Трудности реформизма

«Успеть до начала учебного года? Легко! Но только не нынешнего, а следующего. Ну, вперед, Гриффиндор! Не трусить и не робеть!» — мысленно подбадривал себя Кингсли, выбирая полки за осень 1967 года.

Через неделю Шеклболт был близок к отчаянию: посвящать раскопкам в архиве целые дни он не мог, а нескольких часов кряду было слишком мало, чтобы существенно продвинуться в поисках. Бросать начатое не хотелось, опыт предшественника мог оказаться полезен, но, кажется, найти нужные бумаги было невозможно. Архивариус, успевший привыкнуть к присутствию министра в своей вотчине, тихонько напевал себе под нос незамысловатые песенки и подшивал все новые и новые папки, исправно сдаваемые ему из всех отделов Министерства магии. Кингсли не сразу обратил внимание, что постоянно звучащие фоном напевы смолкли.

— Господин министр?

Кингсли вздрогнул, услышав за спиной вкрадчивый голос.

«Все рефлексы к Мордреду растерял в пылище! Авр-р-рор!» — подумал он, медленно поворачиваясь лицом к неведомой угрозе. Палочки в руках нет, резкое движение спровоцирует нападающего… Нет, не нападающего. Примерно в метре от Кингсли, спокойно опустив расслабленные руки, стоял смутно знакомый мужчина, одетый в глухую темно-синюю мантию.

— Да, слушаю вас, — как можно спокойнее произнес Шеклболт.

— Господин министр, я уполномочен передать вам приглашение посетить Отдел тайн. Позвольте сопроводить вас?

— Так понимаю, отказ в виду сильной занятости не принимается. Я знаю дорогу, мистер.

— Вы найдете кабинет начальника Отдела?

— Эм… Нет. Боюсь, что кабинет начальника я не найду.

— Пойдемте. Я провожу вас.

* * *

Отдел тайн… Столько удивительных и невероятных вещей рассказывают об этом месте! Кингсли уже бывал здесь, правда, дальше комнаты-карусели проходил лишь однажды — весной 1996. Легкое чувство вины за разгром, учиненный в тот день, он испытывал до сих пор, но сильно сомневался, что невыразимцы предъявят ему счет. Молчаливый сопровождающий, так и не назвавший свое имя, с первого раза открыл некую дверь, ведущую в довольно длинный коридор со множеством других дверей. Совершенно одинаковых, гладких, слегка бликующих в неровном свете синих факелов. «Жуткое местечко! И очень неприятное приглашение. Знать бы еще, зачем позвали?» — размышлял Кингсли, ровным шагом следуя за невыразимцем.

Формально Отдел тайн должен был отчитываться перед министром магии, на самом же деле уже несколько веков, скорее министры держали ответ перед главой загадочного Отдела, а вот ответы на свои вопросы получали далеко не всегда. Очередная неприметная дверь по правую руку открылась, повинуясь какому-то едва заметному знаку сопровождающего. Он сделал приглашающий жест, и Кингсли вошел внутрь. Дверь бесшумно закрылась за спиной.

— Проходите, мистер Шеклболт, не стоит стоять на пороге. Располагайтесь, прошу вас, — незнакомый маг, сидящий за массивным и совершенно пустым столом посреди просторного кабинета, указал Кингсли на простой деревянный стул подле стола.

— Благодарю за любезное приглашение. Мы не представлены, вернее, вы знаете меня, но я не знаю вас. Предлагаю исправить недоразумение, мистер…

— Мистер Палидмаус, начальник Отдела тайн. Пока у вас нет необходимости узнавать обо мне что-то еще.

— Я ведь в прошлом аврор, мистер Палидмаус, можно сказать, что узнавать что-либо о ком-либо — моя профессия.

— О, нет, мистер Шеклболт. Это уже не ваша профессия. Невместно министру магии мыслить категориями рядового аврора. Но вы так недавно заняли свой пост, что вам пока простительны небольшие ошибки. Что же касается ошибок крупных, они легко могут стоить вам карьеры.

