Пенрик и шаман

Глава 12

К огорчению Инглиса, на лошадь он смог сесть только с помощью двух гвардейцев и перевернутого пня у двери конюшни. Его палка представляла собой еще одну проблему. Наконец он поставил ее вертикально на ногу, которую также должен был вставить в стремя охранник, и держал, как древко знамени. Это и поводья, казалось, давали его рукам слишком много занятий. Колдун почти взлетел в седло, хотя Инглис приписал это его жилистому телосложению и мастерству верховой езды, а не магии. Служитель Гэллин воспользовался пнем, но учитывая возраст служителя, это было слабым утешением. Следователь Освил хмуро посмотрел со своего коня на Арроу и Блада, дружелюбно кружащихся вокруг лошади Инглиса; лошадь, которую Инглис посчитал спокойным тихоходом, умеренно возражала.

Гэллин повел конный отряд мимо храма на улицу, где просвещенный Пенрик поднял руку, останавливая его.

— Давайте сначала подойдем к мосту, — сказал ему Пенрик. — И взойдем на него. Я хочу кое-что увидеть.

Гэллин пожал плечами и повернул коня налево, а не направо. Остальные толпой последовали за ним. Собаки, которые бросились вперед в противоположном направлении, остановились и издали озадаченный скулеж. Когда всадники не остановились, они несколько раз гавкнули, а затем побежали следом.

Когда Пенрик попытался провести их через деревянный пролет, Арроу и Блад бросились вперед, повернулись и подняли яростный лай. Лошади шарахнулись.

— Успокой их, — посоветовал Пенрик Инглису.

— Фу! — попробовал Инглис. — Сидеть! — Очевидно обезумевшие, собаки продолжали пугать отряд. — Фу! — Инглис попробовал еще раз, более настойчиво. — Сидеть!

Собаки отпрянули, как будто их сдуло порывом шторма, но затем снова напряглись в боевой стойке и продолжили лаять, шерсть на их спинах встала дыбом.

— Достаточно! — воскликнул Пенрик, смеясь без всякой причины, которую Инглис мог бы различить, и сделал вращательное движение пальцами… Гэллин, переводя взгляд с него на собак и обратно, развернул лошадь, чтобы снова повести их вверх по долине. Несколько деревенских жителей, привлеченных шумом, подошли к своим калиткам, кивнули своему служителю, беспристрастно нахмурились на его посетителей и вернулись к своим прерванным занятиям.

Двое гвардейцев встали по обе стороны от Инглиса, хотя и не слишком близко, хмуро глядя на него с недоверием. Освил направил свою лошадь рядом с лошадью колдуна и спросил:

— Вы что-то сделали там, сзади?

— Нет, — беззаботно ответил Пенрик, — вовсе нет. Ничего не сделал, можете быть уверены.

— Так для чего же все это было нужно?

— У меня было три теории о том, что движет этими собаками. Это выбивает одну из них. Осталось две. — Он удовлетворенно кивнул и пустил свою лошадь рысью вслед за Гэллином. Освил, казалось, был так же озадачен этим, как и Инглис, потому что он сделал раздраженное лицо, глядя в удаляющуюся спину колдуна. Что, следователь считает этого светловолосого типа таким же раздражающим, как Инглис?

Немного позже Пенрик остановился рядом с Инглисом, сместив одного из охранников, который выглядел более благодарным, чем когда-либо, за то, что его освободили от этой работы.

— Ну, — весело сказал Пенрик, — может быть, мы немного поупражняемся по дороге?

— Нет, — сказал Инглис, подавленный. И если бы это имело смысл, он сказал бы "Нет!". — Вы хотите, чтобы мы оба выглядели дураками?

— Это все еще беспокоит вас на данном этапе вашей карьеры? — очень сухо поинтересовался Пенрик. — Надо признать, что работа для моего бога имеет тенденцию довольно быстро избавлять человека от этого беспокойства. — Сухость сменилась еще более раздражающим выражением сочувствия.

