Тануки

Глава 1

комментарии:


Ода Нобунага (детское имя - Сабуро) - первый из трех великих объединителей Японии. Довести начатое дело до конца не успел, так как был предан своим вассалом Акэти Мицухидэ и убит в храме Хонно в Киото. В юношестве имел прозвище Овари но оуцукэ – Большой дурак из Овари.
Токугава Иэясу (детское имя Мацудайра Такэтиё, позже - Мацудайра Мотоясу) - закончил объединение страны и стал основателем сёгуната Токугава, правящим Японией в течение 250 лет.
Имагава Ёсимото – даймё (князь), состоящий в союзе с кланом Мацудайра и враждующий с кланом Ода. Напал на провинцию Овари с превосходящими силами, но потерпел поражение и был убит.
Микава - провинция, принадлежащая клану Мацудайра.Окадзаки - главная крепость Мацудайра.Овари– провинция, принадлежащая клану Ода.Киёсу– на момент повествования главный замок Оды Нобунаги.Суруга - провинция, принадлежавшая Имагаве Ёсимото.Сумпу- главный замок Имагавы Ёсимото."Такэ" - бамбук, первый иероглиф имени "Такэтиё", имя состоит из двух иероглифов.
— Тануки! Эй, тануки!
Такэтиё отвернулся к стене и зажал уши ладонями. Он не слышит, совсем не слышит. И отвечать не будет.
— Тануки! Вылезай из норы! Или я тебя вытащу!
Пусть тащит. Хватает и тащит под мышкой, как делает всегда, — добровольно с ним Такэтиё никуда не пойдет.
Дверная створка с легким скрипом отъехала в сторону, и маленькую комнатку залил свет полуденного солнца. Такэтиё зажмурился: он специально опускал тяжелые бамбуковые занавески, чтобы солнце сюда не попадало. Ему не нравилась темнота. Но он пленник, почему ему должно здесь что-то нравиться?
— Тануки закрыл уши и глаза. У него не хватает лапок закрыть еще и рот. Может, ты обезьяна, а не енот?
Это невозможно выносить!
— Такэ-тиё! — выкрикнул он по слогам, не поворачиваясь. Он знал, что Сабуро стоит сбоку: слышал его шаги даже через прижатые к ушам ладони.
— У маленького тануки бамбуковая голова. И человеческое имя. Но разве имя делает человеком? У моей лошади тоже есть кличка.
Клички... Ненавистный Сабуро всем давал обидные прозвища. Даже своего вассала, шустрого любопытного мальчишку, которого иногда приводил с собой, он звал «ину», собака.
Почему бы ему не пойти поиграть со своей собачонкой? Зачем он пристал?!
Такэтиё очень хотелось придумать про Сабуро что-нибудь обидное. Но не следовало унижать себя, уподобляясь дураку. Впрочем, все и так за глаза называли Сабуро дурачком.
Так и надо сказать. Надо просто обозвать его дураком. Он обидится. Наверное. И ударит, а потом уйдет.
А если нет?
— Почему ты все время обзываешься? — Такэтиё не выдержал и открыл глаза. И увидел лицо Сабуро прямо напротив своего. И эту дурацкую лошадиную улыбочку.
— Ты дерешься, лягаешься, кусаешься. Как маленький енот, которого поймали и хотят зажарить и съесть. Пойдем ловить енотов?
Такэтиё отодвинулся, перебирая ногами.
— Не хочешь? Правильно, кто же ест своих собратьев? Только люди, — Сабуро пронзительно расхохотался.
Ужасный голос. Громкий, резкий, противный. Невозможно не слышать.
— Ладно, — выдохнул Сабуро прямо над ухом, — сам виноват.
Такэтиё почувствовал, как пальцы впились ему в бока, увлекая вверх. А он прав, этот дурак Сабуро. Нельзя вести себя как животное. Это недостойно. Он пленник. Но не зверушка для развлечений.
— О... ты решил сменить тактику и прикинуться мертвым, тануки? — Сабуро держал обмякшее тело почти над головой. До чего же этот дурак сильный! Вот бы пнуть его прямо в лицо.