— Это угроза? — напрягся Кингсли.

— Это констатация факта. Своим необдуманным выступлением на пресс-конференции вы серьезно подорвали свою репутацию человека разумного и трезвомыслящего. А вот исправите ли вы свое пошатнувшееся положение или разрушите его окончательно, зависит только от вас. Что вы с таким усердием разыскиваете в архивных папках, министр?

— Разве вас касаются мои поиски?

— Полагаю, да. К тому же вы не там ищете, если, конечно, речь идет о проектах Нобби Лича, и вы не преследуете личный интерес.

— Как вы узнали? Впрочем, кого я спрашиваю… Да, я ищу проект реформы Хогвартса Нобби Лича. Точно знаю, что он существует. Или, по крайней мере, существовал ранее.

— Этот проект действительно существует, министр. И вы действительно не там ищете. Пойдемте, я покажу вам. А поговорим по дороге.

— Хорошо, идемте, и покончим с этим.

— Покончим? Нет, мы только начнем!

В коридоре Кингсли почувствовал себя еще скованнее, чем в кабинете загадочного Палидмауса. Сложно говорить с собеседником, который словно читает тебя сквозь все окклюментивные блоки.

— Итак, министр, — после небольшой паузы заговорил Палидмаус, — вас интересует несостоявшаяся реформа Нобби Лича. Весьма занимательный был человек — первый магглорожденный министр, энтузиаст, борец за идею! Время ему выпало неспокойное, а противники чересчур зубастые. Не всякий выстоит против Малфоев, скажу я вам. Случись правление Лича в иное время, вероятно, он многого достиг бы на своем посту, но история не знает сослагательного наклонения. Лич поспешно оставил должность, а его преемница Дженкинс не интересовалась школьными прожектами. Я вижу некоторое сходство между вами, министр, и Нобби Личем. Но есть и различие, весьма существенное.

— Вы говорите о разнице происхождения?

— Да Мерлин упаси! Нет же! Происхождение в вашем случае роли практически не играет. Стремление к реформизму, яркие сердечные порывы, эмоциональность в решениях — все это роднит вас. Но мистер Лич был к тому же до крайности упрям и не обладал критичностью мышления в должной мере. Вы же, как мне кажется, куда больше склонны к рефлексии и трезвой оценке действительности.

— Сейчас вы, подобно директору МакГонагалл, скажете мне о том, что отмена факультетов разрушит саму суть Хогвартса, а потому невозможна?

— Нет. Это всего лишь взгляд с одной стороны. Вам же я предлагаю рассмотреть проблему разносторонне. Вы — министр, мистер Шеклболт, это ваша обязанность.

— Порой мне начинает казаться, что я не слишком хорошо представлял себе эти обязанности, когда принимал решение выдвигаться на пост.

— В таком случае вы с куда большей ответственностью примете их на себя.

— Возможно. Так что же с реформой?

— Реформа Нобби Лича проста и сложна одновременно. Он предлагал ввести в Хогвартсе относительно новое маггловское изобретение — психологическое тестирование, призванное заменить Распределяющую шляпу. Ученики должны были подбираться в группы на основе их личностных качеств и совместимости. Представьте себе: взволнованные первокурсники, впервые воочию столкнувшись с величественным замком, проходят по его средневековым коридорам, а затем их, уставших после долгой дороги и ярких впечатлений, усаживают за парты и вручают внушительный тест, вместо по сути аналогичного, но крайне быстрого и волшебного вердикта Шляпы.

— Да, звучит как-то не очень. Но тест ведь можно провести утром?

— Конечно нет! Ведь спать дети должны в своих постелях, в комнатах факультета. Факультеты, кстати, мистер Лич предлагал не упразднить, а банально переименовать. Вместо имен Основателей присвоить им некие совершенно иные, не имеющие особенного значения для магов. Правда, не ясно, что помешало бы впоследствии запомнить, например, на каком факультете учатся тихие «ботаники», на каком шумные забияки и так далее.

