Осенний перелом

Глава 2, в которой граф фор Циррент преодолевает языковой барьер, а доктор Заккендаль указывает начальству на ошибку

Лошади на улицах. Средневековые шмотки. И, ко всему прочему, какие-то странные штуки — то ли жезл, то ли рукоять от плетки, то ли дурацкая волшебная палочка. Если, конечно, это не мегабластер какой-нибудь, но для бластеров антураж не тот. В сказку попала, ехидно подумала Женя, с трудом удерживая нервный смех.

Наверное, не удержала бы, но тут исторически разодетый хмырь ткнул этой самой бластеропалочкой в ее сторону и спросил что-то явно угрожающее. В голове словно бомба взорвалась, ноги стали ватными, и Женя тихо съехала по стеночке вниз. Сквозь рвущую мозги боль пробилась мысль: все-таки бластер. Бластер-шмастер, в общем, явное оружие. Нервно-болевого действия. В сказку, не в сказку, а попала — это точно.

«Чертово мироздание, что я тебе плохого сделала?! За что?!»

Из глаз текли слезы, Женя скрючилась в комок и прикусила костяшки пальцев. Прогнать боль болью, иногда такое получается. Чертов хмырь с бластером вдруг оказался рядом, схватил за руки и заговорил настойчиво и проникновенно. Если это допрос, наверняка требует что-то там сказать, если, мол, не хочешь еще получить. Гос-споди, что за тупость, неужели не видно, что она ни бельмеса не понимает?!

— Отстаньте от меня, — простонала Женя, — ну не понимаю я вас, не-по-ни-ма-ю-ю-у… Черт, черт, черт, больно же… ну что вы за сволочи…

Чертов хмырь снова что-то сказал, аккуратно взял Женю за подбородок, заставляя поднять голову. Перед глазами плыло, но все же Женя увидела, как мужик пожал плечами и направил свой бластер в собственную башку. Совсем псих, что ли?..

Мальчишка скрючился на полу, прикусив костяшки пальцев. Слезы проложили мокрые дорожки на щеках, стекали по гладкому, не знавшему бритвы подбородку, капали на то непотребство, которое служило парню верхней одеждой, и текли дальше. Непотребство было, похоже, непромокаемым.

На вопросы графа фор Циррента парень бормотал все ту же невнятицу, причем настолько жалобно, что графу на мгновение стало стыдно. Очевидно, эффект наложения чар… Значит, бедолагу лучше не трогать самое малое до утра, а то не угадаешь с очередным заклятием, и получай в лучшем случае слюнявого идиота, а в худшем свеженький труп.

Ждать до утра граф решительно не хотел. Не будь при мальчишке неизвестных зелий, начальник Тайной Канцелярии позвал бы к нему медика и отложил разбирательство на завтра. Но если парень идет не потерпевшим, а подозреваемым… нет уж, давить сопляка, пока размяк.

Ладно, не вышло прямо, пойдем в обход. Граф фор Циррент пожал плечами и направил палочку на себя. В конце концов, это может оказаться небезынтересным.

Заклинание прошлось по мозгам горячими иглами, всколыхнуло мутную волну тошноты. Граф поморщился: неприятные чары, не удивительно, что мальчишке от них совсем худо стало. Впрочем, человеку в нормальном состоянии хватит нескольких минут, чтобы переждать пик воздействия. Облокотиться о стол, глубокий вздох… жаль, нельзя посидеть немного с закрытыми глазами, ну да ничего. Дурнота отхлынула, оставив ноющую тяжесть в голове и легкую сонливость. Граф с тоской поглядел в окно: сна ему до конца праздника в любом случае не видать, как собственного затылка. И дай-то бог, чтобы остаток дня, вечер, ночь и похмельное утро не принесли еще с десяток сюрпризов один другого краше.

Что ж, займемся делом, попытка номер два. Сидеть на полу необязательно, расположимся с хотя бы относительным комфортом. Подхватить мальчишку под локти, вздернуть на ноги, отволочить к стулу… та-ак, отлично, вцепился в край стола, аж пальцы побелели, значит, упасть не упадет. Вполне подходящий баланс между беспомощностью, растерянностью и самоконтролем. Сейчас мы его…

Первый вопрос на чужом языке дался с трудом и наверняка несколько отличался от привычной начальнику Тайной Канцелярии формулы «имя, место жительства, род занятий». Ну да ничего, разгонимся…

— Ты кто?

