Балин. Сын Фундина. Государь Мории

* * *

В тысяче миль от этого места, за большим столом, заваленном бумагами, сидел гном. Он потянулся, зевнул, машинально перелистнул пару страницсвоего «Трактата о болезнях людей», над которым работал вот уже много месяцев. Ори повернулся, окидывая взглядом стол, что притаился в углу комнаты. Там, наваленные друг на друга, лежали несколько десятков больших листов бумаги. Самой настоящей бумаги. Очень дорогой материал, думал Ори, но удобный. Книга из бумаги была вчетверо легче, чем такая же, но из кожи. Пусть даже это тонкая кожа молодого ягненка. Бумага боится сырости и огня, но прежде, чем он, Ори, сделает новую и абсолютно достоверную карту Казад Дума на мифриловых листах, придется извести немало бумаги. Очень дорогой бумаги. Но Балин на такие вещи не скупился. Вчера они целый час просидели над планом одиннадцатого подземного горизонта, пытаясь уместить его на одном листе. И в конце концов решили, что одного листа маловато. Балин требовал, чтобы на плане были указаны не только залы и коридоры, но и тепловые, и газовые трубы, и водоснабжение, и вентиляция, и канализационные люки, и лестницы — причем винтовые и раздвигающиеся тоже. У Ори голова кругом пошла от таких требований.

Единственное, что он мог ответить Балину:

— Сделаем.

На обозначение одних только переходов ушел целый день. И чтобы хоть немного отдохнуть, Ори уселся за "Трактат". А ведь завтра его ждут в кузнице. А послезавтра — на том же одиннадцатом горизонте, чтобы проверить, какие залы вообще не подлежат восстановлению, и до каких все еще возможно добраться.

Как Ори хотелось добраться до мастерской Тэльхара, о которой рассказал Тори! Но старик болел, а Балин настрого запретил идти куда бы то ни было в одиночку. Правда, согласился Годхи. Он даже начал чинить подъемник Кобольда, чтобы достичь дна Казад Дума быстро и без помех. Но проходчика чуть не перемололо в шестернях, едва спасли. Балин тогда сказал:

— Еще не время, — а с Балином Ори уже не спорил.

Пусть Государь Мории строг, но так надо. Пусть суров — того требует время. Последнее слово оставляет только за собой — на то он и Государь. Втайне Ори завидовал Балину. Но не потому, что судьба вознесла друга вровень с самыми сильными владыками. Нет, Ори завидовал трудолюбию, упорству, способности видеть правильные решения и говорить правильные слова, не спать неделями, работать наравне с мастерами и превосходить их во всем, бороться, не сдаваться перед любыми трудностями — и выходить победителем из любых передряг. Пусть Балин и поседел раньше времени — это не слишком большая плата за восстановленное царство. Очень часто новички задавали Ори вопрос: а спит ли Государь вообще? Гном смеялся, но иногда в душу закрадывались сомнения. Ему самому хотелось задать вопрос: а тот ли это Балин, который пришел в Казад Дум четыре года назад? Всегда сомневающийся, постоянно проверяющий сам себя, осторожный и недоверчивый — неужели это все тот же Балин?

То, что иногда Ори видел собственными глазами, выходило за рамки реальности. Взять хотя бы то, что Государь Мории мог открыть любую дверь, причем без всяких ключей. Что это — волшебство? Ори давно ломал над этим голову. После рассказа Оина о том, что Морию создала Унголианта, гном готов был предположить, что Балин неожиданным образом получил власть над этой древней силой, как, например, получил власть над шлемом Дарина и теперь может подчинять себе камни, пропитанные злом.

Чтобы успокоиться, Ори нагнулся и вытащил из-под стола тяжелый даже на вид мешок. Осторожно развязал горловину и достал резной сундучок, осторожно приподнял крышку. Улыбка коснулась губ гнома — в сундучке лежали листья. Дубовые, кленовые, осиновые, яблоневые, рябиновые — все из чистого золота.

"Меня запомнят не только как друга Балина или составителя карт Казад Дума, — думал с гордостью гном. — Скажут — мастер Ори, который восстановил Подземный Сад. Вот ради чего не зазорно потратить сотню лет, а то и всю жизнь. Скоро нефритовые, малахитовые и гранитные деревья в Саду покроются листвой. Надеюсь, мне хватит жизни. Пусть пока не хватает времени, и за три года мне удалось изготовить всего двести семьдесят два листа, а нужно — в тысячу раз больше… Пусть. Золота мне выделили несколько стоунов. Балин на эти вещи не скупится…"

Мечты захватили воображение Ори. Он грезил наяву: видел покрытые золотой листвой деревья, освещенные яркими светильниками; различал детей, играющих самоцветами и серебряными плодами; слышал мягкий рокот ручейка, что прихотливо извивается между высокими стволами. Горло Ори перехватило, глаза защипало.

— Надо закончить карту, — сурово сказал гном сам себе. — Настоящий мастер не занимается десятью делами сразу.

Ори уже было потянулся к кувшину с водой, чтобы промочить пересохшее горло, как ноздри его расширились. В воздухе явно пахло гарью. Гном вскочил. Легкий сизый дымок поднимался от железного ларца, который стоял на самой верхней полке. Ори подтянул скамью, достал ларец и открыл его. Уже через минуту он метался по комнате, поспешно натягивая на себя походную одежду, сапоги, затягивал пояс, путался в кольчуге. Вылетев за дверь, он столкнулся нос к носу с Оином.

— Ты чего? — спросил Ори, пряча ларец за спину.

Неистовый молча протянул руку и разжал кулак. На ладони Оина лежали три кусочка проржавевшего металла.

— Это наш семейный секрет, — проговорил Оин. — Если сделать вещь, а потом взять от нее особым образом часть, то, когда владелец целой вещи умирает, остаток покрывается ржавчиной.

— И что? — Ори торопился и не был расположен к долгим разговорам.

— Это части от ошейников орков, — просто сказал Оин.

— Ясно, — проговорил Ори.

— А это наш семейный секрет, — сказал он, открывая ларец. — Если особым образом пропитать бумагу, а потом разделить ее на две части, то что происходит с одним листом, также отражается на втором. Вчера он был просто рваным. Сегодня сгорел. Темный властелин отверг наше послание.

— Надо предупредить Балина, — сказал Оин.

— Хорошо, — положил Ори руку на плечо другу. — Я предупрежу Балина. А ты, Оин, готовься к войне.

Неистовый долго смотрел в лицо Ори.

— Я давно на войне, — тяжело проговорил он.