Воительница: Под полной Луной

— Я не про этот мешок для зерна, а про украшение в её волосах. Откуда оно у тебя?

Я бросила взгляд на дубовый лист в волосах Эйдис и меня осенило, почему Аста спросила о нём.

Даже Аста была в курсе отношений между Эйдис и Лейфом, но предпочитала игнорировать их, как нечто несущественное и несерьёзное. Но если бы Лейф вдруг захотел превратить эту связь в нечто большее, Аста никогда бы не дала своего соизволения. Так что неудивительно, что она так разозлилась, решив, что украшение Эйдис подарил Лейф.

— Его выиграла я. Вчера. Для Эйдис.

— И отдала такую драгоценность своей рабыне?!

— Можешь забрать себе. Сразу после того, как заберёшь мои топоры.

Аста разочарованно фыркнула.

— Отведи свою мать в залу. И не пропадай сегодня, — сказала она, повернулась и зашагала прочь, на ходу крича на своих близнецов, а ее кошки следовали за ней по пятам.

— Она решила, что это подарок Лейфа, — повернулась я к Эйдис.

— Ну естественно.

— Вот завистливая… Будем надеяться, что она не решит её украсть.

Эйдис пожала плечами и приколола мне на грудь серебряную брошь с изображением ворона.

— Это уже не имеет значения. Её погибель не за горами, и не важно, что она решит сделать сейчас.

Я сжала ладонь Эйдис.

— Что ты сказала?

Вёльва замерла, помолчала и смущённо посмотрела не меня.

— Не знаю. А что я сказала?

— Ты сказала, что погибель Асты не за горами. Что ты имела в виду?

Эйдис покачала головой и прищурилась.

— Я… я не знаю.

Я нахмурилась. Эйдис не лгала, я была уверена. Она была невероятной озорницей и часто скрывала всю правду ради забавы, но никогда открыто не лгала… по крайней мере, мне. Иногда именно так складывались ее видения.

Я не сводила с Эйдис глаз.

— Когда ты была маленькой, у тебя была кукла, сделанная из соломы?

Эйдис отшатнулась, словно я влепила ей пощёчину.

— Маленькая кукла с куском красной ткани вместо платья? — продолжила я.

— Боги говорят с нами, — задумчиво протянула Эйдис. — На зимнем блоте, под волчьей луной… Боги говорят.

— И чего боги от нас хотят? — прошептала я.

— Это знают лишь они.

Я нахмурилась.

— Да, это волчья луна. Полная луна, — рассеянно произнесла моя мать.

Мы с Эйдис повернулись к ней.

Аста медленно затягивала шнуровку на рукаве.

— Мама?

— Все называют её волчьей, но почему так? Потому что волки воют лишь на полную луну. Так было, и так будет. И ты, Хервёр, тоже родилась под полной луной. И волки выли и скулили тогда до самого утра. Казалось, и сама луна начинала выть вместе с ними. Я помню…

Я посмотрела на Эйдис.

— Она помнит, — улыбнулась пророчица.

Порывшись в своей сумке, я вытащила маленький мешочек, который там припрятала, пересекла комнату и подошла к матери. Достав амулет в виде желудя, я осторожно надела его маме на шею.

— Что это? — спросила она, теребя маленький янтарный жёлудь.

— Подарок на день рождения, — ответила я.

Мама нахмурилась.

— Скоро твой день рождения.

— Да, — кивнула я.

С годами мне стало совершенно ясно, что ярл никогда не станет отмечать моё рождение. И на мою мать, которая чаще всего не ориентировалась ни в месте, ни во времени, нельзя было положиться в таких вещах.

И я стала отмечать прошедшие годы, даря ей что-нибудь и не ожидая подарка для себя.

— Он очень красивый, — сказала мама, поглаживая амулет. — Янтарь. Как твои глаза, — сказала мама, протягивая руку, чтобы коснуться моего лица. — Я помню, как завывали волки. Я думала, они съедят нас живьем, — произнесла она и вздрогнула.

Ее взгляд стал отстраненным, потемневшим. Она встрепенулась, будто почти что-то вспомнила, затем покачала головой и, повернувшись, улыбнулась Эйдис.

