Остров

8

В человеке, который, подобрав ноги, сидел на асфальте в прорехе между домами и просил подаяние, Лаголев старинного друга узнал с большим трудом. Федька Шишлов зарос, подурнел, обзавелся свирепой бородой и шрамом через всю щеку. Одет он был в серый вязаный, расползающийся, в многочисленных катышках свитер и в брезентовые штаны, испачканные коричневой краской. Ботинки от полной гибели удерживали мотки скотча. Ногти на грязных, морщинистых пальцах были обкусаны и оббиты до черноты. Смотреть на него без содрогания было невозможно.

— Подайте копеечку!

Лаголев сыпнул в чужую ладонь мелочи, прошел шагов двадцать и вернулся.

— Федька?

Старинный друг сморщился, сжался, словно Лаголев не вопрос задал, а шарахнул камнем по плечу.

— Не-не.

— Как «не»?

— Ошиблись вы.

— Это я, Саня Лаголев. Био-Шурик.

Федька все же глянул искоса. На лице его вместе с узнаванием отразилось небывалое облегчение.

— Саня?

— Ну!

Шишлов зареготал и заперхал, выражая свою радость. Ладони его несколько раз ударили по коленям.

— А я думал… — он махнул рукой куда-то в сторону перекрестка. — А тут ты! Это ж встреча какая! Обязательно обмыть надо. Ты, я смотрю, при «бабках».

— Есть немного.

— Все! — Федька принялся подниматься. — Покупаем «пузырек» и отмечаем! Но за твой счет, усек? Я, видишь, на мели.

Он ожесточенно поскреб ребра через свитер.

— Я не пью, — сказал Лаголев.

— А я пью! — заявил Шишлов. — Мне в жизни без алкоголя нельзя. Мне жизнь запивать надо. — Он уцепил друга за рукав. — Так как насчет «пузыря»?

— Может, пива?

Федька сморщил физиономию, но затем одобрил и это предложение. Стало заметно, что у него здорово не хватает зубов.

— Можно и пива, — улыбнулся он, почесав горло под бородой. — С этого начинать даже предпочтительнее. По-научному. Градус должен только повышаться.

— Тогда жди, — сказал Лаголев.

Он решил спасти друга.

— Само собой, Саня! — Шишлов переступил с ноги на ногу и поднял руку со сжатым кулаком, выражая солидарность походу Лаголева в магазин.

Рот фронт.

В магазине Лаголев купил одну банку в ноль тридцать три литра. Не самого дешевого, не самого дорогого. Федька обрадовался подарку, как ребенок, посмотрел лукаво, дернул кольцо, присосался к жестянке. Лаголев смотрел, как он покачивается, вбирая в себя слабоалкогольную жидкость.

— Ф-фу!

Шишлов выдохнул, утер губы рукавом свитера и тут же сплющил опустевшую банку ногой. В руках его появился кулек.

— Оставь, — сказал Лаголев.

— Ну, ты что! — хрипло возразил Федька. — Алюминий!

Он положил жестяную лепешку к трем или четырем соседкам.

— Может, ко мне? — предложил Лаголев.

— Это деловой разговор, — кивнул Шишлов. — Пошли! Только по пути винца купим. Употребляю самый дрянной портвейн. Все полезно, что в рот полезло. И, кстати, тебе выйдет чистая экономия.

— Это уже дома.

— Дома? — Шишлов шмыгнул носом. — А что дома? Жена?

Они медленно пошли по улице. Федька прихрамывал. Жестянки бренчали. На Федькин костюм оглядывались.

— Жена, — сказал Лаголев. — И сын. У тебя же вроде тоже жена была.

— Ушла, — скривился Шишлов и подался ближе к другу: — Веришь, — доверительно сообщил он, — проигрался я в пух и в прах. Машину, квартиру — чуть ли не одним махом. Еще людям остался должен, серьезным людям. Знаешь, сколько?

Лаголев качнул головой. Федька стрельнул глазами по сторонам, словно боялся, что их подслушают.

— Двадцать пять тысяч! — выдохнул он.

— Много, — сказал Лаголев.

— А то! Бегаю вот, скрываюсь. У тебя недельку перекантоваться можно? О тебе, думаю, не знают, мы ж лет семь не контактировали. Пересплю в уголочке на кухне. Или на балконе! — жарко произнес Шишлов. — Сейчас тепло, можно и на балконе.

