Мангусты

При этом Лейхенберг умудряется при каждом удобном случае подчеркнуть то, как зелена и неопытна его лаборантка, которую он лишь по доброте душевной «подтягивает в искусстве зельеварения». Аспидам, во всяком случае, он говорит именно это, попутно соловьём заливаясь о своих высочайших достижениях и своей бесконечной благодетели.

Пенни давно смирилась с ролью ширмы, её это совсем не трогает. Зельями она начала заниматься не из-за мечтаний о блестящей карьере, о которой можно было бы сейчас горестно вздыхать. Нет, она просто любит эту науку сколько себя помнит, любит страстно, неистово и абсолютно взаимно — зельеварение с младых ногтей легко и охотно поддаётся ей, как волшебный единорог ластится к её уверенным рукам, получается во всех аспектах, включая всевозможные эксперименты. В школьные годы Пенни даже умудрилась сделаться — и остаться таковой с течением времени — любимой ученицей самого строгого преподавателя, Северуса Снейпа — а это уже говорит о многом. К сожалению, судя по всему, сам профессор Снейп погиб в Битве за Хогвартс. Он был посмертно признан предателем и шпионом Дамблдора, оттого мемориальной доски в его честь не найти ни на площади, ни в Косом Переулке, ни в Министерстве — в отличие от других павших Пожирателей. Нет у её наставника и места на кладбище, которое можно проведать: всех сторонников Ордена Феникса, насколько Пенни знает, сожгли в общей куче мёртвых тел. Неизвестно даже, что сталось с пеплом. Для Аспидов неверность Снейпа их идеалам — это повод плеваться при упоминании его имени, для Пенни же — слабое утешение, что любимый учитель и зельевар, на которого ей хотелось равняться в школьные годы, был с нею когда-то на одной стороне. Впрочем, всё это сейчас неважно — в ту ночь погибло очень много людей, а в последующие десять лет — и того больше. Всех их постигла одна участь — грязные сутолоки, опороченное имя и безвестная могила, если таковая вообще была. Думать обо всём этом больно, поэтому Пенни старается не думать.

И всё же, как ни пытается, она не может избавиться от одного простого, глупого желания. Хоть на день, хоть на часок, но вернуться назад, в прошлое. Вновь посидеть за партой и от души насмеяться, вдыхая пары Веселящего зелья. Опять пробежаться по залитым ярким витражным светом коридорам Хогвартса на третьем этаже, послушать чудесную мелодию, что наигрывал юный бард на картине, висевшей в холле Библиотечной башни, пообедать лучшим в мире пирогом с почками в Большом зале, всласть накричаться и наулюлюкаться на квиддичных трибунах… Но самое главное — вновь увидеть друзей и близких — всех тех, кого у неё отобрали. Просто обнять их.

Однако этому не суждено сбыться даже во снах. Сны почти всегда оккупируют кошмары. Реальность, впрочем, не лучше.

Работа в лаборатории редко становится отдушиной. Уж точно не в такие моменты, когда Пенни приходится изготавливать мази, разъедающие кожу, или настаивать эликсир сумасшествия. Ей невообразимо гадко быть к этому причастной. Впрочем, Пенни прекрасно понимает: даже если бы Мангустам не нужно было, чтобы она оставалась шпионить здесь, даже если бы она каким-то чудом нашла способ уйти от Лейхенберга, сбежать отсюда без палочки и почти без денег, то на её место тут же подыскали бы другого «лаборанта». Скорее всего, нашли бы кого-то куда менее принципиального и далеко не такого талантливого — а этот новый сотрудник может и не захотеть или же просто не суметь продолжить её дело: раз за разом устраивать незаметный саботаж, на котором Пенни, ввиду её виртуозных умений, никто не может подловить. Ибо, пусть это и не снимает с неё вины за участие в разработках всякой гадости, Пенни всегда старается помочь как умеет: начиная от намеренного снижения пагубного влияния кислотной мази на эпидермис будущих жертв, кончая сокращением срока действия ядов и вредоносных эликсиров.