Сабуро зажал его под мышкой и быстро заскакал по ступеням вниз, туда, где виднелись остальные постройки монастыря. И не лень же ему бегать по длиннющей лестнице.
— Ну что? Пойдешь сам? Или мне принести корзину?
— Я не собачка, чтобы бегать за тобой!
Сабуро ухмыльнулся, снова показывая зубы:
— Тогда дай мне клятву вассала, и я больше не буду тебя обзывать.
Кровь ударила в голову, а кулаки сами собой сжались. Такэтиё дернулся, и Сабуро разжал руки, роняя его на землю. Он упал на колени, но мгновенно вскочил:
— Мой отец выставит голову твоего над воротами Окадзаки! А тебе я прикажу отрезать язык и выколоть глаза! И привязать к бычьему хвосту!
— Вот как... — Сабуро сощурился и отступил на шаг. И тут же, подпрыгнув, сорвал ветку с ближайшего дерева. Быстро очистил ее от веточек поменьше и листьев и сломал о колено пополам. — Держи. Вот твой меч. Хочешь как человек — сражайся как человек. Сможешь меня достать хотя бы раз — не буду больше тебя трогать. Слово самурая. Идет?
Такэтиё взял обеими руками протянутую палку и выставил вперед. Он понимал, что шансов у него нет. Сабуро четырнадцать, он — воин. Наверняка отец уже брал его с собой в сражения. А если это и не так... Но раздумывать времени не было. Такэтиё закричал и ринулся вперед, атакуя. Отступать перед врагом он точно не собирался.
И тут же получил хлесткий удар по пальцам. Но удержал палку и развернулся, до крови прикусив губу. Нельзя думать о боли. Только о том, что он сделает с...
Палка вылетела из рук и шлепнулась на землю за его спиной. Вот и все. Проклятый, ненавистный Ода.
— Никогда, слышишь, никогда Мацудайра не станут служить твоей семье!
— Не станут, так не станут, — Сабуро улыбнулся и наклонился к нему, — но ты проиграл, маленький тануки. Ты побежден, прими поражение с достоинством. Я честно выиграл этот бой?
— Да, — Такэтиё опустил голову.
— Значит, ты пойдешь со мной. Туда, куда я захочу. Хотя, конечно, можешь сесть на землю и заплакать. Тогда я отнесу тебя обратно. В корзине.
— Я пойду, — твердо сказал Такэтиё, — но только сегодня.
Над излучиной реки, раскинув фиолетовые крылья, висел огромный воздушный змей. Такэтиё смотрел во все глаза, завороженный. Трепетали на ветру яркие перья, змей казался волшебной птицей, рвущейся в небеса. И даже отсюда можно было разглядеть широкие белые полосы, из которых складывался иероглиф «такэ» — бамбук.
— Ты... — он обернулся и, щурясь от солнца, недоверчиво посмотрел на Сабуро. — Ты для меня его сделал?
— Ага, — тот усмехнулся, — хочешь подержать? Только осторожно, он может унести тебя в реку. Видишь, как болтает ветку, к которой он привязан?
Такэтиё быстро и шумно задышал, облизал губы и тихо проговорил:
— Хочу.
Белый прямоугольник письма ловит неверный свет разгорающейся лампы. Иэясу не хочется прикасаться к нему. Жестом он отпускает с трудом держащегося на ногах гонца и стискивает конверт. Он не желает знать, что в нем. Ночные гонцы не приносят добрых вестей. А письма из столицы не вручают трясущимися от страха руками.
...Чьи же руки дрожат сильнее? Иэясу шуршит бумагой, вскрывая конверт и стараясь не смотреть на черные полоски: ведь они сложатся в слова, ведь так? Пусть, пусть это будет очередной внезапный и кажущийся совершенно безумным приказ. Срочно прибыть вчера. Немедленно отправить армию в Китай. Что угодно...
Иэясу знает, что увидит. Он уже несколько суток плохо спит, предчувствуя беду.
Он медленно опускает глаза:
«Акэти Мицухидэ поднял мятеж...»
— Спорим, ты никогда не прыгнешь, тануки? — Сабуро слегка подтолкнул его в спину к обрыву.
