Танго втроем

Я снова кивнула. Пилар не следовало даже и говорить об этом, потому что я была настолько напугана и верила в то, что она способна на все, что уж точно не стала бы рассказывать кому-либо об этом происшествии.

— Ты сейчас вернёшься в палату, позвонишь Дадо и сделаешь так, как я сказала, и тогда твои паршивцы останутся живы.

— Хорошо.

Дважды меня просить не пришлось: я, как и велела Пилар, вернулась в палату и набрала номер, но не Дадо, а Андрея, моего хорошего знакомого, который в далёкой юности ухаживал за мной, но в серьёзные отношения это так и не вылилось. Потом он ушёл в армию, а по приходу из неё благополучно женился на очень милой девушке, но добрых отношений мы с ним не утратили. Я иногда ловила на себе его взгляд и понимала, то у него от прежних чувств что-то ко мне осталось, но будучи порядочным человеком и семьянином, он никогда не позволил бы себе ухаживать за мной. Мы общались, редко, но пересекались, потому что слишком частые встречи могли вызвать ревность его жены, которой обязательно донесли бы добрые люди о том, что ее мужа часто видят в обществе симпатичной молодой леди. И обращалась я к нему крайне редко, только когда действительно появлялись серьёзные проблемы, и Андрей никогда мне не отказывал и всегда приходил на помощь. Вот и сейчас я вспомнила именно о нем. Кто ещё сможет помочь мне в столь щекотливом деле?

— Алло.

— Андрей, привет. Не мог бы ты ко мне приехать?

— Могу, а где ты?

— В роддоме.

— Звучит заманчиво. Я стал папой?

— Нет, ты не понял, все очень серьёзно. Не мог бы ты приехать— нам надо поговорить, по телефону сказать не могу.

— Хорошо. Называй адрес.

Андрей прибыл довольно-таки быстро и, внимательно выслушав меня, пообещал помочь, ни на что другое я, конечно же, и не рассчитывала. Мой верный рыцарь снова готов был подставить мне своё плечо.

После того как мы все тщательно обговорили с Андреем, я набрала номер Дадо и сказала то, что мне велела Пилар. А именно то, что между нами все кончено, и я не хочу его видеть. Надо ли говорить, что Дадо возмутился и списал все на послеродовую депрессию. Он, перебив меня, сказал, что немедленно приедет, и мы на месте все решим, после чего положил трубку.

— Ну что ж, твой выход,- грустно улыбнулась я и потрепала Андрея по плечу.

— Все будет хорошо,- пообещал он и сжал мою ладонь.

Мы расположились с ним в фойе родильного отделения, куда разрешено было выходить роженицам, чтобы встретиться с близкими. Дадо ворвался в фойе в тот момент, когда мы сидели с Андреем бок о бок на стульях и мирно ворковали. Дадо, увидев возле меня мужчину, поменялся в лице.

— Здравствуй, Дадо,— поздоровалась я.

— Здравствуй,- эхом откликнулся он, не глядя на меня, а сверля взглядом незнакомого ему мужчину.

— Познакомься, это Андрей,- сказала я все тем же сухим тоном.

— Очень приятно.

Андрей встал и сделал пару шагов по направлению к Дадо, он улыбнулся и протянул ему руку для рукопожатия, но Дадо полностью проигнорировал это жест, продолжая сверлить Андрея взглядом.

— Зря ты приехал,- снова сказала я.

— Но раз уж все в сборе, позволь ещё раз представить тебе моего молодого человека. Это Андрей, отец моих детей. И я хочу, чтобы ты знал: мы с ним померились, и я приняла решение вернуться к нему. Я не думала, что мы с ним помиримся, поэтому и завела с тобой роман. Детям нужен отец, и я думала, что ты сможешь им его заменить. А теперь Андрей вернулся, и мы будем жить вместе, после выписки мы подадим заявление в загс. Поэтому между тобой и мной все кончено. Дадо побелел, как полотно. Теперь он перевёл взгляд с Андрея на меня.

— Какая же ты лицемерная дрянь!— зло выкрикнул он и стукнул кулаком в стену.