Мальчишка моргнул, открыл рот, шумно вздохнул. На лице нарисовалось удивление пополам с облегчением. Кажется, понимает.

— А вы кто? И, — обвел кабинет затравленным взглядом, — где я?

— Тайная Канцелярия Андара, граф фор Циррент. Как ты себя чувствуешь?

— Голова болит, — теперь мальчишка посмотрел с явственным возмущением. Потер виски, добавил обвиняюще: — Сильно.

— Тем не менее, как мы оба только что убедились, понимать вопросы и отвечать на них ты в состоянии, — с удовольствием сообщил граф. Чужой язык наконец уложился в голове, пусть еще не идеально, но вполне достаточно для беседы. — Этим мы сейчас и займемся. Имя, место жительства, род занятий?

Мальчишка хлопнул глазами. Сглотнул. И спросил с великолепной дерзостью:

— На каком основании?

Кажется, подумала Женя, этот граф фон-как-его-там малость обалдел. Или не малость. Глупо, конечно, и опасно наезжать на хмыря, который тебя допрашивает, особенно если оный хмырь — лицо явно официальное и немаленького ранга. Но тут уж одно из двух. Или это сон, бред, галлюцинации, и тогда плевать. Или реальность, и тогда… Тогда терять нечего, или сразу качать права, наплевав на вероятные последствия, или опустят тебя ниже плинтуса и никаких прав уже не дождешься. Так, по крайней мере, сразу станет ясно, чего ждать. Если принять за данность, что она невесть как оказалась в другом мире… ну не сказка же это, в самом-то деле, и не романчик в стиле фэнтези, где к пришельцам относятся так, что любая ВИП-персона обзавидуется. Взамен, правда, обычно требуя не меньше, чем спасти мир.

— Я непонятно выразился? — спросил фон-как-его-там. — Тайная Канцелярия.

— И что? — Интересно, это у них полиция или что посерьезнее? Хорошо хоть голова не так раскалывается, еще болит, но уже можно терпеть без слез. — Я понимаю, Тайная Канцелярия это наверняка очень серьезно, но при чем тут я? На каком основании вы меня сюда притащили? По какому праву распотрошили мои вещи? С какой радости мне тут сидеть и отвечать на ваши вопросы, вместо того чтобы спокойно вернуться домой и лечь спать? Вам вообще не кажется, что вот так ни с того ни с сего посреди улицы похитить ничего не подозревающего человека, утащить черт знает куда, а потом еще и требовать чего-то, это перебор?

— Да вы разбираетесь в законах, — с насмешливым восхищением протянул как-его-там. — Прекрасно. Отрадно видеть в молодежи уважение к соблюдению законности. И все же, юноша, позвольте заметить, что в этом кабинете вопросы обычно задаю я.

Дальше было еще что-то о разнице между потерпевшим, свидетелем и подследственным и о том, куда следует отнести человека, на первый взгляд явно пострадавшего, но на второй — весьма и весьма подозрительного. И как важно для такого человека добровольное сотрудничество со следствием. И что-то еще, чего Женя уже толком не услышала, потому что голову снова прихватило, хотя на этот раз въедливый мужик ничего вроде не колдовал. Соображать было тяжело, хотелось лечь, закрыть глаза и заснуть, и проснуться дома. Желательно в субботу днем, потому что на работу в таком состоянии идти — это уж точно перебор.

Размеренный голос исторического хмыря слился в ровный гул, напоминающий не то далекий морской прибой, не то шум машин за окном. Женя закрыла глаза, шум отдалился, в него вплелся ровный тихий звон, а потом по ушам ударило тяжелой ватой, и все закончилось.

Наглости парню хватило ненадолго. Впрочем, граф фор Циррент быстро понял, что не его впечатляющая речь тому причиной. Бедолаге снова поплохело: глаза из внимательно-злых вдруг стали осовелыми, потом вовсе утратили осмысленное выражение, и мальчишка попросту вырубился.