— Я этот лист ещё не видела, — указала она на заколку в волосах рабыни. — У тебя сегодня тоже день рождения, как и у меня?

— О, нет. Это мне подарил Локи.

— Ох, как мило. Ну что, идём? Уже время ужинать, — произнесла мама и вышла из комнаты, не дожидаясь нас.

Я вцепилась зубами в сжатый кулак, глядя ей в спину.

— Хервёр, — мягко позвала меня Эйдис.

— Забудь, — покачала я головой. — Идём.

— Хервёр, — снова произнесла Эйдис.

Я подняла на неё глаза.

— Не будь так упряма, поговори с Хофундом.

Я снова покачала головой и отправилась в залу.

Помещение было заполнено людьми. Мать и Аста заняли места на возвышении рядом с Гудрун. Конунг Гудмунд сидел рядом с дедушкой, остальные ярлы неподалеку. За длинными столами расселись остальные мужчины, которые ели, пили и веселились.

Я заметила Лейфа в толпе. Он сидел со своими старыми друзьями и Хофундом. Стоило мне посмотреть на них, как Хофунд поднял на меня глаза и приподнял свой рог с элем в приветственном жесте. Я коротко кивнула ему и еще раз оглядела комнату. Кальдер сидел со своими братьями за столом в углу. Вечно хмурый Эгил и притворно-веселый Эйлиф разговаривали с братом, и Эйлиф хлопал Кальдера по спине. При виде этого у меня кровь заледенела в жилах. Что-то здесь было не так. И хотя Горм молчал, я знала, что суть дела лежит где-то между младшими сыновьями ярла Ньяла.

Я пробиралась через комнату, смешиваясь с толпой и прислушиваясь к обрывкам разговоров. Люди обсуждали набеги, красивых женщин, богов и… Горма.

Заметив Торстена, личного охранника дедушки, я подошла к нему. Какая-то часть меня почувствовала укол вины за судьбу Горма. Если бы я предала свою семью, я могла бы спасти этого человека. Но я не смогла.

У меня не получится изменить судьбу, которую уготовили ему боги, но я сдержу слово, данное осуждённому.

— Хервёр, — вежливо кивнул мне Торстен.

— Торстен, я хочу знать, что стало с семьёй Горма.

— С семьёй Горма? — удивлённо вскинул брови мужчина.

— Да. С его женой и детьми.

Торстен покачал головой.

— Понятия не имею.

— Не лги мне. Тебя послали на его ферму. Что было дальше?

— Это вести не для юной девы, — нахмурился охранник.

— Только благодаря этой юной деве ты сейчас жив. Говори.

Он вздохнул.

— Мы захватили их ферму. Семья попыталась спрятаться в сарае, но сарай сожгли.

— Внутри были женщины и дети?

— Я же говорил, что эти вести не для юной…

— И никто не выжил? Ни один?

— Только младшая дочь, девчушка ещё…

— Где она сейчас?

Торстен вздохнул.

— Ее привезли обратно вместе со скотом с фермы. Я не знаю, Хервёр. Она была с животными, когда я видел её в последний раз. Ярлу сказали, что она жива, но он не отдавал никаких приказов.

Значит, ребёнка он тоже приговорит к смерти.

— А земли Горма? Что с ними?

— Они перешли во владение ярла. Он пошлет кого-нибудь присматривать за фермой и продолжать вести дела. Так всегда и происходит.

— Да неужели?

Торстен нахмурился.

— Так всегда происходит здесь.

Во взгляде, который Торстен бросил на меня, я прочитала понимание. Я не могла винить дедушку за то, что он хочет отомстить Горму, но убивать жену и детей? Они были невинны даже в глазах богов, и их кровь запятнала руки ярла.

Больше ничего не сказав, я склонила голову в знак благодарности Торстену и пошла дальше, обдумывая его слова. Я двинулась сквозь толпу, отыскивая местечко неподалеку от Кальдера и его братьев. Взяв рог с элем, я прислонилась к столбу и прислушалась к разговору.

— Он не пойдет с нами в набег. В душе он трус, — жестоко упрекнул брата Эгил.

