Страшно любимая

— Оставь Роберта в покое!

— Да я о нём и не вспоминала даже!

— А зачем тогда из каюты его выманила?

— ???

— Сидел капитан у себя, никого не трогал, а тут ты со своими запахами.

Я с недоумением уставилась на расстроенное лицо девушки:

— Кшорти в изначальной форме почти не потеют, да и не проходила я мимо капитанской каюты.

— Ага! То есть ты знаешь!

— Что?

— Где она!

— Кто?

— Каюта.

— Тьфу ты… Понятия не имею. Просто комната гарна возле самого лифта, по жилому этажу я не ходила. Разве только на кухню, но по дороге кают нет, лишь подсобные помещёния.

— Вот ты себя и выдала! — подпрыгнув на месте, банши воздела руки над головой и обличающе прошипела, выделяя каждое слово: — Ты! Была! На! Кухне!

Я хрюкнула. Дёрнула ухом и задумчиво почесала бородавку на правом виске.

— Была. А что тут такого?

— Ты готовила! — не сбавляя градуса возмущения, ткнула в меня полупрозрачным пальцем девушка.

— И?..

— Что «и»? Тебе этого мало? Роберт бросил меня и ушёл! Из-за твоих запахов!

— Ох ты ж бублик горелый…

Будь пол чуть теплее и чище, я бы непременно осела на него и отчаянно завыла. Нет, это же надо! Опять на пустом месте цирк со всеми вытекающими… Глянула на хлопья пены и поправила саму себя — со всеми «стекающими» последствиями. Титаническим усилием подавив желание наорать на дурную энергетическую сущность, я негромко призналась:

— Нелли, большинство известных мне лорри регулярно едят…

— Ночью?

Я хмыкнула и кивнула:

— И ночью тоже. Так даже вкуснее. Реагировать на запах пищи, испытывая чувство голода, — нормально. Это не имеет ни малейшего отношения к любви.

— А как же «путь к сердцу мужчины лежит через его желудок»? — немного сбавив обороты и уже почти без истерических ноток, протянула блондинка. — Про еду я знаю и даже принесла Роберту яйца. Целых сорок штук, между прочим.

Представила себе капитана посреди россыпи яиц. Бедняга… Мало ему неприятностей, так ещё и это…

— И нечего ушами дёргать! Сама меня научила их готовить. Так что не было у него нужды идти на кухню, а ты нарочно приготовила какое-то хитрое приворотное зелье.

Осознав, что достучаться до разума влюблённой дурочки не получится, я решительно стёрла с макушки остатки пены и отвернулась. Что в тюках и ящиках? Любопытно!

— Четыре, — буркнуло моё ехидство.

— Не поняла… Издеваешься? — явно колеблясь, выводить истерику на очередной виток или повременить, спросила банши. — О чём ты вообще?

Но я уже озадаченно рассматривала гибкую полутораметровую трубку, извлечённую из мешка. Серовато-синяя, холодная, она была полой и на ощупь шершавой, а в руках извивалась как живая. При всей фантазии так и не смогла вообразить, для чего на звездолёте могут пригодиться несколько мешков таких вот трубок. Разве только какие-то детали для двигателей или чего-то в этом роде? В технике я не разбираюсь от слова «совсем».

— Нелли, ты не в курсе, что это за штуковина?

— Нет. Не переводи тему!

Я запихнула трубку обратно в мешок и принялась исследовать остальные свёртки, пропуская те, которые на ощупь напоминали первый.

— При чём тут «четыре»? — не унималась банши и нудела с истерическими нотками. — Чего четыре?

— Четыре тазика зелья сварила. Приворотного, — буркнула я, недовольно рассматривая россыпь серебристых загогулин, обнаруженных под крышкой одного из ящиков. Невезуха.

Банши всплеснула руками:

— Как «тазика»? Ты ополоумела?

Меня всё сильнее колотило, руки мелко тряслись от холода и раздражения, грозящего вот-вот перерасти в откровенное бешенство. Надо собраться, иначе последние крохи спокойствия благополучно испарятся, и вот тогда никому мало не покажется.

