Наследник огненной крови

* * *

Похоже, я все-таки умер. Хотя было обидно, что смерть не избавила меня от мук. Со стоном попытался открыть глаза и скривился от света. Бок болел невероятно, прижал ладонь — пальцы увязли в липкой крови.

— Тише, — прохладная рука легла на мою руку. — Не трогай, Лекс.

— Меня порезали? — с трудом повернул голову.

— Да, — из тумана выплыла голова Одри. — В последний момент.

— Где мы?

— Не знаю. Остальные… потерялись.

Вокруг плавало марево, или это у меня перед глазами клубилась муть — не знаю. Голос девушки то приближался, то уплывал. Я попытался сесть и разогнать серые пятна, что не давали смотреть.

— Нет, не поднимайся. Лежи, — тихий шепот коснулся губ.

— Тебе надо найти остальных, — пробормотал я, размышляя, смогу ли запалить файер, чтобы привлечь внимание. Прищурился. Вроде за туманом темнеет какой-то куст. Надо лишь кинуть в него огнем… Гадство, как же больно!

— Прекрати дергаться, Лекс! — сердито сказала Одри, закрывая обзор на кусты. — Я… Я помогу. Сейчас… Не удивлюсь, если ты специально поймал клинок, чтобы получить то, что хочешь. — Влажный язык коснулся моего рта, лизнул.

— Ого, — не удержался я от сарказма. — Неужели ты решила подлатать меня?

— Ты настоящий засранец, Лекс. Но я не могу позволить тебе умереть.

— А что, будешь по мне скучать, Одри? — выдохнул я, не совсем понимая, что она делает.

— К сожалению, — сказала она, и ее руки уверенно развязали шнурки моих штанов и забрались под ткань. — Не смей умирать, понял? — выдохнула она мне в губы.

— Мне щекотно, — соврал я, прижимая ладонь к ране. Вот невезуха…

— Помолчи, — прошептала она. — Я не совсем понимаю, что делать…

— Надо было тренироваться, когда было время, — не удержался я.

— Ты хоть сейчас можешь придержать свой язык? — обозлилась она и погладила мой живот.

— Одри, — позвал я. — Не надо.

Она склонилась надо мной, заглядывая в глаза.

— Рана слишком глубокая, — тихо прохрипел я.

Одри сжала губы, нахмурилась и принялась покрывать мое лицо поцелуями, всхлипнула, прижалась к губам.

— Тебе нужна сила! — выдохнула она. — Слышишь? Просто… возьми, сколько надо… Хоть все забирай, только не смей умирать! Ты слышишь, Лекс?

Стерла слезы и уселась сверху, склонилась, пачкаясь в моей крови.

— Ну же, Лекс! Не смей умирать, сволочь! Я же без тебя жить не могу!

Мне хотелось сказать, что это похоже на признание в любви, но не смог. Тело онемело, зато бок горел пламенем. И возбуждения не было. Лишь боль… Да уж, похоже, на этот раз я крепко влип.

Пощечина заставила меня возмутиться и открыть глаза. Сфокусировался на девушке.

— Не смей. Умирать! — прошипела она мне в лицо и впилась в губы, как голодная упыриха. — Убью!

Последовательность женского разума необъяснима, поэтому я пытаться не стал. Девушка лизнула мой язык, поласкала кончик, втянула в рот. Приятно, конечно. Даже очень. И решительно стянула мои штаны, вновь уселась сверху.

— Ты собралась меня изнасиловать? — сипло выдавил я.

— Заткнись, — оборвала Одри, сведя сосредоточенно брови. — И не мешай мне.

— Разве я не должен вырываться и звать на помощь?

— Попробуй. И я завяжу тебе рот.

— Да? — изумился я. — Детка, это точно ты?

Она ответила мне яростным взглядом, прищурилась, а потом быстро расстегнула пуговицы на своем корсаже и спустила с плеч верх платья. И нижнюю сорочку. Я зачарованно уставился на полную грудь с маленькими ореолами розовых сосков. Одри облизнула губы и медленно сжала их. Я тяжело сглотнул. Инстинкт неистребим даже на смертном одре, что поделать. И оторвать взгляд от женской груди невозможно и в бездне.

— Нравится? — прошептала Одри, склонившись. — А так?

