Медведица, или Легенда о Черном Янгаре

— Отпусти, — я говорю это саайо, не открывая рта. А она шипит и лишь крепче впивается в губы моего мужа. Он же, запрокинув голову, облизывает их. И вновь переживает тот момент, когда едва не умер… все разы, когда едва не умер.

Их слишком много для одного человека.

— Отпусти, — повторяю, уже не словами — рычанием.

— Он сам этого хочет, — голос саайо — шелест ветра, запутавшегося в сети ветвей. — Разве не видишь ты?

И рывком она сдирает тяжелые покровы чужой души.

— Гнилая.

— Черная, — возражаю я.

Выжженная. Выбитая.

Песками. Жарой. Людьми.

Искалеченная.

Изломы зарастали вкривь и вкось, как кости в руках неумелого лекаря. И я видела алые ленты старых шрамов, в которые впивались призрачные когти саайо. И под ними, глубже, толстую корку сукровицы. А под ней — еще одну рану, старую, незажившую…

— Оставь его, — я опускаюсь на четыре лапы, и бурая шкура прорастает в меня. Шерсть на загривке становится дыбом, а из горла уже не слова доносятся — рычание.

— Еще немного… — саайо разрывается между страхом и голодом.

— Нет.

— Поделимся? Мне — разум. Тебе — тело… сердце. Слышишь, как стучит.

И она, легким прикосновением когтя, заставляет сердце биться еще быстрее.

— Бери… бери… вкусное…

Сама же, прикипев к губам, тянет силы. Захлебывается от жадности.

— Прочь! — один прыжок и я оказываюсь рядом с саайо. Громко клацают зубы. И пожирательница снов визжит. Но раны ее быстро затягиваются. И я слышу шепот:

— Пусть сам выберет.

Туман вдруг становится плотным. И саайо, отпустив душу Янгхаара, лепит себя. Она рисует лицо, шею, плечи… тщательно и с любовью, мурлыча от предвкушения.

И вдруг я понимаю, кто сейчас встанет перед Янгаром.

— Ты? — он обрел дар речи. И руку прижал к груди, словно закрывая свежую рану.

— Я, — ответила саайо.

Мой голос.

И мое лицо такое непривычно красивое.

Шрама нет.

Но кожа бледнее обычного. И лицо приятно округло.

И вовсе я — улучшенная копия себя же.

— Ты ведь искал меня, — она склоняет голову на бок, почти касаясь плеча. Неужели мой муж не видит, насколько нечеловеческий это жест. — Искал, я знаю…

— Да.

— И ты не хотел меня обижать.

— Да.

Он смотрит на нее с таким восторгом, что я закрываю глаза.

Ложь.

— Ты просто не справился с собой, — саайо шагает навстречу. Она скользит по снегу, не оставляя следов. А я сдерживаю крик: открой глаза, Янгхаар Каапо! Неужели не способен ты отличить призрак от живого.

— Прости, — шепчет он и руку тянет, желая коснуться. Захватывает пальцами рыжую прядь, тянет и говорит удивленно. — Такая холодная…

— Согреешь меня?

— Такая бледная…

— Согрей, — просит саайо. Он же закрывает глаза и просит:

— Прикоснись ко мне. Пожалуйста.

Призрачная ладонь скользит по смуглой щеке, касается губ, запирая слова. А в следующий миг нож беззвучно останавливается у горла.

— Кто ты? — голос Янгхаара холодней льда.

— Я твоя жена…

— Нет, — он проводит по горлу, вспарывая кожу. И железо причиняет саайо боль. Она визжит и рвется, но крепко держит Янгхаар ее за руку. До тех пор держит, пока сама рука не исчезает.

Клочья тумана ложатся под ноги.

С рассветом и они растают.

Призрак меня исчезает, но я остаюсь. А Янгхаар Каапо, опустившись на колени, собирает снег. Он умывает лицо, трет яростно, точно желая стереть черноту. Он еще не очнулся ото сна, но душа его, растревоженная саайо, кричит от боли.

И решившись, я подхожу, касаюсь носом плеча, говорю:

— Пойдем со мной, Янгхаар Каапо. Я покажу тебе свой дом.

Горелую башню.