Эхо древних рун

ГЛАВА 8

Когда Мия проснулась на следующее утро после приезда, в доме стоял ледяной холод и пахло сыростью. Она зарылась под пуховое одеяло, не решаясь даже мизинца на ноге высунуть за пределы успокаивающего тепла. Конечно, следовало затопить старую дровяную печь внизу вчера вечером, так как дымоход проходил через ее спальню, принося довольно много тепла, но она так устала… Теперь же расплачивалась за это.

Не помогало и то, что ей снилось, будто она в открытом море на корабле викингов, а порывистый ветер время от времени обрушивает на нее потоки соленой воды. Она вспомнила, как завернулась в клетчатое шерстяное одеяло, колкое и немного вонючее, но дающее благословенное тепло. Она натянула его на голову, а затем, когда на корабль накатила особенно большая волна, проснулась.

— Сумасшедшая, — пробормотала девушка.

Она никогда в жизни не была на корабле викингов. Даже на отреставрированном, хотя с удовольствием когда-нибудь сходила бы. Вероятно, это затхлый запах дома вторгся в ее сны — нужно было его как следует проветрить.

На обратной стороне двери висел халат, и в конце концов Мия собралась с духом и, презрев холод, отважно ринулась за одеянием. Пытаясь пристроить на себя великоватый халат, она одновременно энергично прыгала вверх-вниз, что не сделало процедуру быстрее, но наконец ей удалось обернуть его вокруг туловища и завязать пояс.

Натянув пару толстых носков, она спустилась вниз и зажгла плиту, согревая руки на желанном огне.

Это было действительно смешно — начало июня и такая холодина, — но дом скоро прогреется, и как только солнце поднимется выше, оно тоже добавит тепла. В Англии она изнывала от жары в своем офисе; нужно быть благодарной за передышку. Она закрыла маленькую печную дверцу и повернулась к единственной роскоши, которую позволила себе бабушка: холодильнику. Однако, прежде чем она смогла что-либо достать оттуда, раздался стук в дверь.

Она взглянула на часы — семь тридцать утра. Нахмурившись, она выглянула в окно и увидела потрепанный джип, припаркованный на дорожке за забором. На пороге ее дома спиной к ней стоял высокий человек. Очертания его фигуры показались ей смутно знакомы, но с того места, где она стояла, она не могла разглядеть, кто это. Должна ли она открывать дверь?

— Кто там? — крикнула она по-шведски, невидимая ему за густыми зарослями, решив, что, вероятно, разумнее быть осторожной.

В конце концов, она была одна, практически посреди леса, хотя знала, что неподалеку есть и другие дома.

— Я приехал начинать раскопки. Меня прислал профессор Маттссон, — последовал приглушенный ответ на шведском с норвежским акцентом.

Ее сердце забилось быстрее. Не может же это в самом деле быть?..

— Мистер Бергер! — Она открыла дверь и сделала шаг назад, глядя ему в лицо снизу вверх.

Он был высокий, выше, чем ей помнилось, и большой, что производило очень приятное впечатление. Широкоплечий, налитые мускулы угадывались под выцветшей футболкой, на которой красовался какой-то хеви-метал; потрепанные джинсы плотно облегали сильные бедра. На одном колене элегантно лохматилась дыра, в которой Мия мельком разглядела загорелую кожу и нашла это необъяснимо сексуальным. Казалось, он не чувствовал холода, так как его толстовка была свободно завязана вокруг талии.

Она вгляделась в лицо, покрытое светлым золотисто-коричневым загаром, — впечатляющий контраст с копной белокурых волос. Они были такими же непослушными, как и в прошлый раз, и торчали прямыми неровными пучками на макушке, словно он сам пытался их подстричь. В удивительной голубизны глазах промелькнула искорка веселья, когда он быстрым взглядом окинул ее наряд. Мия вдруг вспомнила, во что одета, и почувствовала, что краснеет до корней волос.

— Хокон к вашим услугам. — Должно быть, она выглядела озадаченной, потому что он уточнил: — Это мое имя, не возражаете? Обойдемся без формальностей.

