Время сжигать

Глава двадцать четвёртая

Невилл

Он сделал всё, что мог. Они не снимают Империус, пока не приводят его в сад. Невилл и не догадывался, что заклинание контроля сознания может держаться так долго, ничем не подкрепляемое. Однако не похоже, чтобы он так уж много знал о тёмной магии и о том, как ей владеют тёмные волшебники.

Невилл больше знает о садах и розах, рядом с которыми его оставили, бросив на брусчатку и песок. Он прилипает к лицу, смешивается с потом, грязью и ужасом, стекающим с кожи.

— Не девчонка? — спрашивает голос.

— Естественно, грязнокровка получит своё — позже. Большие планы или типа того. Но этот тоже довольно известный.

— Кого волнует эта сопливая куча дерьма?

Невилл считает себя сопливой кучей дерьма. Если сопли текут, значит, он не может себя контролировать. Он видит оранжерею, лабиринт живой изгороди. Выглядит довольно мило. Может быть, в другом месте, в другой жизни, тут было бы приятно проводить время.

В затянувшемся сумбуре мыслей после продолжительного Империуса Невилл думает, что это тоже не такое уж плохое место, чтобы умереть. Он не может представить, что они планируют сделать с ним дальше. Кем бы «они» ни были. Но скорее всего Пожиратели Смерти.

Круцио поджаривает его, выжигая весь этот туманный сумбур в голове, разрывая нервные окончания и не оставляя ничего, кроме невообразимой боли.

Он почти не двигался несколько дней подряд и так же долго не контролировал своё тело. Круцио напрягает все мышцы одновременно, проникая сквозь них, и неожиданным образом это связывает его с родителями. В самые мрачные моменты Невилл задавался вопросом, что они испытали. Как вытерпели всё это ради своей мечты.

Он падает на землю.

— Не играй с едой, Роули.

— Но это же весело. — Смех. Больше похоже на кудахтанье. — Предатели крови ничем не лучше грязнокровок, а?

— Тёмный Лорд сказал прикончить его, а не играть с ним.

— Тёмный Лорд сказал сделать из него пример.

Этот ужасный разговор происходит где-то над головой Невилла. Кажется, он не может открыть глаза. Но если они разговаривают, то не направляют на него свои волшебные палочки. Дыхание застревает в горле, прерываясь спазмом в груди. Кажется, уже не получается вдохнуть ни капли воздуха, потому что тиски не ослабевают.

Это не имеет значения. Новое Круцио пронзает его насквозь.

В ушах звенит, то ли от крови, то ли от паники, а магия просто выходит из-под контроля.

— Ты должен воспользоваться этим, — произносит один из голосов. Тот, который не Роули.

— И что в этом забавного? Мы кто, маглы?

— Хватит ёрничать, Роули. Это меч Гриффиндора. Говёный символизм, всё такое. Я не задаю вопросов. — Наступает пауза, во время которой сердце Невилла подпрыгивает, запинается и колотится в груди. — Просто сделай уже.

— И что мне с этим делать, а? Голову что ли отрубить?

Раздаётся гогот. Невилл не слышит. Хотелось бы игнорировать, но не получается. Он пытается поднять руку, растягивается на брусчатке, хватается за камни. Его тело — тюрьма, из которой он не способен выбраться. Она же станет и его могилой, если он не придумает что-нибудь, что-нибудь не сделает.

Ботинок бьёт его в живот. Невилл заваливается и перекатывается. Видимо, он лежал на боку. Теперь приземлился на спину.

— Эй, пацан, тебя как зовут-то?

Невилл не может говорить. Он пытается. Они просто хохочут над ним.

Он пытается снова. Если у него нет ни шанса, ни надежды — ничего не осталось, — то по крайней мере, у него есть имя. И он будет нести его, даже если это последнее, что он сделает в жизни. Потому что это имя его родителей. Родителей, которые сражались в той же войне, которую продолжает вести их сын.

И если и существует какой-то луч надежды, какие-то мизерные крохи утешения, так это гордое имя своей семьи.

— Долгопупс, — наконец произносит он, хрипло и надломленно.

Раздается ещё один смешок.

— Долгопупс? Долгопупс? А-а-а, я уже и думать забыл о них. Не знал, что у них отпрыск появился. Ну, глянь-ка на себя сейчас, а?

Невилл утыкается пятками в камни, пытается оттолкнуться — куда угодно. Ничего не происходит. Он просто разбрасывает грязь вокруг.

— Забудь об обезглавливании. У меня есть идейка поинтереснее, более подходящая к твоему имени, а, Долгий пупс?

— Роули, мне тут делать нечего, если ты собираешься продолжать развлекаться с ним.

— Тогда иди. Скажи Тёмному Лорду, что всё кончено. Будет, когда вернёшься.

После этого всё как в тумане. Круцио иногда рассеивает туман Империуса, но никто так и не удосужился снять его с Невилла, оторванного от собственного тела, от окружающего мира. В каком-то смысле он почти благодарен за то, что боль не проясняет сознание. Не остаётся места для страха, для большей боли, для того, что должно произойти дальше.

Краем мозга он отмечает, что левитирует, паря где-то над землёй.

Он слышит заклинание прилипания. Меч? Или что-то ещё?

Его поворачивают в воздухе, чтобы держать вертикально. Невилл моргает, разлепляя глаза, оказываясь лицом к лицу с человеком, убивающим его. Или, по крайней мере, с потенциальным убийцей.

Наверное, это и есть Роули. На его лице злобная усмешка, зубы в жёлтых пятнах, а блеск в глазах твердит о том, что он чертовски наслаждается собой. Слишком, слишком сильно.

Роули отменяет заклинание левитации, и Невилл падает.

Что ж, это хотя бы быстро.

Его тут же пронзает огненная боль, проникая внутрь вместе с мечом Гриффиндора: через зад, через все внутренности, до самого сердца. Острие вырывается наружу в основании горла.

Разорванный в клочья, Невилл мгновенно истекает кровью. Вспышка жгучего, опустошающего холода вскоре сменяется онемением.

Он уже давно мёртв к тому времени, когда Тёмный Лорд, узнав о его кончине, натравливает на него змею. Очередная закуска из предателей и показательных смертей.

Его больше не существует, когда Нагайна, наевшись до отвала, натыкается на меч, запрятанный глубоко в трупе.

Дольше всех продержавшаяся, но не забытая, змея умирает.