Вот и дави такого, зло подумал граф, дергая шнур звонка. Рявкнул заглянувшему охраннику:

— Медика!

Мальчишка лежал головой на скрещенных руках и со стороны казался мирно спящим. Может, студент? Привычка выключаться за столом, сохраняя устойчивость… опять же странная одежда, университетских шалопаев заршем не пои, только дай поэпатировать публику.

Рассуждения прервал ворвавшийся в кабинет дежурный медик Заккендаль, шустрый, раздражающе улыбчивый, но весьма компетентный.

— Приветствую, господин граф, — наметанный взгляд медика остановился на мальчишке, уголки пухлых губ сочувственно дернулись: — Я вижу, праздничная специфика не обошла и вас. Протрезвить?

Отрезвлять Заккендаль не любил, и граф фор Циррент прекрасно его понимал. Неэстетичное зрелище. Поэтому прежде всего успокоил медика:

— Он не пьян. Тут, похоже, маги побаловались.

Несколькими короткими фразами ввел в курс дела, мельком досадливо подумав: жаль, что сегодня дежурит не Тильдиш, тот предан начальнику лично, а этот, хоть и давал подписку о неразглашении, поди угадай, кому и зачем проболтаться может. До сих пор, правда, в болтовне не замечен, но тут случай странный…

Заккендаль тем временем пощупал пациенту пульс, приподнял, подхватив под мышки:

— Господин граф, прошу вас… давайте перенесем пострадавшего на диван.

Подавив вздох, граф фор Циррент подхватил мальчишку под коленки.

— Легкий, — пробормотал Заккендаль, — как бы там еще и истощение не оказалось. Между прочим, как, вы полагаете, расстегивается эта странная одежда? Юноше нужно растереть грудь, и приток воздуха…

— Разрежем, — буркнул граф. Обувь на мальчишке оказалась такая же несуразная, как все остальное, и вдобавок — грязная. Засохшая рыжеватая глина не имела ничего общего ни с черноземом Чародейного сада, ни с жирным илом берега Альетары, ни с бурой землей пригородов.

Доктор подергал крохотный металлический язычок там, где по всей логике должна была располагаться застежка. Язычок дернулся и поехал.

— Потрясающе! — воскликнул Заккендаль. — В жизни не видел ничего подобного!

— Я тоже, — признался граф. — Крайне интересный молодой человек.

Доктор дотянул язычок до низа несуразной одежды, развел полы в стороны, хмыкнул:

— В одном вы, господин граф, ошибаетесь. Этот, хм, молодой человек, извольте поглядеть, девица.

И правда, оказавшаяся под верхней одеждой столь же непристойная нижняя обтягивала худенькую фигурку, ничуть не скрывая небольшую, но очевидно девичью грудь. А узкие штаны не оставляли сомнений, что под ними скрывается ни в коей мере не мужская анатомия.

Только присутствие подчиненного, да еще и низкого сословия, удержало фор Циррента от грязной божбы, достойной пьяного деревенского сброда или одичавшей в море матросни. Этого ему только не хватало для полноты праздника. Девица! Одна, без сопровождающих, в неподобающей одежде, но с дворянским кольцом! С неизвестными, предположительно магическими зельями в пустом дорожном мешке и с повреждением памяти магического же характера. Дай-то бог, чтобы в итоге всплыла банальная девичья дурь, а не грязная уголовщина.

При мысли об уголовщине графу припомнилось шумное дело, ознаменовавшее первый год его работы в Тайной Канцелярии: нечистые на руку маги, столичные сутенеры, мерзавец с корсарским патентом и похищение полутора десятков девиц на ритуальные нужды колониальных шаманов. А потом, по вполне понятной ассоциации, стукнул в голову замшелый, но до сих пор доставляющий изрядно хлопот обычай жертвоприношений на праздники Переломов года. За человеческие жертвы пять веков как смертная казнь, а нет-нет да взбредет какому-нибудь магистру магических наук дурная идея проверить древние рецепты. Просвещенный век, разэдак его! А лучшая жертва, согласно все тем же замшелым рецептам, — юная девственница.