— Ты сам не прыгнешь. Даже у взрослых воинов такой прыжок считается доблестью.
Такэтиё давно перестал обижаться на «тануки». Еноты хитрые и умные. Поэтому Сабуро так его и называет, что же тут обидного?
— Ты считаешь меня малявкой? Таким же, как ты? А ты видел, как я обращаюсь с копьем? Видел?
— Инутиё тебе поддается. А те трое побили тебя, хотя твое копье было длиннее в два раза.
— Это совершенно новая техника! Ее просто надо как следует отточить! Ты же сам видел! — Сабуро обиженно нахмурился и скрестил на груди руки.
— Тогда сначала сделай это, а потом хвастайся.
— Я сейчас брошу тебя в воду!
— Мне шесть лет, а тебе четырнадцать. Потом похвалишься отцу своей победой.
— Ах ты!.. Вот что. Давай так. Если я прыгну — ты прыгнешь? Или ты трус?
Такэтиё посмотрел вниз. Листья, которые несло по течению, выглядели совсем крошечными. Голова закружилась от одной мысли, что он по своей воле шагнет в эту пропасть.
— Прыгну, — твердо сказал он.
— Тогда я буду ждать внизу! А то тебя унесет течением! — Сабуро мгновенно распустил пояс, скинул одежду и, оставшись в одной повязке, без малейших колебаний сиганул в поток.
Такэтиё широко раскрыл рот, глядя на летящее вниз вытянувшееся тело. Плеск — и на мгновение он испугался, что никогда больше не увидит Сабуро. Но тут же, чуть ниже по течению, из воды показалась макушка с черным хвостом волос.
Такэтиё выдохнул и взялся за пояс. Узел никак не поддавался трясущимся от ужаса рукам. Он сжал зубы и дернул изо всех сил.
Стук копыт привел его в себя. Он медленно поднял глаза, и ненависть, всколыхнувшая его душу, смыла страх.
Он видел князя Оду Нобухидэ только дважды, но сразу узнал приближающего к нему всадника. И бросил быстрый взгляд на меч, который оставил Сабуро вместе с ворохом одежды.
А вдруг получится? Бывают же чудеса?
Князь, словно угадав его мысли, хлестнул коня. Такэтиё зажмурился: сейчас копыта обрушатся прямо на него, о чем он думал? Но буквально в шаге конь остановился, и глава клана Ода, мгновенно спешившись, наклонился к нему:
— Что ты здесь делаешь, Мацудайра? Впрочем, можешь не отвечать. Сабуро! — заорал он так, что у Такэтиё заложило уши.
— Я отлично вас слышу, отец, — прямо над обрывом показалась голова с застрявшими в волосах веточками и листьями. Сабуро подтянулся и, оставляя мокрые следы, выбрался на траву. Все его тело было в грязи и царапинах: он изо всех сил карабкался по откосу, стараясь успеть подняться быстрее.
— Ты прыгал в реку? Отсюда? — Нобухидэ смерил сына недовольным взглядом.
— Да, — Сабуро попытался отряхнуть грязь с боков, но только размазал ее еще сильнее, — а что? Мне теперь и купаться нельзя?
Нобухидэ пошел на него, едва не сбив с ног Такэтиё:
— Я смотрел сквозь пальцы на твои забавы с крестьянами. На то, что ты хамишь мне, матери и старейшинам. На то, что все открыто называют тебя дурачком. А теперь ты играешь с младенцем. С заложником. С Мацудайра. Ты и впрямь слабоумный. Мне следовало назначить наследником твоего младшего брата.
— Так назначьте. Я не просился в наследники.
— Замолчи! Ты позоришь меня!
— Перед младенцем? — Сабуро рассмеялся.
— Как заговорил... А что ты скажешь, если я сейчас рассеку пополам твоего нового друга? — он выхватил меч.
Сабуро шагнул вперед, наклонив голову. Выбившиеся из-под повязки мокрые волосы упали ему на лицо. Он встал между отцом и Такэтиё и почесал подбородок, кривя губы:
— Скажу, что вы пропили свой разум, отец.
