Сыны Императора

Повелитель Ночи уставился на него. Его нечеловеческие глаза выражали взгляд бесстрастной немигающей черноты. Когда он заговорил, его голос напомнил звук лавины, каким — то образом получившей власть усмехаться.

— Привет, — заявил Первый капитан Яго Севатарион. — Мы с тобой поговорим.

Первые несколько минут каждое движение воина вселяло в Улатала полную уверенность в скорой смерти. Он не был трусом. Никто не смог бы дослужиться до его звания и одержать столько побед, если бы в его жилах текла кровь труса. И все же Улатал вздрагивал каждый раз, как сочленения доспеха Севатариона при малейшем движении издавали рык. Внутренности смертного сжались от грохота боевого копья, брошенного легионером на стол. Офицер Космодесанта занял угрожающе много места в просторной каюте Улатала.

Ощущение неминуемой смерти уменьшилось, но не прошло полностью. Вместо этого его сменила уверенность, что Улатал не выйдет из комнаты живым после того, как только расскажет свою историю. Мысль выхватить для защиты личное оружие была слабым и забавным утешением. Воспользоваться служебным лазерным пистолетом против Первого капитана VIII Легиона будет равносильно метанию камней в «Лэндрейдер».

Он предложил космодесантнику чашку чая из своих гостеприимных запасов, и Первый капитан Севатарион улыбнулся, очарованный предложением, или же стараясь изобразить вежливость.

— Нет. А теперь говори.

С этими словами и заключенными в них приказом дело приняло серьезный оборот. Оба сели — один с кряхтеньем из — за ноющих ран, другой — с механическим рыком сочленений доспеха, приспосабливающихся к изменению позы. Улатал передал инфопланшет с записанным докладом и соответствующими гололитическими данными. Затем все, что ему осталось — ждать. Пока Повелитель Ночи читал, он сидел на своем месте, стараясь изо всех сил, чтобы не закашлять и не сжимать ноющий желудок. Последнее, чего хотел бы Улатал — это чтобы воин принял его болезнь за нервозность.

Бледное лицо Севатариона возвышалось над керамитовым горжетом доспеха, столь типичное для всех рожденных на Нострамо. При чтении его черные глаза мигали. В какой — то момент он провел пальцами по «вдовьему выступу» своих черных волос. В другой — его кривая усмешка сменилась сухим смехом.

Когнитивные способности космодесантников имели трансчеловеческую природу. Когда Улатал показал текст Пердите, ей понадобился почти час, чтобы прочесть его целиком. Севатарион закончил его изучение менее чем за шесть минут.

После того как воин завершил чтение, он не стал возвращать инфопланшет. Вместо этого он пристально посмотрел Улаталу в глаза с другой стороны низкого стола.

— Ты смотришь на меня так, словно ждешь, что я убью тебя.

Улатал осторожно улыбнулся.

— Эта мысль приходила мне на ум.

Севатарион не отрывая глаз от человека, кивнул на инфопланшет, который все еще держал.

— Из — за этого?

«Осторожно, осторожно».

— При всем моем уважении, лорд…

— В данных обстоятельствах вполне подойдет Севатар. Пожалуйста, забудь о «лорде». Я не король.

— При всем уважении… Вашей репутации не свойственно терпение и милосердие.

Севатар уставился на него, не моргая и не шевелясь. Сервитор продемонстрировал бы больше эмоций.

— Думаю это суждение о моем характере несправедливо, — сказал воин с идеальной невозмутимостью. — Твои слова огорчают меня. Я крайне расстроен.

Воцарилась тишина.

«Он… что, шутит? Это шутка?».

Улатал прочистил горло и набрал воздух, чтобы заговорить, но Севатар перебил его.

— Здесь едва ли достаточно информации, чтобы ты заслужил смерти. Это только часть истории.

Улатал наклонился вперед, чувствуя слабость в груди, а кишки скрутило так, что он предпочел бы об этом не думать.