— У меня нет балкона.

— Жаль.

— Но мы что-нибудь придумаем, — обнадежил Лаголев.

Федька поверил в счастливую свою судьбу.

— Знаешь, — заговорил он, бодро вздергивая ногу при ходьбе, — ты мне «пузырик» в день ставь, и я буду сидеть тихо-тихо. Как таракан. Ну, еще шпротину с хлебом кинешь. Потому что без закуски целый день никак нельзя.

Лаголев улыбнулся.

— Посмотрим.

Вытянулась, прикрылась вдали поворотом Лесная.

— Жуткие, знаешь, люди пошли, — сказал Шишлов обеспокоенно, — видят, что человеку край, что не отыграться ему, и ни гроша за душой, все, говорят, не человек ты уже, а долговая расписка. Сгинь, говорят, со свету.

Лаголев остановился.

— Федор, — взял он друга за плечи, — скоро в твоей жизни все изменится. Это я тебе обещаю. С этого же дня.

Шишлов шмыгнул носом.

— Охотно верю!

— А на счет долга твоего… Не знаю, на работу устроишься да мы поможем…

— А ты, значит, это… Бога за яйца, да?

Лаголев шагнул через дорогу.

— Нет, — сказал он. — Просто у меня есть остров.

Федька пропустил гремящий разболтанными бортами грузовик и заковылял следом.

— Постой, Саня, это что, как у Крузо что ли? Он, твой остров, где, на севере, на юге? Откуда у тебя такие «бабки»? Наследство из-за границы? Или хапнул где-то, что плохо лежит? Ты всегда был головастый!

Он затряс пальцем.

— Придем, увидишь, — сказал Лаголев.

Они зашаркали по тротуару.

— Я бы на теплый остров — с удовольствием, — сказал Шишлов, мимоходом одергивая свитер. — Чтобы солнце и виноградники. Лежишь, винишко попиваешь. Жизнь этого… как его? А! Патриция, во!

— У меня другой остров, — сказал Лаголев.

Родная пятиэтажка засерела облупившимся, траченным дождями фасадом. Старинный друг закрутил косматой, неухоженной головой.

— А где тут ларьки у вас? — нахмурился он. — Ты же мне это, портвешок обещал. Надо бы затариться.

— Все дома.

— Да я бы уже употребил.

— Встанешь на остров, может и не захочется, — сказал Лаголев.

— Чего? — Шишлов хохотнул. — Био-Шурик, ты остров себе дома что ль насыпал? Из первостатейного песка?

Лаголев не ответил.

— Но райончик у вас тихий, кажется, — сказал Федька, разглядывая погнутые детские качели. — Ни ресторанов, ни игорных клубов. Видеопроката даже что-то не видать.

— Этого добра в самом конце Лесной много. Там и «Огонек», и несколько кафе. А видеопрокат у нас через дом.

— Надо было тебе два пива заказать, — вздохнул Шишлов.

Они добрались до подъезда и поднялись на четвертый этаж.

Натка была на работе, сын в школе. Лаголев заставил друга сбросить ботинки и первым делом повел того в ванную. Дал полотенце, показал мыло.

— Мойся.

Федька качнулся в проеме.

— Как-то не по-дружески.

— Ну не могу же я тебя такого, за стол, — объяснил Лаголев.

Возразить ему было сложно. Шишлов похмыкал, покривился и потянул свитер через голову.

— Горячая-то хоть есть?

— С утра была.

— А ты давай тогда на стол че-нибудь…

Федька закрылся в ванной. Зашумела вода. Пока друг мылся, Лаголев вскипятил чайник, сделал несколько бутербродов, вымыл кружки и поставил их на освобожденный от растений подоконник. Обновленная кухня не имела стола, зато рядком у стены с окном расположились аж семь разномастных стульев. Неким заменителем стола служила круглая, принесенная Галиной Никитичной этажерка. В нижнем отделении ее помещалась сахарница и розетки с вареньем, на верхнее ставились чашки и блюдца.

Остров дышал теплом и светом. Даже в шаге от него было щекотно, хотелось жмуриться и какое-то время стоять, глупо улыбаясь. Сейчас вот Федьку еще через тебя пропустим, сообщил острову Лаголев, и добра у нас прибудет.