— Что?! — клинок сверкнул на солнце и завис над головой Сабуро.
— И не только я. Все так скажут. Если вы убьете мальчишку Мацудайра — вы навсегда потеряете даже призрачную возможность получить Микаву.
— Ты действительно дурак. Я возьму эти земли мечом! Мне не нужны для этого чужие сопляки!
— Расскажите о ваших планах Имагаве Ёсимото, отец. Посмеетесь вместе.
— Как ты смеешь?! — короткий замах, и кулак с зажатым в нем мечом обрушился на голову Сабуро. Тот устоял на ногах и снова усмехнулся, вытирая тыльной стороной руки кровь с разбитого лица.
— Со мной у вас воевать отлично получается!
Еще один удар — и на этот раз Сабуро не удержал равновесия. Нобухидэ приподнял ногу, замахиваясь, но Такэтиё бросился наперерез, тяжело дыша:
— Убейте меня! Убейте сейчас! Как убили моих воинов, как зарезали моих друзей! Вам никогда, никогда не получить земель отца! Он плюнет вам в лицо и помочится на ваш труп!
Нобухидэ замер, округлив глаза. А Такэтиё почувствовал, как его сильно и резко дернули за руку.
— Ты обещал прыгнуть с обрыва! Прыгай, прыгай, трусливый тануки!
Такэтиё попятился, развернулся и шагнул в пропасть.
...Открыть глаза пошире. До боли. Тогда он, может быть, проснется? Как просыпался прошлой ночью? И позапрошлой? Или там, дальше в письме — приказ срочно вернуться в Микаву, собрать воинов и подавить мятеж?
Вот только почерк совершенно незнакомый. А это означает только одно. Тот, чью руку он знает, уже никогда ничего не напишет.
«Храм Хонно сожжен...»
Порвать сейчас и спалить обрывки?..
Паланкин трясся так, словно носильщики нарочно выбирали самую каменистую дорогу. А ведь Такэтиё весил всего ничего, неужели нельзя было идти хоть немного аккуратнее? Радость от возвращения домой настолько смешалась с горечью и болью, что их уже не разделить, оставалось лишь пробовать на вкус получившееся блюдо.
Он так хотел увидеть отца, так скучал по нему. И по…
Нет, нельзя думать о сестре предателя, из-за вероломства которого он почти год прожил в плену. За это время он придумал тысячи ужасных казней и пыток, которым подвергнет дядю, когда встанет во главе своего клана.
И что теперь? Его отец мертв. Такэтиё едва не заплакал. Но лишь тихо всхлипнул.
— Не реви, маленький тануки.
Он вздрогнул и еле удержался, чтобы не сдернуть занавеску.
— Сабуро?! Ты что тут делаешь? — громко зашептал он, прижавшись лбом к стенке паланкина.
— Тебя провожаю. Вот как знал, что ты разревешься.
— Я не реву! Сабуро, а если тебя узнают?
— Не узнают, смотри, — занавеска слегка приподнялась, и Такэтиё увидел край дзингасы асигару.
— Ты переоделся? Но что, если твой старший брат выдаст тебя?
Раздался громкий смешок:
— Ты же глава рода. Прикажешь, чтобы меня не трогали. Ну или наступит твоя очередь меня развлекать.
— Господин Нобухидэ опять изобьет тебя.
— Пусть бьет, от его побоев у меня кожа как у быка. Скоро стрелы начнут от нее отскакивать, — Сабуро просунул в паланкин руку в плотной перчатке. — Эх... если бы меня спросили, я бы ни за что не стал менять тебя на этого трусливого неудачника.
— Ты, что же, хотел, чтобы твой старший брат остался в плену? — Такэтиё стиснул пальцы, затянутые в грубую кожу.
— И что с того? У него же хватило ума туда попасть. Твои вассалы хитры и умны. Тебе повезло, Такэтиё. Но я бы предпочел, чтобы ты остался со мной.
Глаза снова защипало, и Такэтиё шмыгнул носом.
— Опять ревешь!
— Нет!
Паланкин вдруг резко тряхнуло, и он остановился.
— Проклятие! — внезапно громко воскликнул Сабуро.