— Я пришел за истиной, первый капитан.

Севатар смотрел на него, не моргая. Его взгляд был задумчивым и оценивающим.

— Ты гонишься за откровением с таким пылом в глазах, Ортос Улатал. Но подобное пламя сжигает душу человека.

— Это мой долг. Ни больше, ни меньше.

Губы Севатара скривились с налетом насмешливой брезгливости.

— И в самом деле. Между прочим, я видел запись твоей аварии с орудийного пиктора. Ты должен был трижды умереть от столкновения. Ты везучий человек.

Похвала была последним, чего ожидал Улатал.

— Я… благодарю, первый капитан.

— Хотя ты выглядишь так, словно тебя сшили из частей тел полудюжины людей. До аварии ты был хорош собой, Улатал?

Офицер снова замешкался. Он чувствовал, что проигрывает это противоборство. Улатал предпочитал ложной скромности правду.

— Так точно, сэр. Был.

Севатар плавным звериным движением наклонил голову. Космодесантник изучал человек так, словно пытаясь увидеть человека Улатала в той развалине, которой он стал.

— Что ж, по крайней мере, тебя выскребли из кабины, даже если забыли о твоей внешности.

Улатал промолчал. Поддерживать беседу с первым капитаном VIII Легиона было сродни попытке отпугнуть зерновую молотилку одной лишь молитвой.

— Итак, ты говорил, что хочешь пообщаться с тем, кто присутствовал при Разорении Зоа. — Повелитель Ночи легко стукнул костяшками пальцев по нагруднику. — Я был там. Так что спрашивай.

Улатал прочистил горло.

— Я не знаю, должен ли регистрировать эти доклады. Тысяча Сынов выставили наш Легион в… негативном свете.

Севатар по-прежнему не отпускал инфопланшет.

— Именно так, — согласился он. — Хотя это вряд ли первый доклад с такой оценкой. Кто зарегистрировал эти жалкие стишки?

— Офицер записан под именем «Хайон из Хенетаи», принадлежащий к так называемому «Ордену Шакала». Указывается, что он капитан боевого корабля «Тлалок».

Севатар едва заметно пожал плечами.

— Никогда не слышал о нем. Я не могу сказать, был ли он там или нет. На Зоа я мало обращал внимания на младших офицеров Тысячи Сынов. Они все были склоны к одинаковому нытью. И спустя некоторое время размывались в памяти.

Он замолчал, поразмыслив минуту.

— Орден Шакала. Хенетаи. Какие забавные названия используют другие Легионы.

«Странное оскорбление, — подумал Улатал, — от человека, которого зовут Принцем Воронья».

Вдруг взгляд Севатара стал звериным. Не агрессивным, но явно животным. Нечто почти похожее на улыбку медленно, дюйм за дюймом, расползалось по его иссеченным губам.

«Он слышит меня. — Улатал почувствовал, как в позвоночник впились ледяные колючки. — Кровь Императора, он слышит меня».

Но Повелитель Ночи ничего не сказал и ничего не сделал, кроме как жестом дал знак продолжать.

— Я не могу зарегистрировать последний доклад в такой форме, — сказал Улатал. — Он оценочный, унылый и воспринимается, как пропаганда. И кроме того в нем присутствует угроза для боевого духа. Во-первых, мне необходимо подтвердить достоверность доклада. После этого я смогу собрать контраргументы, которые уравновесят этот предвзятый тон.

Севатар, наконец, моргнул и его подобие улыбки погасло.