Доведённая до ручки голая кшорти — то ещё зрелище. В таком состоянии я о приличиях забуду напрочь и пойду в каюту в костюме свежевылупившегося дитяти, без единой нитки на теле. Разве что пару трубок прихвачу, дабы колотить всех встречных-поперечных, вымещая на них накопившуюся за последние дни злость. Нет, так дело не пойдёт. Глубоко вздохнув, прикрыла глаза.

— Нелли, — очень мягко, почти ласково прошелестела, — я всего лишь приготовила суп, мясное рагу, гарнир и большую кастрюлю пирожков. Никакого отношения к приворотам это не имеет, хотя внимание мужской части экипажа, безусловно, привлечёт. Может статься, даже пробудит в их сердцах любовь, только…

— Я же говорила!

— Не ко мне, а к еде! Приди в себя и осознай: сейчас перед нами стоит куда более важный вопрос.

— И какой же?

Я с упрёком посмотрела на виновницу пусть не всех, но многих моих бед. Вот как ей объяснить, если она дальше своего носа ничего не видит? И главное — где взять терпения, чтобы сделать это спокойно, когда мне так хочется кричать и топать ногами? Мысленно досчитала до десяти, прежде чем ровно произнести:

— Взгляни на ситуацию здраво. Где-то по коридорам гуляет Роберт, а мы по твоей милости в кладовке сидим. И что ещё хуже, мне холодно. Не ровён час, расчихаюсь — мало никому не покажется.

— Угрожаешь? — прищурилась блондинка. — Я всё равно не отдам тебе капитана! Я… я…

— Хватит уже «якать»! — не выдержала и едва не сорвалась на крик: — Как мне обратно в каюту попасть голой-то? А тут сиднем сидеть холодно да и бестолково. И ведь вытащила прямо из душа, дурья твоя голова! Твою бы энергию в мирное русло, давно бы с Робертом была.

Банши, которая поначалу явно ещё больше яриться начала и даже белизной налилась, к концу моей гневной тирады спала с лица и съёжилась.

— Издеваешься ты надо мной, Мирта. Как бы я с ним была, если и прикоснуться к нему не могу?

— Ой ли!

Вот такую поникшую и несчастную Нельку было жалко, хотя и злилась я на неё ещё очень сильно. Пришлось объяснить:

— Меня ты уже и душила, и одежды лишала, теперь вот сюда перенесла. Заметь, без физического тела. Выводы сама делай.

Махнув на дурынду рукой, я отвернулась. Увы, уже стало ясно, что ни тряпок, ни чего-то хоть сколько-нибудь на шмотки похожего тут не было. Нельку бы послать на поиски, но у меня уже зуб на зуб не попадал, да и кто её, банши, знает. Исчезнет и с концами.

Опять перемкнёт у дурынды в голове что-нибудь, и запрёт она меня в этой кладовке. Как тогда выбираться? На звездолётах звукоизоляция хорошая. Если дверь заперта, хоть башкой в неё стучи — никто ничего не услышит. От систем слежения тоже толку немного. Я ведь сюда не своим ходом пришла. Найти-то найдут, куда денутся, только я к тому времени десять раз окоченею. В подсобных помещениях температура, дай Вселенная, градусов десять. Кому надо энергию на обогрев всего корабля тратить, если лорри почти всегда на жилом этаже трутся?

Я решительно шмыгнула носом и принялась перекладывать ящики и свёртки на пол, освобождая доступ к одной из больших коробок в самом низу. Попутно заглядывала внутрь, хотя надежды уже не было. Тут явно хранились какие-то детали и прочая техническая фигня.

Сами ящики слишком тяжёлые и бестолковые, ими не прикроешься. Упаковочный тканепластик свёртков для моих целей не годится, потому как с синей печатью. Стоит вынуть содержимое, упаковка моментально сожмётся в горошинку.