— Что? Что там? — Такэтиё дернул занавеску.
— Это не знамена Мацудайра! Там Имагава! На той стороне реки!
«Имагава! Имагава!» — раздались вокруг возгласы.
Такэтиё опустил голову и едва слышно прошептал:
— Когда мой дядя продал меня господину Нобухидэ, меня и везли к господину Имагаве Ёсимото. Я должен был стать заложником в Суруге. Разве ты не знал? — слезы потоком хлынули из глаз. Ему даже не позволят увидеть дом! И могилу отца! Плечи Такэтиё затряслись в беззвучных рыданиях.
Пальцы в перчатке сильно сжали его руку. Такэтиё попытался проглотить колючий ком и что-то сказать, но испугался, что тогда заревет в голос.
— Не плачь, маленький тануки. Просто потерпи немного, ладно? Еще год, и я получу взрослое имя. Я разобью Имагаву и подарю тебе его голову. А тебя освобожу. Ода и Мацудайра заключат союз, самый могучий союз, нам не будет равных. Мы завоюем Японию, я стану императором, а тебя назначу сёгуном. Хочешь быть сёгуном, Такэтиё?
— Хочу, — он опять шмыгнул носом и улыбнулся:
— Прикажи оставить паланкин на берегу. А сам уходи. Если Имагава откажутся отпускать твоего брата — я вспорю себе живот.
«...Ода Нобунага убит».
Лист падает из сведенных судорогой пальцев. Иэясу не видит его. Он больше вообще ничего не видит. Медленно поднявшись, он идет к выходу и негромко отдает распоряжения слуге, сидящему возле дверей. Тот, поколебавшись всего мгновение, исчезает в темноте.
— Его светлость господин Ода Нобунага сейчас примет вас.
Мотоясу едва заметно улыбнулся. Он знал, что его не заставят долго ждать. Успел ли хозяин Киёсу хотя бы переодеться после боя и перехода?
Вот он — не успел, да и не собирался. Доспехи — лучшее, в чем можно встретить нежданного гостя. Ода Нобунага предстал перед ним в почти полном боевом облачении. Впрочем, одна победа — это еще не конец войны. Да и закончится ли она когда-нибудь, эта война?
Мотоясу опустился на одно колено: всего лишь дань уважения побежденного победителю, ничего больше.
— Вы пришли сюда один, господин Мацудайра?
А он изменился, очень изменился, этот новый глава семьи Ода. Ничего не осталось от мальчишки, с которым Такэтиё расстался много лет назад на берегу реки.
— Да, — Мотоясу кивнул.
— И зачем же, можно полюбопытствовать? Имагава решили затеять мирные переговоры и послали вас? — легкая усмешка скользнула по губам Нобунаги.
— Нет. Я пришел сюда не как представитель рода Имагава. И хочу лишь просить вас выполнить данное мне много лет назад обещание.
— И какое же? — Нобунага слегка наклонился вперед.
— Вы обещали подарить мне голову господина Имагавы Ёсимото.
Нобунага откинулся назад и оглушительно расхохотался.
А вот смех совершенно не изменился. Да и взгляд все тот же — дерзкий и насмешливый.
— И что вы собираетесь с ней делать? Повесить на воротах Окадзаки?
— Нет, господин Ода. Я передам ее в Сунпу, чтобы тело моего господина похоронили с почестями.
— Что ж так? Разве я не подарил свободу роду Мацудайра?
Мотоясу опустил голову. И выпрямился, быстро поднимаясь на ноги.
Нобунага даже не шелохнулся, только прищурил глаза, глядя с любопытством.
— Господин Имагава заменил мне отца. И всегда был добр ко мне.
— ...И поэтому отправил вас и ваших людей в авангарде? Я не поверю, что вы не понимали, зачем. Именно по вашим телам должна была пройти его армия.
Мотоясу улыбнулся, едва приподняв уголки губ:
— Понимал. Но Мацудайра всегда платят свои долги. И держат данные обещания.
В ответ снова оглушительный смех. Нобунага встал и шагнул навстречу:
— А что я получу взамен? Или вы все-таки решили стать моим вассалом?