— Запомнить и навешать ярлыки… Но ведь сейчас на факультетах учатся совсем не такие однородные группы студентов! Они разные: кто-то активнее, кто-то тише, кто-то умнее, кто-то хитрее…

— Именно. Ведь сейчас у детей есть не только изменчивые свойства характера, у них есть выбор. Тестирование выбора лишает и создает очень явные перекосы. Кажется, очевидно, какая параллель будет лучше учиться, какая будет спортивнее, а от кого больше всех неприятностей? И пусть мистер Лич и предлагал отменить заодно межфакультетское соревнование, детям свойственно соперничать. Неофициальное соревнование никуда бы не исчезло.

— По вашим словам получается, что реформа Лича плоха не нарушением устоев, а бесполезностью. Но я все же хотел бы увидеть сам. Если это возможно. Мы достаточно долго идем…

— Мы уже пришли.

Они стояли в крутящейся комнате перед одной из дверей, но едва ли Кингсли смог бы сказать, из которой двери они перед этим вышли.

— Это та самая дверь, министр, которую всегда держат закрытой. Войти сюда без меня либо указанного мной невыразимца — невозможно.

— Но… Это же!.. Но как? Почему?! Реформа Лича так важна, чтобы хранится здесь?!

— Увы, министр. Сейчас вы все поймете, — Палидмаус легко толкнул вечно запертую дверь, и она медленно распахнулась перед ним. — Заходите, министр. Не стоит стоять на пороге.

Кингсли с замиранием сердца сделал шаг, другой, а затем застыл в немом потрясении. Чего только не представлял он себе, думая об этой комнате, какие только загадки мироздания не мерещились ему! Но перед собой он увидел только голые стены довольно просторного зала и высокие длинные стеллажи. Точно такие же, как несколькими этажами выше, в Архиве, в котором он так бездарно потратил последнюю неделю.

— Архив?.. Вы привели меня в архив?

— Можно и так сказать. Пройдемте, нам нужен пятьдесят шестой стеллаж, — Палидмаус повел ошарашенного Кингсли вдоль пыльных рядов, остановился в одном ему ведомом месте и снял с полки тонкую на вид папку в пергаментном переплете. — Вот он, проект Лича. Читайте же, вы ведь потратили на его поиски столько времени.

Кингсли унял дрожь, охватившую руки, и принял папку, оказавшуюся действительно довольно тонкой. Спустя двадцать минут, за которые он успел перечитать содержимое папки трижды, Кингсли поднял тоскливый взгляд на главу невыразимцев.

— Этот проект — полный бред. Невозможно и бессмысленно воплощать его.

— Полностью с вами согласен, министр. Сильно ли эта задумка отличается от вашей?

— Да. В ней куда больше деталей, чем в моих идеях. И это их совершенно не красит, — Кингсли оглянулся вокруг. — Все эти стеллажи… В них хранятся такие же безумные планы?

— И да, и нет. Некоторые из них куда хуже безобидной папки в ваших руках. Некоторые глупее, некоторые наивнее. А некоторые не так уж плохи, но несвоевременны и забыты, зачастую вместе с их создателями: министрами, советниками, заметными и не очень чиновниками… Поздравляю вас, министр, теперь вы знаете одну из Тайн, вам открылось содержимое самой секретной комнаты. Вижу, вы впечатлены.

Кингсли подавленно молчал, периодически озираясь вокруг.

— Что теперь? Я должен дать Непреложный Обет?

— С чего вы решили, что должны это сделать?

— Ну я же вошел в святая святых! И видел эту… Этот мемориал проектов.

— Всегда будьте честны с самим собой, министр, что бы вам не приходилось говорить другим. Не мемориал, нет. Кладбище идей.

— Да… Да. Так будет вернее. Обет?

— А зачем? Разве вы расскажете кому-то, что это за дверь, и что за ней сокрыто? Поверьте опытному человеку, еще ни один министр из числа побывавших здесь не раскрыл тайны.