Вообще, мягкую и пластичную тару маркируют семью разными печатями, а вот в космосе из-за дефицита места используются только три. Белая — упаковка растворяется без следа за пару минут, синяя — просто уплотняется, теряя в объеме, но не в массе. Есть ещё фиолетовые маркеры, которые ставят на обёрточные материалы, после нарушения герметичности упаковки преобразующиеся в молекулы кислорода и дюжину других газов по выбору заказчика.

Увы, чем удобнее тара, тем она дороже. Причём, если ценник синей отличается от белой всего на один порядок, то за фиолетовую придётся переплатить раз в триста больше. Именно поэтому последнюю используют очень редко. Хорошо хоть многоразовые ящики и контейнеры не маркируют.

Под аккомпанемент звенящего молчания Нельки я таки докопалась до большой коробки из тонкого пластикартона и с пыхтением перевернула ту на бок. Пока нащупывала непослушными от холода пальцами язычок замка, Нелька всё распиналась о своей любви к Роберту и пеняла мне на недостаточное рвение в деле соединения двух сердец. Я бы напомнила об отсутствии материального сердца у одной конкретной дамы, но толку-то? Не ровён час, ещё больше взбеленится. Тут уж не до шуток. Потому коробку открыла молча и сразу же отскочила, зажимая нос рукой.

По полу раскатилось море бурых шариков непонятного мне предназначения. Каморка наполнилась едким химическим запахом. Я едва не взвыла. Вот же хорт безрогий! Но делать нечего. Примерившись, ухватила коробку за дно и перевернула, высыпая на пол остатки содержимого, чем бы оно ни было.

— Мирта, что ты делаешь? — испуганно ахнула Нелька.

— Платье шью, — досадливо огрызнулась я в ответ, нашаривая в ближайшем ящике железяку потяжелее. — Бальное. Знаешь, как в сказках у древних?

— Нет.

— Ничего, скоро своими глазами увидишь. Чуток дверь приоткрой, пока я тут не задохнулась.

Блондинка неохотно выполнила просьбу, но встала, загораживая проход.

— И что там у древних?

— Люди вечно шикарные наряды из всякого хлама мастерили. Из паутины там, листьев, орехов или мусора. Транспорт из овоща, дом из одежды. Изобретательные, одним словом.

И я принялась с отчаянным ожесточением кромсать пластикартон. Получалось плохо, плотный материал поддавался со скрипом, но уже через несколько минут я, с гордостью подбоченившись, бросила торжествующий взгляд на блондинку.

— И как тебе мой наряд?

Та на искорёженную коробку смотрела с ужасом и непониманием во взоре. Честно говоря, я и сама бы так с удовольствием посмотрела, будь у меня выбор. Вот доберусь до каюты, оденусь в нормальную одежду и воплощу эту мечту в реальность, а пока…

Так и не дождавшись ответа от беззвучно хлопающей ртом Нельки, я кое-как впихнула себя в импровизированное платье. Коробка, хоть и большая, была мне явно мала и едва прикрывала зад, выставляя на обозрение ноги. Живот еле-еле втиснулся, зато рукам места хватило с перебором. Они торчали из отверстий на боках «одеяния» едва ли наполовину, оставляя локти внутри.

Захочется согнуть руку, придётся либо втягивать её внутрь, либо изгибаться буквой «зю», чтобы хоть одну конечность высунуть наружу чуть подальше. Плохо моя шарообразная фигура вписывается в куб, но тут уж ничего не попишешь.

Не без труда протиснувшись в узкий дверной проём, я огляделась. Куда ни глянь — серые стены длинного коридора, редкие однотипные двери и пара ответвлений. Полупрозрачная фигурка банши то и дело подёргивалась рябью, как плохо настроенное изображение дешёвого галлопроэктора.

— Пыхтишь будто обожравшийся гокл, — хихикнула я. — Смотри не взорвись. В какую сторону нам идти?

Нелька раздула ноздри и прищурилась, но ничего не ответила. Ну и ладно. Раз помощи от неё не дождаться, пойдём наобум.