— Дрянь, дрянь, дрянь! — ещё раз выкрикнул он, сопровождая каждое слово новым ударом.

— Счастья вам,— бросил он и вышел за дверь.

Я опустилась на стул, закрывая руками лицо, и разрыдалась. Андрея сел рядом и обнял меня за плечи, не говоря ни слова. Вот так мы и сидели до тех пор, пока поток моих слез не иссяк.

* * *

Выписали меня относительно быстро, я бы даже сказала спешно, учитывая с каким весом родились детки. Но врач уверил меня в том, что опасности нет, за то время, что они провели в кувезе, они окрепли, и набрать остальной нужный вес мы вполне сможем дома под наблюдением патронажного врача. Я не знала, как мне одной справляться с близнецами и не придумала ничего лучше, как нанять помощницу. Из агентства мне прислали очень милую женщину, которая попросила называть ее не иначе, как фрау Марта.

Как назвать мальчишек, я тоже долго раздумывать не стала. Того, что родился первым, назвала в честь его отца — Дадо, а второго тоже в его честь Эдом. Это, по сути, тоже самое имя, просто на другом языке. Если с именами проблем не возникло, то о том, чтобы сообщить Дадо, что он дважды стал отцом, я на какой-то момент задумалась реально.

Мы, конечно, долго не виделись, и тогда я просто очень боялась мести чокнутой Пилар, поэтому и выдумала эту историю. Сейчас, возможно, ситуация изменилась и наверное, мне уже бояться нечего. Я все думала, но никак не могла принять решение как мне следует поступить.

* * *

Жизнь шла своим чередом. Дадо я больше не видела, но до меня дошёл слух, что он снова сошёлся с Пилар. Если честно, меня это задело, но нарушать данное ей в роддоме слово — расстаться с Дадо, я не собиралась. Потому что на всю оставшуюся жизнь была напугана этой девушкой и понимала, что ждать от неё можно все, что угодно. Поэтому даже мысли не допускала о том, чтобы когда-то снова сойтись с Дадо. Хотя, если честно, в душе я очень надеялась на то, что однажды случится чудо — он узнает правду и захочет увидеть своих малышей.

Но ситуация изменилась, жизнь внесла свои коррективы, и я полностью отказалась от перспективы когда-либо, даже через много-много лет познакомить Дадо с его детьми. Вся причина была в Эде. Одном из рождённых мной малышей. Сказать о том, что он был немного необычным, это не сказать ничего.

Мне очень повезло в том, что женщина, которую я наняла по уходу за детьми, оказалась неболтливой и чётко мыслящей, и самое главное, ее совершенно не пугал Эд.

Похоже, что ее вообще трудно было напугать или чем-то вывести из равновесия. Странности, происходящие в детской, так никогда и не покинули пределы моего дома. Как я уже сказала, эта неболтливая женщина была очень сдержана в эмоциях.

Немолодая, сухопарая австриячка с короткими волосами и цепким, колючим взглядом, с ровной спиной и старомодными платьями в пол темных однотонных цветов, сшитых на один манер, со стоячим воротничком. Как я уже сказала, называть себя она просила не иначе, как фрау Мартой. Мне показалось это вполне уместным, и я сразу же согласилась.

Но если быть до конца честной, первое впечатление, когда она только пришла в мой дом, было весьма странным. Это ее пристрастие к старомодному крою одежды — шляпка в форме таблетки с вуалью и пузатый с потёртыми боками саквояж, очень похожий на те, что носили с собой в прошлом веке доктора. Я все же пригласила ее в дом, звонить в агентство и требовать новую няню у меня не было ни сил, ни желания. Мы поговорили, и за чашкой чая я поняла, какая это интересная женщина, и как мне повезло, что прислали именно ее.

Я с каждым днём просто не могла не нарадоваться на фрау Марту— она не только помогала мне с детьми, но и хлопотала по хозяйству. Помогала мне с готовкой, стиркой и уборкой, и иногда закупала продукты.