— Я не знаю, что вы планируете, но это не сработает.

— Если вы не знаете первого, откуда вы знаете второе? — парировал Пенрик. — Хотя я боюсь, что планирование может быть слишком грандиозным термином для этого. Возможно, проверка. Как на мосту.

Инглис ссутулил плечи. Пенрик еще мгновение смотрел на него, а затем, к его облегчению, сдался.

День был серым, воздух влажным, горы скрыты пеленой, но ветер был легким и не проливал на них ни дождя, ни снега. Инглис изучал долину, пока они поднимались по правому ответвлению Чиллбека. Высокие пики, которые возглавляли его и восточнее, вели только к другим вершинам. Нужно было бы проехать несколько миль назад, чтобы найти какую-нибудь западную тропу, которая могла бы привести к высокогорному перевалу на главную дорогу Карпагамо. Дальше было полдня езды вниз по реке, чтобы свернуть на юг к той же дороге, по которой пришел Инглис. Учитывая его предыдущий катастрофический опыт с попытками преодолеть стены этой долины, это казалось лучшим выбором. Если бы у него была фора на быстрой лошади. Мысль о том, чтобы попытаться проследить свой маршрут обратно до Вороньей дороги и направиться на восток, в Саону, в конце концов, когда зима превратится из угрозы в уверенность, была почти душераздирающей.

Всадники растянулись, когда Гэллин свернул с дороги и направился в лес. Колдун ехал прямо за Инглисом, как заноза в спине; один из стражников ехал впереди, часто оглядываясь через плечо. Лес был труднопроходим, но, по мнению Инглиса, все же проходим. Столетия жителей долины, собиравших валежник и бревна с этих более доступных нижних склонов, оставили их наполовину расчищенными, хотя запутанные крутые овраги и торчащие гранитные скалы превратили местность в лабиринт.

Наконец тропа вывела на устрашающего вида оползень, гораздо больший, чем представлял Инглис, и всадники остановились. Оба пса бросились вперед по обломкам.

— Что вы видите? — спросил Пенрик, посмотрев на пустошь вслед бегущим животным.

— Когда я не в трансе, мое зрение такое же, как у вас. Э-э, как у любого человека. — Инглис понял, что в данный момент это было не совсем так. В его сознании ощущалось давление, от которого перехватывало дыхание, как будто он погрузился глубоко под воду. Дрожь пробежала по его спине. Дух Толлина, обвившийся вокруг ножа под рубашкой колдуна, был так взволнован, что Инглис даже отсюда чувствовал его дрожание. — А что вы видите?

— Когда Дез дает мне свое видение, я могу видеть духов, я думаю. Как говорят святые, материя и дух накладываются друг на друга, и я как будто вижу обе стороны медали одновременно. Скуолла кажется бесцветным изображением, как отражение на стекле. Я вижу, он пересел на другой камень со вчерашнего дня. Так что он несколько может передвигаться. Стал более расплывчатый? Или мне так кажется, потому что я ожидаю или боюсь это обнаружить. — Взгляд Пенрика остановился там, где Арроу и Блад скуля кружили вокруг валуна. — Он смотрит на нас. На вас? На каком-то уровне, конечно, он нас воспринимает. Если бы вы могли — когда вы могли — достичь своего транса, видели ли вы духов? Могли ли они с вами поговорить или молчали?

— Я мало их видел. Старые всегда молчали. А новых я еще не видел.

— Толлин?