Жаль, очень жаль, однако строгий учёт компонентов и объёмов сваренных зелий не позволяет Пенни помогать ещё сильнее. О, с каким бы огромным удовольствием она готовила лечебные эликсиры и тонизирующие пилюли для Мангустов! Но с тем уровнем защиты, что установлен на их складе, подворовать необходимые компоненты у Лейхенберга просто физически невозможно. Затариться ингредиентами в Косом переулке тоже не выйдет — с новыми законами почти ничего подходящего на прилавках в магазинах «для всех» не найти, а если что полезное туда и попадает, то приобрести это можно, лишь получив соответствующие разрешения в тех инстанциях, куда Пенни и на порог не пустят. Без специального рецепта купить выйдет разве что пару готовых зелий: дрянную жиденькую настойку от простуды и до пятнадцати унций перебродившего рябинового отвара на человека в месяц. Нет, есть, конечно, ещё вариант попробовать сунуть аптекарю взятку или потолкаться в Лютном и постараться найти там что-то подходящее за звонкую монету, но Пенни на таком уже попадалась прежде, и теперь, случись подобное во второй раз, ей уже будет не отделаться сломанными пальцами и выговором. За незаконное приобретение магического сырья можно потерять и работу, и голову. Так рисковать нельзя.

Хотя осуществлять поставки для своих всё равно было бы невозможным, даже добудь Пенни нужные ингредиенты. Ведь варить зелья личного пользования в лаборатории строго запрещено, надолго отлучаться для этого в штаб она не может, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, а если попробует втихаря делать это дома, то её вмиг вычислят по запаху — если не установленные по этажам магические датчики, так чуткие носы соседок. А уж в том, что последние её сдадут, сомневаться не приходилось. Поэтому Пенни ничего не остаётся, как просто смириться.

После смены в лаборатории у Пенни есть около двух часов до комендантского часа в зимнее время и до четырёх — в летнее. Поэтому, чтобы не остаться голодной, она сразу же после работы, порой даже не заходя к себе, отправляется за продуктами. Обычно Пенни закупается в магическом ларьке на Уайтчэппел Маркет. Это неплохое местечко в пешей доступности. Да и штаб располагается совсем недалеко оттуда, отчего походы в тот район по настоянию Тонкс становятся для Пенни привычной рутиной. Логика подруги проста: если кому-то из Аспидов придёт в голову следить за Пенни, то соглядатай вряд ли заметит подвох в те дни, когда Пенни нужно попасть на базу. Место для штаба выбрано просто идеально: оживлённый рынок, где так легко затеряться в толпе, словно невзначай свернуть не туда, в маленький складской проулок, откуда через заброшенный цех по разделке мяса и можно пройти в тайное убежище истэндской группировки.

Единственным неудобством — во всяком случае, для Пенни — является то, что идти до Уайтчэппел Роад ей приходится через площадь Чистой Крови. Это место не нравится Пенни, оно отвращает её до дрожи, но добираться иначе нельзя — полукровкам разрешено ходить лишь по определённым маршрутам. Поэтому всякий раз Пенни старается миновать площадь быстро и не смотреть. Но не смотреть получается далеко не всегда: мрачные виселицы так и притягивают её взгляд, как зачарованный магнит. Ведь, пусть теперь печально известный эшафот почти всегда стоит пустым, Пенни хорошо помнит те дни, когда он ломился от количества повешенных, а смрад стоял такой, что можно было запросто лишиться чувств. Слишком много хороших людей отдало свои жизни здесь, в сердце самого обширного в Лондоне гетто для полукровок, и слишком больно Пенни вспоминать, как болтались в петлях бледные, искажённые уродливой печатью смерти тела. Но всё же Пенни исправно шагает по площади изо дня в день и даже старается не выглядеть чересчур подавленной, проходя мимо зловещего возвышения. Она надеется лишь на одно: что больше никогда не увидит на нём знакомых и друзей.