— О, хорошо. Да, а где же профессор? — Она стянула края халата вместе и скрестила руки на груди, чтобы не распахивался.

Маттссон не упоминал, что Хокон Бергер будет участвовать в раскопках, поэтому увидеть его на пороге своего дома было, мягко говоря, шоком.

— Он не приедет. У бедняги на прошлой неделе случился сердечный приступ. Вместо себя он назначил главным меня.

— Боже, как он сейчас себя чувствует? — Тревога о человеке, которого она никогда не видела, но чья уютная доброта сквозила в их телефонных разговорах, на мгновение вытеснила в ее голове все остальное.

— Потихоньку поправляется, но врачи предписали полный покой. Не то чтобы я думаю, что он подчинится, но все же…

— Я понимаю. — Она попыталась переварить тот факт, что ей придется все лето работать не с милым пожилым профессором, а с этим человеком, который нарушил ее внутренний покой, просто взглянув на нее. Черт возьми.

— Он сказал, что должен был остановиться у вас и что я могу занять его комнату. Вы не возражаете? Или мне все же воспользоваться палаткой?

— Комнату? О! — В процессе обсуждения планов Мия предложила профессору вторую спальню на лето. Она не была уверена, что хотела бы оказать такую же любезность Бер… Хокону, но отказать было бы неучтиво.

— Я так понимаю, комната у вас уже готова? — Хокон выглядел так, словно сомневался в этом, и по какой-то причине это ужасно разозлило Мию.

— Я сама только вчера приехала, так что у меня еще не было времени все как следует организовать, — язвительно ответила она. — Вообще-то я никого не ждала так рано.

— Мы всегда начинаем ровно в восемь. Стремимся использовать как можно больше дневного света. И вы ведь одобрили первое июня как дату начала работ.

Боже, да он грубиян. Она знала, что скандинавы не обмениваются любезностями, как англичане, и часто могут показаться резковатыми, когда обсуждают дела, но этот парень переходит всякие границы…

— Конечно, но…

— Если вы покажете мне мою комнату и дадите простыни, я сам застелю постель.

Мия глубоко вздохнула и чуть не сказала ему, что в любом случае рассчитывала на это. Она ему не рабыня. Однако что-то заставило ее прикусить язык и ответить очень вежливо:

— Вы не могли бы дать мне минутку? Если не возражаете, подождите здесь, внизу, — она указала на кухню, и он кивнул:

— Конечно.

Не говоря больше ни слова, Мия повернулась и побежала вверх по узкой лестнице в комнату, которая раньше принадлежала бабушке Элин. Мысленным взором она все еще видела бабушку — как та стоит у окна и смотрит на озеро и остров вдалеке. Это был ее любимый вид, и они часто проводили время в тишине, созерцая красоту окружающей природы. Ранними утрами озеро бывало гладким, как зеркало, отражая солнечный свет тысячью сверкающих призм. Из этого окна его видно было только в просветы сквозь множество берез и елей, соревновавшихся друг с другом в разнообразных оттенках зелени. Этот вид словно останавливал время, и было легко представить, как люди тысячу лет назад с благоговением смотрели на то же самое.

«Только подумай, — говорила Элин, — какой-нибудь вождь викингов стоял у двери в свой дом, оглядывая этот самый пейзаж. Могу поспорить, ничего не изменилось».

Мия тряхнула головой и попыталась сосредоточиться на настоящем. Из комнаты были убраны все бабушкины вещи, кроме мебели. Девушка попросила мать сложить все в коробки и держать их в гараже до тех пор, пока не почувствует себя в состоянии разобрать их должным образом. Это время еще не пришло, боль продолжала оставаться слишком острой. Но ей нужно было привыкнуть к этому, и норвежский парень ждал. Она открыла окно, чтобы впустить в комнату немного воздуха.

— Можете подниматься! — крикнула она вниз и открыла старый шкаф на лестничной площадке, в котором лежали бабушкины простыни.

