Трудности реформизма

Спросите любого жителя Магической Британии, какие качества присущи студентам Хогвартса, и каждый практически в точности повторит вам слова Распределяющей шляпы. Дескать, гриффиндорцы — упрямы, безрассудно храбры и отчаянно отважны. Рейвенкловцы — дотошны до занудства, умны и замкнуты. Хаффлпаффцы — трудолюбивы, спокойны, но недалёки. Ну а слизеринцы — амбициозны, тщеславны и коварны. И, конечно, почти каждый опрошенный, будь ему хоть двести лет, будет старательно выделять именно тот факультет, который когда-то окончил сам. И лишь немногие готовы признать, что вовсе не факультет определяет характер мага, а цвет школьного галстука — всего лишь цвет.

Примерно так рассуждал сам с собой Кингсли Шеклболт поздней ночью после волнительного дня инаугурации. Его неожиданно сильно зацепили слова Риты Скитер в вечернем «Пророке». И сколько бы Кингсли не напоминал себе, что придавать значение высказываниям писаки, за всю свою карьеру не сказавшей ни о ком ни единого доброго слова, не стоит, строчки статьи постоянно вертелись в уме. «Поистине слизеринские амбиции!», «Стоит ли ждать особенного коварства?», «Какие интриги нам предстоит раскрыть?», «Честь и отвага или корысть и расчет?», «Что, а лучше сказать, кто движет новым министром?». Руки невольно сжимались в кулаки, а усталый разум продолжал мысленно спорить и доказывать незримой собеседнице узость ее взглядов.

Давно перевалило за полночь, но сон не шел. Почему гриффиндорец должен стесняться своих амбиций и скрывать их? Почему стремление к успешной карьере сразу приравнивается к подлости, а политическое продвижение — к изощренной схеме захвата власти? Почему взрослые, состоявшиеся люди продолжают делить окружающих по цвету галстука, отказываясь признавать многогранность личности каждого? И, самое главное, что может сделать он — Кингсли, чтобы исправить положение? Уже утром ему предстоит выступить на его первой пресс-конференции в роли министра магии. Что он скажет собравшимся магам, что им предложит? Кингсли еще не успел привыкнуть к выступлениям по бумажке, как делало большинство политиков, заранее отыгрывать речь. Но бурлящее в крови негодование подкинуло ему идею, чему он может посвятить свое грядущее выступление: какое будущее может ожидать Магическую Британию, пусть без Пожирателей Смерти, но со всеми теми стереотипами, которые они и им подобные традиционалисты активно пропагандировали в обществе?

Решение, казалось, плавало на поверхности. Корень зла — в самом разделении на факультеты. Возможно, тысячу лет назад это имело какой-то смысл, но теперь замшелая традиция тянет все общество назад, сеет вражду. У него, как у министра, нет полноценной власти над Хогвартсом, но — решено! — он объявит во всеуслышание свою идею и сделает все возможное, чтобы консерваторы из старых семей не смогли саботировать обсуждение. Разделение на факультеты в его привычном виде, якобы по чертам характера и личностным качествам, пора отменить. В конце концов, люди избрали его министром магии! Значит, будут готовы последовать за ним в будущее, оставив средневековые традиции в прошлом, а Распределяющую шляпу в музее.

* * *

Первое утро на высоком посту началось для Кингсли с мучительно затекшей спины, замерзших рук и отпечатка от острого краешка папки с отчетами на щеке. Не самое приятное начало дня сулило такое же сомнительное продолжение. Но принятое ночью решение по-прежнему казалось Кингсли здравым, пусть и слегка недоработанным.

— Кинг, Кинг, как был ты в душе аврором, так им и остался! Целый Министр, а дрыхнешь на документах, словно сержант на дежурстве! Все. Встал, собрался, приготовился к бою! Драккл дери всех журналистов разом… — в дверь тихонько поскреблись. — Да! Кто? Входите! — встрепенулся Кингсли, старательно прогоняя с лица остатки сна.