— Вот, что ты можешь сделать. Можешь зарегистрировать этот доклад в таком виде, оставив в архивах для будущих поколений, чтобы рассматривать его в качестве безобидной диковинки. Или же можешь уничтожить его, и никто об этом не узнает и не заинтересуется. Если ты выберешь один из этих двух вариантов, то ты покинешь эту каюту, а затем «Сумрак», доживать остатки своей жизни. Ты никогда больше не будешь пилотировать истребитель «Ярость», но твой разум не поврежден. Только тело. Ты почти наверняка получишь повышение по службе, либо в командный состав фрегата, или же звание капитана авиагруппы, командующего истребительными эскадрильями корабля. Хороша ли такая жизнь? Плоха? Я не знаю. У меня свои стандарты, у тебя — свои. Так что подыграй мне, и мы добавим красок этой величественной картине. Да, ты высоко поднимешься, в этом я не сомневаюсь. Но ты всегда будешь мочиться в мешок. Всегда будешь во время еды ощущать вкус своей крови из — за искусственных зубов и разорванных внутренностей. Всегда будешь с трудом дышать из — за единственного оставшегося в твоей груди искромсанного легкого. Даже если тебе выдадут больше клонированных органов и кибернетических трансплантатов, ты залечишь раны, но никогда по-настоящему не восстановишься. Эта авария разрушила твое тело, Ортос. Ты знаешь это. Я вижу по твоим глазам. Возможно, у меня нет таланта читать человеческие эмоции, но клянусь тебе, я читаю правду и ложь также легко, как другие читают буквы в книге.

Улатал медленно выдохнул. Он ничего не сказал, совсем ничего.

Повелитель Ночи потянулся к одному из поясных карманов и вынул сферу из полированной меди размером с кулак. Улатал поднял бровь при виде устаревшего голопроектора, когда Севатар поставил его в центр низкого стола, стоявшего между ними. Воин поднялся с мурлыканьем сочленений брони и снова заговорил.

— Ты можешь уйти и жить своей жизнью, Улатал. Или же посмотреть запись и получить ответы, за которыми пришел. Она не содержит важных данных, которые принесут пользу Великому крестовому походу, как и изобличающей правды, которая будет угрожать обоим вовлеченным Легионам. Там всего лишь слова разошедшихся во мнениях братьев. И они не хотят, чтобы кто — то узнал об этом за пределами их Легионов. Это… — он постучал большим пальцем по руне активации, но не нажал ее, — … дело легионеров и примархов. Семейное дело. Не для смертных глаз и ушей и определенно не для архивов крестового похода.

— Тогда зачем вы предлагаете мне ее?

Севатар тихо рассмеялся.

— И в самом деле, зачем? — Его тон придал вопросу риторический характер. — Прощай, командир авиакрыла.

Повелитель Ночи взял со стола огромное боевое копье.

— Эта запись, Первый капитан. Если я посмотрю ее…

Севатар впился черными глазами в поднятый взгляд Улатала.

— Ты спрашиваешь, лишишься ли жизни, узнав правду?

Улатал кивнул. Севатар — нет.

— Позволь кое — что спросить, Ортос Улатал. Если ты умрешь этой ночью … тебе и в самом деле это важно?

Шпиль в сердце города был построен из вулканического синего камня, добываемого только на самом восточном континенте Зоа. Признаваемое населением Зоа чудом их мира, здание было ошеломляющим достижением архитектуры, пронзающим облака, монументом тяжелому труду человечества и его способности создавать прекрасное.

Севатар посмотрел на башню, его прицельная сетка плясала с места на место, выискивая конструктивные слабости. Красота строения не отражалась в его размышлениях, как и мысль, что другие люди сочли бы его красивым. Его разум работал иначе.

На языке местной культуры Зоа здание называлось Ивил’куух, что на готике означало «Башня Просветления». Перевод был неточным, так как просветление в зоанской культуре подразумевало не мирное просвещение, но снисходительное чувство «положение обязывает» просвещенной элиты к невежественным массам. Капитан знал об этом из операционных данных, а их изучение входило в обязанности хорошего солдата. Знание специфики зоны боевых действий было жизненно важным.

— Красиво, не правда ли? — раздалось в воксе трескучее урчанье Шанга.

«Не знаю, — подумал Севатар. — Как ты определяешь, красиво что — то или нет?»