— Нет. Я пришел сюда не торговаться. Я пришел за тем, что вы мне обещали. И намерен выполнить свои обещания.
— И? — Нобунага приподнял бровь.
— Союз. Я пришел предложить вам союз.
— Союз? С тем, что осталось от ваших пятисот воинов после взятия моих крепостей? Вы шутник.
— Господин Имагава тоже считал, что вы шутили, когда собирались выступать против его сорока тысяч со своими тремя.
Вновь усмешка скользнула по губам Нобунаги. А затем он резко и порывисто заключил Мотоясу в объятия.
— Хитрый маленький гордый тануки, — в самое ухо прорычал он.
— Господин Иэясу! Что случилось?
Он медленно оборачивается. Хонда Масанобу. Что же... может, оно и к лучшему. Увидеть перед смертью родные лица не так уж плохо. Иэясу поднимает с пола лист и протягивает вассалу. Тот быстро читает и меняется в лице:
— Не может быть... Но... Вам нужно срочно бежать. Воины Акэти скоро будут здесь. Вы первый, от кого ему нужно избавиться.
Мгновенная реакция. За это Иэясу его и ценит. Но теперь нет смысла торопиться.
— Оставь это, Масанобу, — он качает головой и улыбается, — я никуда не побегу. Решение я уже принял.
Он указывает рукой на короб, принесенный слугой. Белые одежды и письменный прибор. Чтобы написать предсмертный стих, много времени не надо.
— Но... мой господин! — сдавленно вскрикивает Масанобу. — Как?! Почему? Вы... Разве вы не хотите отомстить за господина Оду?!
— Мстить? Масанобу, здесь, в Сакаи, со мной лишь свита в двадцать человек. Ты с ними предлагаешь идти на столицу? Акэти Мицухидэ очень удачно выбрал момент. И, кроме того, что толку в мести? Все кончено. Ты понимаешь? Кто знает, может, и правда, боги покарали нас за дерзость. Он мертв. Без него... Что мы все — без него?
— Вы — Токугава Иэясу. Вы потомок Минамото и...
— И что? — Иэясу почти кричит. — На что мне это имя? Чего стоит этот род?! Только буквы на листе бумаги!
— Прошу простить меня, — Масанобу выскакивает в коридор.
— Тадакацу! Господин Тадакацу! — доносятся оттуда громкие крики.
Иэясу медленно качает головой и вздыхает. В покое его не оставят.
— Господин Иэясу? Господин Масанобу? Что? Нападение? — Тадакацу, с мечом наголо, занимает едва ли не весь дверной проем. И это вызывает у Иэясу привычную улыбку. По всему поместью зажигаются огни. Так много шума...
— Акэти Мицухидэ поднял мятеж и убил его светлость. Наш господин собирается последовать за ним.
Масанобу говорит все это настолько будничным тоном, что Иэясу начинает казаться: все это розыгрыш.
— Что?!
— Вот так, Тадакацу. Бежать в Микаву он не хочет. Вы можете найти веревку? И мешок для риса?
Тадакацу на секунду широко распахивает глаза, оглядываясь по сторонам, потом убирает меч в ножны.
— Да, конечно.
— Что?! — Иэясу, недоумевая, подается вперед. Нет, это все не может происходить наяву. В висках отчаянно стучит кровь.
— Тадакацу?! Ты... что же, свяжешь меня и засунешь в мешок... для риса?!
Тадакацу с грохотом рушится на колени, простираясь ниц у его ног:
— Мой господин! Мой дед служил вашему деду. Мой отец служил вашему отцу. Я немедленно лишу себя жизни, но после того, как вы окажетесь в безопасности.
Сердце падает куда-то вниз. Тело начинает трясти, Иэясу уже сам не понимает, смеется он или рыдает. Свет лампы расплывается огненным пятном, и комнату словно заливает пламя.
«Ну что? Пойдешь сам? Или мне принести корзину?»
Вспышка, и пустота.
Он поднимается на ноги.
— Не нужно веревку. Найдите одежду торговцев. И носильщиков. И, Тадакацу, мешок для риса тоже прихвати. Я должен выполнить данное им обещание.