— Господин министр, вы уже на месте! Так рано, я не заметил, как вы пришли, — залебезил молоденький секретарь. Кингсли не успел запомнить его имя, сотрудник был из свежих, едва окончивших Хогвартс кадров. — К началу пресс-конференции все готово, авроры дежурят в Атриуме, трибуна установлена, освещение…

— Да, спасибо, эм-м… Спасибо. Сколько осталось до начала встречи?

— Сорок минут, сэр.

— Отлично. Принесите мне кофе, пожалуйста, и можете пока быть свободны.

Секретарь, приторно улыбаясь, выскользнул из кабинета, а Кингсли с силой потер лицо и начал приводить себя в порядок. Расслабился, с мальчишкой мямлил так, словно сам такой же мальчик на побегушках! Что же будет перед журналистами? Определенно, стоило глотнуть зелье сна без сновидений и как следует выспаться. Раньше, даже будучи ИО министра, всегда можно было спихнуть почетную миссию толкать речи на кого-то еще, и отделываться отдельными короткими репликами. Теперь не выйдет, министр магии лицо публичное, выступать должен самостоятельно и гладко. А ему пока далеко не то что до Дамблдора, умевшего без всякой магии заворожить толпу неблагодарных слушателей, но даже до Фаджа, профессионально плетущего словесные кружева. Это Скримджер мог не утруждать себя сольными выступлениями, военное время диктует свои условия. Но война позади, и люди не желают видеть перед собой сурового вояку, им нужен политик. А политиком Шеклболт не был. Но и уступать министерский пост ставленникам консерваторов было бы непозволительной роскошью: все и без того скромные достижения победы они могли уничтожить в считанные недели. Пришлось выдвигать свою кандидатуру, вести кампанию. И теперь, когда предвыборная гонка позади, министерское кресло кажется еще более неудобным, чем раньше. Только деваться некуда и отступать нельзя. А впереди ждут акулы пера и прорва дел.

— Ваш кофе, сэр, — секретарь тихонько проскользнул в дверь. — Через полчаса начало пресс-конференции. Вам нужно что-то еще?

— Нет, благодарю. Вчера мне вас представляли, но я, признаться, не расслышал. Не могли бы вы напомнить?..

— Пайк. Бэзил Пайк, сэр.

— Спасибо, Бэзил. Зайдите ко мне через двадцать минут, напомните о выходе. Можете идти.

— Хорошо, сэр.

* * *

Пресс-конференция запомнилась Кингсли как череда вспышек, возгласов и гвалта. Вопросы сливались, сменяя один другой, журналисты перебивали друг друга, толкались, мешали фотографам, а из затененных уголков Атриума на них мрачно взирали недавние коллеги Кингсли по Аврорату:

— Марджори Паддиндаст, «Ведьмополитен». Господин министр, нашим читательницам не терпится узнать, кто ваша избранница и есть ли она? Когда вы познакомите нас с миссис Шеклболт?..

— «Вестник Парижа», Эммануэль Турнье. Мистер Шеклболт, когда вы планируете начать возобновление международных торговых отношений? Вы рассматриваете отмену эмбарго на поставки редких ингредиентов во Францию?..

— … Господин министр!..

— Мистер Шеклболт!..

— … «Дойче мэджик», Хорст Нойманн…

— … министр!..

Кингсли уже готов был прервать балаган и объявить пресс-конференцию оконченной, когда из сотен вопросов внезапно услышал тот самый, ответить на который после ночных размышлений хотелось больше всего.

— Кикис Трекус, «Ежедневный пророк». Мистер Шеклболт, как вы прокомментируете слова моей коллеги мисс Скитер о вашей факультетской принадлежности? Вы окончили Гриффиндор или Слизерин?

Кингсли поднял руку, призывая разошедшихся журналистов к тишине.

— Мистер Трекус, господа журналисты…

— И дамы!