— Толлин привязан к ножу и не говорит, — поморщился Инглис. — Со мной не говорит, в моем нормальном сознании. Я не знаю, если… — он замолчал, сбитый с толку. Если бы он мог подняться на духовный план, могли бы они поговорить вместе, несмотря на связь? Инглис не был уверен, разозлился бы он на Толлина за эту катастрофу, или попросил бы у него прощения, или что еще. Если бы он потерял друга в любом случае, или если бы между ними мог быть восстановлен какой-то мир, через час после последнего. Если бы Толлин ненавидел его…

Пенрик, Освил и один из гвардейцев спешились, последний взял под уздцы всех трех лошадей. Все внимание Гэллина было приковано к собакам. Второй гвардеец выдернул ноги из стремян, возможно готовясь оказать помощь Инглису. Лук колдуна все еще был в колчане, не натянутый, привязанный к седлу. Впервые за несколько недель бремя ножа не тяготило руки Инглиса.

Если у меня когда-нибудь и будет шанс, то это сейчас, прямо сейчас.

Инглис запрокинул голову и ЗАВЫЛ.

Все лошади в отряде в панике встали на дыбы и бросились бежать, в том числе и его собственная. Он отбросил палку, дернул поводья и сумел направить животное в гору. Они углубились в густой лес. Позади него послышались проклятия и стук, когда кто-то упал, еще больше проклятий, разносившихся, когда человека, все еще сидящего на лошади, уносило обратно по тропе. На несколько мгновений все, что мог Инглис, — это держаться за седло и поводья, пока животное под ним вздымалось и ржало. Он низко наклонился, когда рубящие ветви пытались обезглавить его, сбить с ненадежного насеста.

Его целью было вверх и налево — обогнуть верхушку склона и затеряться в лесах ниже, а затем каким-то образом выбраться из этой долины-ловушки… украденная лошадь была необходима, костыль для его больной лодыжки, он не мог позволить ей сломать здесь ноги… при таком темпе она скоро должна была выдохнуться, и тогда он восстановит контроль…

Он не учел собак. Они бросились в погоню, заливаясь лаем, петляя между деревьями быстрее, чем могла лошадь. Невероятно скоро он краем глаза увидел колеблющуюся медную вспышку и, уже над собой, услышал мощный звучный лай Арроу. Они начали гнать его лошадь по наклонному лесу, как в охоте на благородного оленя, и бедра лошади ходили как поршни в новом ужасе — его вина, что он наполнил ее слабую голову видениями волков, эхом отдающимися теперь от собак. Но олень был создан для этих опасных склонов, а лошадь — нет.

Слева от него открылась бездна света, и лошадь дико шарахнулась, копыта заскользили по влажной глине, чуть не споткнувшись о скалу на вершине оползня. Она встала на дыбы.

Инглис продолжал двигаться, седло вырвалось из-под него. Мир бешено закружился вокруг его головы. На мгновение ложе из разбитых валунов далеко внизу пригласило его, как настоящая кровать, как предложение отдохнуть в конце невероятно долгого дня. Ветка задела его руку, и он судорожно сжал ее, сам того не желая. Кора и кожа терлись друг о друга, как осколки кузнечного напильника. Дерево хрустнуло, он снова повернулся в воздухе, схватился, руку резко дернуло, удержал, соскользнул, выпустил, повернулся и сильно ударился боком. Если бы у него еще оставалось дыхание, последний удар вырубил бы его. Его легкие пульсировали, и красная мгла затопила зрение, прежде чем он, наконец, смог снова вдохнуть.

Прошла дюжина вдохов, прежде чем он смог поднять голову и увидеть, где приземлился. Грубый камень закрывал ему обзор в шаге от носа. Он повернулся в другую сторону и посмотрел на серую долину. Он остановился на неровном выступе примерно на полпути к отвесному обрыву в начале оползня. Выступ был глубже кухонного стула, но ненамного, и длиной в несколько шагов, но это были шаги на концах обрывались в воздух.

Наверх пути не было. Безвыходно… Ну, есть путь вниз. Он посмотрел на разбитые камни в пятидесяти футах под ним и подумал, хватит ли этой высоты, чтобы убить его сразу. Верная смерть все еще привлекала его. Неопределенность привлекала меньше. Ему и так было достаточно больно.