Ее рука скользнула между нашими телами и настойчиво погладила пониже живота. Я хотел сказать, что поздно, но почему-то передумал. Наверное, потому что перед глазами была очень завлекательная картина, и я расхотел умирать. Одри потерлась о мой пах, так соблазнительно и порочно, что я шумно втянул воздух, ошарашенно уставившись на бывшую монахиню Богини.

Одри снова потерлась и склонилась к моему уху, прижавшись грудью.

— Я могу принять любой облик, — прошептала она. — Любой. Какой захочешь.

В паху стало тяжело, и низ живота свело спазмом. Удивительно, но я никогда не думал об этом. О том, что Одри — иллюзион. И действительно может стать кем угодно. Любой моей фантазией. Мать моя неузнанная, да это же подарок небес! Боги, я не хочу умирать!

— Только скажи, — она снова впилась в мои губы, жестко и порочно лаская рот. — Хочешь, я стану Лоель? Она тебе понравилась? — я моргнул, увидев, что на мне сидит уже черноволосая актриса. — Или… принцессой? — Сильвия невинно улыбалась, сжимая меня ногами. — Или одной из тех фиалок, что ты кормил на своей кухне? Кого ты хочешь, Лекс? Только скажи…

Облики сменялись, заставляя меня думать, что я точно сдох, но каким-то чудом угодил туда, где прекрасные девы развлекают праведников. Или они там лишь играют на арфах? Надо бы освежить свои знания об этом деле. Как-нибудь.

— Нет, — прервал я горячий шепот Одри. — Останься собой.

Она коротко вдохнула и медленно улыбнулась. Снова потерлась об меня.

— М-м, кажется, тебе стало лучше? — промурлыкала она. — И почему я постоянно должна тебя спасать?

Лучше? Мне отвратительно. Просто ужасно! Мой пах горит огнем, а неудовлетворенное желание превращает мозги в пареную репу. Протянул руку, обхватил Одри за шею, притягивая к себе.

— Я все еще умираю, крошка. Так что поторопись.

Она приподнялась и очень медленно опустилась. Пухлые губы сложились в искушающую улыбку.

— Ты так рычишь, Лекс, это не похоже на хрип умирающего. — Двинула бедрами, сидя на мне. Вверх — вниз… — И так стонешь, что хочется делать это вечно…

— Я не… стону… — убедительно простонал я.

Одри откинула голову, увеличивая темп. Я надавил ей на спину, поймал губами кончик груди, втянул в рот. Под моими ладонями были округлые ягодицы, и златовласка скакала с опытностью искушенной наездницы. И да провались все в болото! Я стонал! И ругался. Хотел перевернуться, но девушка не позволила.

— Не в этот раз, — ее язык прошелся по моим губам. — Не в этот…

Я хотел съязвить, что с ней можно сдохнуть от старости, ожидая следующего, но ее движения окончательно расплавили мой мозг. Сила вливалась толчками — столь мощными, что я уже не только стонал, но почти выл, сходя с ума от наслаждения. Женская энергия всегда подпитывала меня, но в этот раз я ощущал что-то запредельное. Я даже не видел ничего, только чувствовал все острее и ярче, с каждым толчком и каждым движением. Все ощущения сконцентрировались в одном месте, и я шипел что-то гадкое и нецензурное, побуждая Одри не останавливаться.

А потом все-таки перевернулся, вдавил ее в мягкий дерн и мятый ворох одежд.

— Следующий раз уже наступил, — прохрипел, фиксируя ее руки над головой, чтобы не гладила, не касалась. И не от того, что не нравилось. Оттого, что нравилось слишком сильно! Я хмелел от ее вкуса и запаха, от той силы, что мог получить лишь от нее. Наверное, все дело именно в этом. В ее особенной силе, что вызывает у меня дикое и неконтролируемое привыкание. Я просто катастрофически пристрастился к ней. Может, иллюзионы сродни дурману? Не знаю, но я точно стал одризависимым. И жажду получить ее снова. И снова. И снова…

А после сегодняшнего дня, боюсь, буду хотеть этого еще сильнее. Одри изменилась. Она словно с цепи сорвалась или, наконец, позволила себе то, что отрицала. Мы оба сорвались с привязи в жажде обладания друг другом и потому катались по траве с остервенением диких зверей. Первый раз лишь освободил пружину, держащую снаряд, и теперь мы неслись на полной скорости, не думая о направлении. Влажные губы, горячие пальцы, шелковые волосы в моем кулаке, изогнутая спина… Ее стоны. Те самые, что снились мне ночами, и я просыпался злой и возбужденный до предела.

