете». Если бы Пенни думала, что он последует её совету, то наверняка порекомендовала бы Лейхенбергу вообще прилюдно не раздавать “ценных” указаний в этой области, но она молчит, понимая, что это бесполезно: слишком уж Лейхенберг любит поучать других. Впрочем, сотрудники всё равно дружно делают вид, что так и надо, очевидно, готовые сколько угодно закрывать глаза на его откровенное лукавство, чтобы удержаться на своих рабочих местах.