Он приготовил чистую майку и старенькие, но стиранные спортивные штаны, дождался, пока шум воды в ванной стихнет, и стукнул в дверь.

— Федька!

— Да! — отозвался друг.

— Чистое белье.

— Давай.

Дверь приоткрылась, Шишлов с волосами, облепившими лицо, с мокрой, капающей бородой, протянул руку. Лаголев вложил в нее белье.

— Пожрать-то есть что? — спросил Федька.

Отмытый, он выглядел получше. Но и пятна синяков по всему телу проступили пугающим узором.

— Оденешься, проходи на кухню, — сказал Лаголев.

— Яволь.

Одевался Федька минут пять, что-то роняя с полок и чертыхаясь. Наконец, вышел. Лаголев ждал его у холодильника.

— О как! — оценил обстановку Шишлов, ступая на кухню босыми ногами. — А где стол?

— Много места занимает, — сказал Лаголев.

— Погоди, а рюмочку поднести? Человеку с бани холодная водочка в самое то. Саня, ты меня не обижай.

Лаголев улыбнулся.

— Ты сначала сядь.

Он подвинул один из стульев. Шишлов устроился на нем. В узкой для него майке и синих «трениках» Федька больше походил на хозяина квартиры, чем Лаголев в брюках и джемпере.

— Ну, сел.

— Что чувствуешь?

— Жажду.

— И все?

Шишлов развел руками.

— Я же тебе не принцесса на горошине. Ты что, подложил мне что-то?

Он попытался приподняться, одновременно щупая под собой ладонью, но Лаголев сел рядом и взял его за руку.

— Ты просто сидишь на острове.

— Где?

Тепло привычно нахлынуло, душа распахнулась, взлетела, вверх-вверх, Федька рядом замер, а через мгновение уперся глазами в потолок. Что он там видел, Лаголеву было не известно, но лицо давнего друга менялось, болезненно комкалось, светлело, из щелястого рта с хрипом вырывалось дыхание, и вместе с дыханием, казалось, выбивается в воздух мелкая черная пыль, превращаясь в золотистые искры.

— Е!

Коричнево-розовой кашицей Шишлова стошнило на собственные ступни, и он, торопливо присев, принялся собирать блевотину ладонями, которая неумолимо просачивалась обратно сквозь пальцы.

— Тарелку, Саня! Или миску!

— Брось, — сказал Лаголев.

— Прости, я это…

Федька с посмотрел на испачканные руки. Его стошнило еще раз. Какие-то малоприятные комки брызнули изо рта.

— Я сейчас, — сказал Лаголев и пошел за тазиком и тряпкой.

Вдвоем они быстро справились с уборкой. Впрочем, энтузиазм Шишлова больше мешал. Он скользил и разносил продукты своего метаболизма по кухне.

— Так, сядь, — сказал ему Лаголев.

Федька сел.

— Держи таз.

Друг принял посуду. Вид у него сделался виноватый.

— Саня, прости, пожалуйста.

— Видимо, у тебя запущенный случай, — Лаголев собрал блевотину тряпкой. — Как ты себя чувствуешь?

Шишлов нахмурился, оценивая свое внутреннее состояние.

— Вроде ничего не болит, — с удивлением произнес он. — Даже нога не болит.

— Вот это и есть остров.

Лаголев подтер в двух местах и взял у Федьки тазик.

— Вымой руки вон, в мойке. Выпить хочется?

Друг качнул головой, но, поднявшись, широко улыбнулся.

— А вот, знаешь, да!

Он склонился над раковиной и принялся под струей, морщась, оттирать пальцы.

— Понятно, — сказал Лаголев. — На подоконнике чай и бутерброды, можешь перекусить.

Шишлов повернул голову.

— Не, ты жулик, конечно, порядочный, — заговорил он в сторону коридора, где исчез Лаголев, чтобы слить собранное в унитаз, — Я к тебе со всей душой… — он шумно прополоскал рот. — А ты и угостить друга не удосужился. Баночку пива всего-то и купил. Ты знаешь, как выглядит баночка пива со стороны?

— Как? — спросил Лаголев.

— Как насмешка.

— Погоди. Я сейчас.

Лаголев с тазиком перешел в ванную. Шишлов закрутил кран, встряхнул над раковиной кисти рук, потом вытер их о полотенце, висящее на крючке. Поискал и нашел на подоконнике бутерброды.