— Лекс…

И мне нравится, как она произносит мое имя. Когда я внутри нее, когда тараню и хриплю, она выдыхает это протяжное «Ле-е-екс», и меня снова накрывает экстазом, судорогой сводит тело, и я ругаюсь от болезненного наслаждения.

Рухнул на землю рядом с Одри, поморгал.

— Ух ты, туман, — удивился, осматриваясь. — Я думал, у меня в глазах мутится.

— Туман, — согласилась златовласка, закинув руки за голову. Платье до сих пор болталось где-то в районе ее талии, как и нижняя рубашка, панталоны оказались на ближайшем кусте. Моя одежда тоже натянута кое-как, но было ужасно лень даже штаны поправлять. Перевернулся на бок, провел пальцем, рисуя на груди Одри какую-то загогулину. Кажется, я не могу не прикасаться к ней.

Пациент безнадежен.

Она тоже легла на бок, глядя на меня. Зевнула, прикрыв рот ладонью.

— Я бы сейчас выпила кофе и съела блинчики, — сказала Одри.

А я бы съел тебя. Откусывал бы по кусочку, слизывал сахар с кожи и растягивал это удовольствие, словно лакомка. Да. Совершенно безнадежен.

— Не отказался бы от кофе. А после ты рассказала бы мне, когда именно все вспомнила, — усмехнулся я. — Твои воспоминания давно при тебе, не так ли, детка?

Она застыла, мечтательная улыбка сползла с ее лица, и я ощутил сожаление.

— С чего ты это взял?

— Догадался. Ты все помнишь. И как давно?

Девушка нахмурилась, перевернулась и поднялась, натягивая свои тряпки.

— Ответь, Одри.

— Когда мы прибыли в Кайер, — сквозь зубы бросила она, не поворачиваясь.

— Значит, врала все время, — я сел, подобрал свой левый сапог. Правый почему-то остался на ноге.

— Я вспомнила… но не все сразу, — пробормотала она. — Первым то, что случилось в монастыре.

— Занятно.

— Что занятно? — покосилась на меня через плечо.

— Занятно было смеяться надо мной.

— Смеяться над тобой? — вспыхнула златовласка. Обернулась гневно. — Ты врал мне с того момента, как увидел в Долине! Наплел с три короба! И делал все, чтобы заполучить в постель, но сам не собирался и пальцем пошевелить, чтобы…

— Чтобы? — вкрадчиво сказал я. — Я предупреждал, что сделаю, если ты мне соврешь?

— Знаешь что, Лекс! — она уперла руки в бока, и грудь натянула батист рубашки. Да, поторопился я с разговором. — Да, я соврала! Ждала, когда ты сам скажешь хоть слово правды! И я не собираюсь извиняться, понял? И можешь не благодарить за свое спасение, я уже жалею о нем! Надо было оставить тебя умирать!

Она дрожащими руками натянула платье и принялась застегивать пуговички, путаясь в петельках и ругаясь.

— Ну что за гребаные пуговицы! — рявкнула моя нежная златовласка. Я уставился на нее с интересом. Одри топнула ногой. — Смрадный труп! Я всю жизнь пыталась быть хорошей! Хорошей, чтоб оно все в задницу провалилось! Доказывала всем подряд, что я не монстр с умением превращаться, что не виновата в магии, что не имею отношения к воровству дяди! Я была прилежной девочкой и мечтала о домике и добром муже! И где я теперь? — она сделала широкий жест рукой. Растрепанная, грязная, с опухшими губами и невероятно злая. Кажется, я сейчас снова задеру ей юбку. — Прыгаю на чернокнижнике, ору от удовольствия, участвую в похищениях, заговорах и переворотах! И знаешь что? — заорала она, яростно сверкая глазами. — Да пошло оно все! Мне надоело быть хорошей, надоело выпрашивать любовь, и ты тоже мне надоел! Ясно тебе? Катись ты к демонам, Лекс Раут!