Когда она обернулась, Хокон стоял рядом с ней, головой почти задевая низкий потолок. Она сделала шаг назад и протянула простыни, затем указала на комнату бабушки.

— Вот здесь должен был жить профессор. — Подумав, что в глазах молодого человека комната, должно быть, выглядит весьма убого, добавила: — Простите, чем богаты. Может быть, вы в конце концов предпочтете палатку.

Он быстро огляделся, затем пожал плечами.

— Все в порядке. Я становлюсь слишком стар для походов. Здесь будет намного суше, чем в палатке, и, возможно, теплее.

— Не стоит быть слишком уверенным, — пробормотала Мия.

Сколько ему было на самом деле лет? Когда они встретились в первый раз, она прикинула, что около тридцати, может быть, тридцать с небольшим, но сказать наверняка было трудно.

— Что вы сказали?

— Ничего. Я просто хотела спросить, вы тоже профессор?

— Пока нет, но у меня докторская степень. Я специализируюсь на артефактах викингов и надписях, но не выношу сиденья взаперти круглый год, стараюсь проводить лето на разных раскопках. С профессором Маттссоном работаю последние пять лет.

Он бросил на нее взгляд, как бы говоря: «Достаточно тебе этого?», и Мия решила, что он просто невыносим. Прежде чем продолжить с ним общаться, она хотела переодеться и выпить чашку чая.

— Ладно, тогда мне лучше пойти одеться.

— Конечно. Спасибо. — Он указал на простыни. — Я не спал ни на чем подобном с тех пор, как умерла моя бабушка.

Мия не была уверена, издевается он над ней или нет.

— О, они сделаны вручную, а моя бабушка сплела кружева.

Это были старомодные простыни с кружевной каймой и вышитой монограммой. В наши дни большинство людей даже не знали бы, как застелить ими постель, так как они выглядели как две односпальные простыни с одеялом или валиком сверху. И нужно было перевернуть верхнюю простыню вверх ногами, чтобы монограмма была видна правильно. Теперь она жалела, что отдала их ему.

Он поднял руку и улыбнулся.

— Нет-нет, я так и думал. Это был комплимент, честное слово. На минуту вернули меня в прошлое, вот и все.

— Хорошо. Ок. Хм, а все остальные тоже придут так рано?

— Ага. Должны быть здесь с минуты на минуту. Первая встреча на объекте через пятнадцать минут, так что вам лучше поторопиться, если вы хотите присоединиться к нам.

Она убежала в свою комнату, прежде чем ответить ему резкостью. Слишком раннее было утро, чтобы пикироваться с таким грубияном. * * *

— Семь женщин и восемь тощих мальчишек? Это все, что ты смог отыскать? Да стоило ради этого затевать поход! И хоть бы отобрал тех, что одеты поприличней! Теперь придется их наряжать.

Кери, стоявшая вместе с другими пленниками у длинного причала, глянула вверх и увидела высокую красивую женщину, шагающую по тропинке, которая вела к берегу озера от скопления жилищ, расположенных на вершине холма. Властно выступал сильный подбородок, выдавался вперед острый нос, губы широкого рта презрительно поджаты. Длинные светлые волосы собраны в хвост на затылке, концы свободно спадали по спине и раскачивались при ходьбе. Но большую часть волос покрывал платок, как и подобает замужней женщине.

Солнце сверкало в двух огромных бронзовых дисках — фибулах, которыми прикреплялись спереди лямки ее длинного, до щиколоток, красного платья-сарафана — или хангерока, как его называли. Платье украшали шелковые вставки, которые также переливались на свету, подол был оторочен изящным плетением. Между фибулами красовалось ожерелье из янтарных бусин, а на цепочке, прикрепленной к одной из фибул, висели небольшой мешочек и связка ключей, издававшая мелодичное позвякивание. Кери увидела, что под хангероком на женщине надета синяя туника, рукава которой были также украшены плетением. Сверху и снизу выглядывала красиво плоеная белая льняная нижняя рубашка, или серк.