А самое главное то, что фрау Марта не убежала из моей квартиры с округлившимися глазами и искажённым буквой «о» ртом. И не разнесла по всему двору слухи о том, что в моей семье живёт монстр. Когда начались странности, она осталась, более того, вела себя так, будто ничего сверхъестественного не произошло — так, лёгкие отклонения, не более того, в чем именно она меня уверяла и поддерживала.

В какой-то момент я снова решила, что у меня психическое расстройство и следует обратиться к специалисту. Фрау Марта убедила меня в том, что я вполне нормальна, и врач мне не нужен.

Это было после случая, когда она вошла в детскую и застала вот какую картину.

Я стояла как соляной столб прямо перед кроватками, глядя широкими от ужаса глазами на то, что творится в одной из колыбелек. Белоснежное одеяло, которым укрывали Эда, было сплошь усыпано мёртвыми пауками, похожими на тарантула. Эд мирно спал, не обращая ровно никакого внимания на тот ужас, что творился в его кроватке. Он сжимал в пухлом кулачке тело паука как погремушку и тихо сопел.

Войдя в детскую, фрау Марта быстро сориентировалась, и, взяв меня за плечи, вывела из комнаты. Затем принесла спящего Дадо и его кроватку, которая совсем не пострадала от нашествия пауков в мою спальню.

А потом уже принесла мне свежезаваренный чай, щедро сдобренный коньяком, и, пока я пила, выдала вполне сносную версию того, что произошло в детской.

После этого случая был ещё один, только на этот раз кроватка Эда была полна трупиками крыс.

Мы с фрау Мартой решили, что теперь она будет ночевать в комнате вместе с Эдом. Если честно, то у меня камень с души упал после того, как мы разделили детей.

Мне, на самом деле, было очень сложно с Эдом. Грудь он не брал, отказался в самый первый день, чему я была рада, но вот кормить его с бутылочки тоже оказалось для меня проблемой. Внешне он, конечно, выглядел, как и все остальные младенцы, но когда я его брала на руки, в свои три месяца он смотрел на меня, чётко фокусируя взгляд, так, будто все видел и понимал, уверенности в этом мне придавала ещё и радужка его глаз. Светло-серая, почти белёсая, как глаза оборотня, или древнего вампира. Я очень хотела относиться к нему с любовью, как к первому ребёнку, но Эд будто сам не пускал меня в своё пространство. Он никогда не плакал, когда был голоден, не улыбался рефлекторной младенческой улыбкой, спал тихо, не шевелясь, как камень. Не проявлял интереса, когда его брали на руки или, укачивая, пели песни.

Казалось, единственное, что ему нравиться — это лежать в полном одиночестве в темноте.

От ночника пришлось избавиться, Эд фыркал и пыхтел, как только его включали. А ещё со временем я поняла, что он значительно опережает в развитии любого ребёнка.

В три месяца он не только спокойно сам держал головку, как и все, а уже садился как шестимесячный. К пяти месяцам не только хватал лежащие рядом предметы, но спокойно вставал на ножки и шёл, держась за опору к тому предмету, что его привлекал. Он никогда не выкидывал игрушки или надоевшие вещи, как это делают другие младенцы; он все аккуратно возвращал на место и раскладывал со знанием дела.

Несмотря на быстрое физическое развитие, он совсем не говорил, не гулил, не издавал другие смешные звуки, присущие младенцам, и так же не произносил взрослые слова, чего я, учитывая быстрое развитие, от него ожидала. Эд только фыркал и пыхтел, как паровоз, если ему что-то не нравилось, или, наоборот, нравилось.

Но, несмотря на все эти странности развития, казалось, что никто, кроме меня и фрау Марты, их попросту не замечает. После того, как нас выписали с роддома и к нам была прикреплена патронажная сестра, которая должна навещать младенцев и следить за их развитием, а потом и педиатр, который приходил и охотно умилялся, и гулил с Дадо, когда тот строил ему рожицы, или пускал пузыри. С Эдом такого не было — врачи скользили по нему взглядом и тут же забывали, возвращаясь к старшему карапузу. Меня это даже какое-то время, как мать, обижало. Я гордилась своим умным ребёнком и, возможно, что даже где-то хотела похвастать его достижениями, но со временем и это сошло на нет.