— Конечно, он привык орудовать членом, а не мечом, — поддержал Эгила Эйлиф. — Сколько у тебя уже в Далре бастардов?

Кальдер пожал плечами.

— Кто считает? Я беру то, что мне нравится. Женщины Далра знают, кто будет ярлом, и их ноги раздвигаются при одной только мысли об этом. В чем здесь моя вина? Кроме того, ты просто завидуешь, потому что можешь произвести на свет только дочерей, — возразил Кальдер Эйлифу, затем повернулся к Эгилу. — И ты извергаешь яд только потому, что так и не простил меня за то, что я забрал у тебя Асту.

Услышав это, Эгил вскочил из-за стола с перекошенным от ярости лицом, и его табурет опрокинулся назад.

— Ты ничего у меня не забрал. Ярл украл то, что принадлежало мне. Это не имело к тебе никакого отношения, — яростно сказал он и с трясущимися руками вышел из зала.

Эйлиф посмотрел в спину уходящему брату и пожал плечами.

— Ты поступаешь неправильно, напоминая ему об этом, брат. Что касается моих дочерей, то их, конечно, слишком много. С другой стороны, их очень много, а значит, можно много сторговать, — сказал Эйлиф, стукнув своим рогом с элем по рогу Кальдера.

Мужчины захохотали.

Кальдер вздохнул и пожал плечами.

— Я не трус. Я нужен ярлу здесь. Я не могу участвовать в походе. Ты же знаешь: случились неприятности, и я должен остаться и быть настороже.

— Лейф вернулся. Оставь его разбираться с делами ярла. Нам рассказывали о богатом городе на востоке, прям ждущем, когда его разграбят. Идём с нами и обогатимся, брат, — сказал Эйлиф. — Заслужи себе имя делами, а не только по праву рождения.

— Я подумаю, — буркнул Кальдер.

— Тогда сходи спроси разрешения у Асты, — сказал Эйлиф со смешком. — У твоей жены и то яйца больше. Может быть, Аста со своими кошками пойдёт с нами в поход вместо тебя?

Кальдер побагровел от унижения.

Я посмотрела на Эйлифа. Он внимательно наблюдал за Кальдером, пока тот осушал рог эля. Я чувствовала, как мое сердце громко колотится в груди.

Комментарий об Эгиле и Асте удивил меня. Неужели между ними было что-то в прошлом? Почему я никогда не слышала об этом? Если всё было так, то враждебность по отношению к Кальдеру была вполне объяснима. И ещё это объясняло то, почему Эгил так и не женился.

Я нахмурилась. Разговор казался чем-то большим, чем просто позерством. Эгил и Эйлиф что-то замышляли. Этим людям нельзя было доверять; даже собственному брату они не сказали правду.

Я бросила взгляд на Лейфа.

Мой двоюродный брат общался с людьми за столом, а сидевший рядом Хофунд, к моему удивлению, не спускал с меня глаз.

Поймав мой взгляд, он легко улыбнулся.

На ум пришли слова Эйдис. Она была права в том, что ярл не позволил бы мне быть той, кем я захочу, и жить так, как я захочу. Но я не была подходящей невестой для сына конунга, а быть чьей-либо шлюхой у меня желания не было.

Я кивнула Хофунду, затем повернулась, поймала взгляд Эйдис и жестом велела ей принести мой плащ.

Я могла бы остаться в зале и пировать. Или могла бы спокойно сидеть и наблюдать, как у меня на глазах замышляется предательство. Или могла бы сидеть с Лейфом и слушать, как он планирует набеги, в которые я никогда не смогу пойти. Или я могла бы сидеть рядом с сыном конунга и мечтать о проведённой с ним ночи. Но ничто из этого не грело мне душу. Ничто в этом зале не было моим.

Я перевела взгляд на мать. Ее золотистые волосы сияли в свете пламени; она была живым воплощением красоты и сидела, поигрывая амулетом в виде желудя. На её губах играла задумчивая улыбка. Она не обращала внимания на суматоху вокруг себя, просто улыбалась собственным мыслям, куда бы они ее ни завели.