* * *

Сегодня Пенни весь день едва сдерживает улыбку. То, что она случайно подслушала на прошлой неделе, оказалось чрезвычайно важным — и сегодня она получила новости от Тонкс, что её сведения помогли вовремя эвакуировать ньюкаслский штаб.

Операция Аспидов прошла, казалось бы, как по нотам. Они пытками выбили из Хранителя Джерома сведения, они позаботились о том, чтобы путей к отступлению не было. Паутиновая бомба, гордость Лейхенберга, взорвалась в разгар рабочего дня, изнутри опутав вязкой липкой сетью всё здание, в котором располагались и ставка, и магловский аутлет. Да вот только Мангусты успели вовремя уйти, напоследок включив в магазине пожарную сигнализацию простецов — так что, когда Аспиды вломились в помещение, ни Мангустов, ни маглов там уже не оказалось.

Сегодня Пенни занимается не ядами или зельями для промывки мозгов, а лечебными настойками, поэтому настроение у неё отличное вдвойне. Есть отчего: и людей спасла, и других в кои-то веки не травит. Такое случается не так уж и часто, обычно ей везёт куда меньше, и Пенни разрешает себе порадоваться этому маленькому приятному разнообразию. Даже гигантский, закрывающий собою всё соседнее здание, полотняный плакат с изображением Лорда и гордой надписью «Во имя магии и магов» не в состоянии испортить её настроение, пусть сегодня ей и приходится весь день работать у окна, лицезрея змееподобный лик, — кровь саламандры лучше разводить под прямыми солнечными лучами. В какой-то момент Пенни распирает настолько, что она, трижды оглянувшись и удостоверившись, что за ней никто не следит, украдкой показывает Лорду острый язычок. На секунду — но как же сладка эта мимолётная секунда протеста! Пенни хихикает в ладошку, как малое дитя, и тут же боязливо натягивает на лицо серьёзное выражение; однако душа продолжает ликовать. Пенни водит над котлом «универсальным магическим инструментом под инвентарным номером шестнадцать» — полубесполезной недопалочкой, которой можно пользоваться лишь в лаборатории и строжайше запрещено из неё выносить — и вновь живо представляет себе мордочку мангуста, который поймал цепкими крохотными зубками огромную змею.

Настроение не портит даже визит одного из Аспидов. Пенни помнит его: широколицый, потливый, с вечной одышкой и маленькими поросячьими глазками цвета навозной кучи. Фарран Стедман, неприятный тип. Полукровка, насколько Пенни осведомлена; этот одним из первых начал открещиваться и от своего происхождения, и от матери-маглы. Уж непонятно, какими способами он доказывал Лорду свою лояльность, несмотря на наличие такого «порока» — и, если честно, Пенни даже думать не хочет, как этот человек «очищал» своё имя перед главой Аспидов. Ей отлично известно, почему Тедди и Тонкс не выходят из штаба без маскировки — они являются таким же «пятном» на роду чистокровного дома, каковой была и мать Стедмана. Была, а не есть, в этом Пенни почему-то не сомневается.

— Хэйвуд, на пару слов.

Он не спрашивает — приказывает. Не здоровается, не называет её «мисс», даже не думает о том, чтобы начать разговор с праздной беседы о погоде — пусть Аспиды и носят личину благородных господ, положивших свою жизнь «во имя магии и магов», никакого благородства и никаких манер там нет и в помине. Это Пенни знает давно. Знает и то, что Аспиды-полукровки хамят больше всех: стремятся, как видно, показать таким образом, что они чем-то отличаются от той же полукровой Пенни. Она привыкла к этому, однако ей почему-то особенно гадко сейчас идти к выходу бок о бок со Стедманом. Гадко, но не страшно: такие мини-допросы для всех и каждого давно уже стали нормой. Длятся они не больше пятнадцати минут, правда, отмываться от них в ду́ше потом хочется не менее получаса. Вручив дежурному «универсальный магический инструмент под инвентарным номером шестнадцать» и расписавшись в журнале, Пенни выходит в коридор.