— Да, разумеется, господа и дамы. Я прошу вас задуматься, почему вас волнует, какой факультет заканчивал тот или иной маг? В чем вы видите принципиальное отличие? Почему мы позволяем Распределяющей шляпе не просто выбирать нам наиболее комфортный коллектив на семь лет обучения, но позволяем ее вердикту управлять всей нашей долгой и продуктивной жизнью? — в зале раздался ропот. — Школа, конечно, значимая часть жизни, но не самая продолжительная и важная, и факультет не должен быть приговором. Мы привыкаем к соперничеству и вражде со школьной скамьи, делим окружающих на сорта, в зависимости от цвета их галстука. Но каждый из нас при желании сможет вспомнить и ленивого хаффлпаффца, и трусливого гриффиндорца, простодушного слизеринца или глупого рейвенкловца. Два месяца назад закончилась война. Кто-то скажет, что мы воевали против слизеринцев, но это не так! Мы воевали против Волдеморта и его отморозков, — ропот в зале усилился, — да, именно так! Среди Пожирателей смерти были выпускники всех факультетов, и то, что их безумный главарь окончил в свое время Слизерин, не превращает всех его выпускников в чудовищ. Как министр магии, я считаю своим долгом окончательно завершить эту войну и вместе с ней похоронить древнюю вражду, причиной которой становятся стереотипы и школьные распри, — Кингсли все больше входил в раж, не замечая шепотков и перетаптывания в Атриуме. Его внезапно осенило, что первоначальную идею можно развить и расширить, и, как человек дела, он сразу озвучил свои мысли. — Я предлагаю отменить Распределение в той форме, в которой мы его знаем, — ему пришлось повысить голос, перекрикивая усилившийся шум, — отменить разделение студентов по личностным качествам, избавиться от стереотипов. Пусть каждый из нас сам выбирает свой путь, без оглядки на старую Шляпу! А чтобы дети не привносили вражду из семей, я предлагаю открыть в магической Британии начальные школы, в которых юные маги будут обучаться не только грамоте, но и мирному взаимодействию друг с другом. Таким образом…

Закончить речь Кингсли помешали гневные выкрики чиновников и британских журналистов, находящихся в зале. Иностранные же мастера слова строчили с такой скоростью, что их перья едва не дымились: сенсация, новый министр подрывает устои!

Подобными заголовками пестрели вечерние заголовки газет, а массивный письменный стол министра завалили сотни писем. Пресс-конференция определенно наделала шума, правда, немного не такого, на который Кингсли рассчитывал.

* * *

Через несколько дней Кингсли всерьез пожалел о скоропалительном решении выступить с непроработанной идеей перед публикой: общественность не унималась, поток гневных писем не иссякал, а на защиту Шляпы и традиционного Распределения поднялись не столько представители старых семей, от которых Кингсли ожидал основного сопротивления, сколько обычные обыватели и даже, как ни парадоксально, магглорожденные. Времени катастрофически не хватало. Вступление в любую должность связано с большой нагрузкой, и чем выше должность, тем больше ответственности. Кингсли понимал, что поднялся так высоко, что роптать стыдно, а избегать обязанностей — подло. Ему нужно было разбирать и подписывать отчеты о восстановлении отделов, протоколы судов и рапорты о расследованиях военных преступлений, проводить совещания и распределять финансы, выслушивать жалобы и прошения… В конце концов, заново знакомиться с коллегами, которые еще недавно могли подойти и дружески хлопнуть по плечу: «Здорово, Кинг!», а теперь с подчеркнуто любезными улыбками приветствовали Господина Министра. Молоденький секретарь пока не внушал доверия, поэтому и бесчисленные письма, кое-как прошедшие проверку на безопасность, приходилось разбирать самому. В пору было пожалеть о временном отстранении от должности Перси Уизли, но без расследования его работы на Пия Тикнесса, никто не допустил бы его к новому главе государства. А следствие в мирное время процесс не быстрый: процедуру нужно соблюдать в точности. Будучи аврором, Кингсли мечтал, как упростит бесконечную возню с бумажками и отменит множество обязательных, но откровенно устаревших правил. Но став министром и проработав считанные дни, он понял, что не приблизился к исполнению этой главной аврорской мечты ни на дюйм. Слишком много работы, мелочи подождут. Так же, как подождет уютная кровать в маленьком домике, доставшемся от родителей: уже которую ночь Кингсли ночевал в своем кабинете.