Кое-что о лампочках и деревьях

Глядя на потрепанный бушлат дворника, на его латаный передник и всклокоченную седую бороду, становилось очевидно, что денег у него не водилось. Почти все свое жалованье дворник тратил на уголь для печурки в афишной тумбе да на леденцы для уличных детей: мистер Тоббс являл собой живой отголосок тех времен, когда быть добрым и щедрым в Габене не считалось зазорным…

На приветствие мистер Тоббс поднял голову в потертой вельветовой кепке и, облокотившись на метлу, улыбнулся мистеру Клокворку.

– О, Артур! С наступающим праздничком!

– И вас, мистер Тоббс.

– Какая красивая ёлка! – отметил дворник.

– О, благодарю. Как Джимми?

– Надеюсь, хорошо. Я вот скопил ему на открыточку к празднику. Сам раскрасил.

Достав из кармана завернутую в платок открытку, дворник бережно развернул ее и показал мистеру Клокворку. На картонке был изображен дирижабль, везущий наряженные ёлки. Дешевая открытка, дешевые краски… Было видно, что мистер Тоббс очень старался не вылезти за линии, но кое-где ему это не удалось. На обороте стояло поздравление: «С праздником, Джимми!» И подпись: «Дедушка».

Дочь мистера Тоббса, Мэри, стыдилась отца и не подпускала его к сыну. Выйдя замуж за счетовода из «Коттон и Ломм», она и вовсе сделала вид, будто не знает старика, и мистеру Тоббсу осталось лишь изредка наблюдать за внуком через окно, пока Мэри не задергивала занавески. Мистер Клокворк догадывался, что и открытки от деда она Джимми не передает, но мистер Тоббс, как бы то ни было, не отчаивался.

– Очень хорошая открытка, мистер Тоббс, – сказал продавец шестеренок.

– Ты еще не домой, Артур?

– Да вот думаю зайти к мистеру Дилейни на Бремроук и Харт, вдруг у него что-нибудь для меня найдется.

Упомянутый мистер Дилейни работал помощником управляющего в лавке-мастерской «Механикум», в которой каждый желающий мог приобрести пневмоуборщик, кофейно-чайный варитель, самонагревательный утюг или часовую печь, которая, если верить рекламным афишам, ни за что не позволит вашему омлету подгореть. Временами у него скапливались целые ящики сломанных шестеренок, пружин, анкеров и цепей, которые он отдавал мистеру Клокворку – порой среди десятков сломанных зубчатых колес случайно отыскивалось целенькое. Это было взаимовыгодное сотрудничество, ведь по сути продавец шестеренок избавлял мистера Дилейни от необходимости заказывать Железный фургон и за плату отвозить ненужный хлам на свалку.

– Неужто все распродал? – уважительно поинтересовался тем временем дворник.

– Где там! Обменял на ёлку! Мистер Тоббс, пойду я, пока «Механикум» открыт – праздник ведь: короткий день.

– Это уж точно. – Мистер Тоббс пожал плечами. – Надо бы зажечь фонари…

Артур Клокворк попрощался с дворником и пошел дальше, в сторону Меммоуз, за которой уже была и Бремроук.

На улице постепенно темнело, и окна загорались одно за другим. Аэростатов в небе, судя по ползущим над головой фонарям, не убавилось, но небесное движение обрело заметную невооруженным взглядом нервозность – все торопились поскорее попасть домой. Снег, шедший весь день, к вечеру усилился…

Разумеется, хотелось бы сказать, что у мистера Клокворка все сложилось хорошо, и сперва в мастерскую, а после и домой он попал без приключений. Но это было не так…

Что-то вдруг попало в туфлю мистера Клокворка. Это «что-то» начало колоть пятку – назойливо и беспощадно.

Продавец шестеренок уселся прямо на заснеженный тротуар и, поставив рядом чемоданчик и ёлочку, снял башмак и вытащил из носка ёлочную иголку. Мистер Клокворк принялся вертеть иголку в пальцах, рассматривая ее недовольно и подозрительно: видимо, она попала в туфлю, когда он отирался у ёлок мистера Макфи.

Тут раздался скрип педалей и шуршание колеса по снегу. Кто-то со смехом пронесся мимо. Мистер Клокворк повернул голову и увидел худосочного мистера в огромных штурманских очках – тот быстро уезжал прочь на моноцикле, сжимая в руках точно такую же ёлочку, какую добыл и мистер Клокворк. При этом тип на моноцикле злорадно оглядывался через плечо и хихикал.

До Артура Клокворка вдруг дошло: ёлочка колесуна была не такой же! Это была его, Артура, ёлочка!

– Стой! Вернись! – Вскочив на ноги, мистер Клокворк бросился в погоню за вором, но бежать по снегу в одной туфле было не слишком-то удобно, и он остановился.

Артур Клокворк с отчаянием глядел вслед ёлочному похитителю, пока тот не скрылся за углом.

Мимо шли люди, и никому не было дела до трагедии нелепого продавца шестеренок, стоявшего на снегу в одной туфле.

Вот так мистер Клокворк лишился и шестеренок, и ёлки.

***

День накануне Нового года – это время чудес и странных, наполненных чудачествами происшествий. Люди, места и события связываются между собой крепкой нитью, они переплетаются и смешиваются в том, что еще вчера справедливо показалось бы невероятным стечением обстоятельств. Впрочем, это вчера. Но уже сегодня, в считанные часы перед Новым годом, в эту историю влезли: судьба? хитрый и игривый дух праздника? или пальцы ловкого кукловода, искусного настолько, что о самом его существовании никто не догадывается?..

Квартирка на улице Ллейн, в окно которой случайно заглянул мистер Клокворк прежде, чем его осенила идея сделать для себя праздник, к вечеру погрузилась в тишину.

Лишь негромко тикали часы на каминной полке, да за окном выл промозглый ветер.

А еще тишину комнаты вдруг нарушил скрип двери, следом скрипнули половицы.

По стене ползла тень. Тень принадлежала зловещей фигуре в черной бархатной маске, в прорезях которой сверкали алчные глаза.

Незнакомец крался по ковру, оставляя снежные следы. Он влез в окошко над лестницей, занеся в дом немного ветра и раннего зимнего вечера.

Видимо, этот человек полагал, что его невозможно узнать, раз он надел маску, поднял воротник зеленого пальто и натянул на нос шарф. Само собой, маскировка была не ахти, и любой, кто увидел бы его сейчас, сразу же сказал бы: «Да это же Бикни!» И еще добавил бы: «Вот ведь пройдоха!»

Растопырив руки, Бикни двигался по комнате на ощупь. И дело было вовсе не в том, что догорающие угли в камине давали очень мало света.

В какой-то момент он наткнулся на ёлку. Дерево качнулось, игрушки и бубенцы на его ветках зазвенели. Вжав голову в плечи, воришка зашипел – да будь оно все проклято! – и надел прямо поверх маски круглые очки с толстыми стеклами.

Ёлка приобрела четкие очертания, вид замечательных игрушек на ней (стеклянных шариков, фарфоровых снеговиков, сахарных крендельков и прочих милых вещиц) вызвал у Бикни вздох восхищения. Это было как раз то, что нужно!

Недолго думая, он начал отцеплять витые крючки, на которых висели игрушки, а сами игрушки принялся рассовывать по карманам пальто.

«Ай-ай-ай, Бикни! Как некрасиво! – сказал бы, видя его сейчас, мистер Клокворк. – Что же ты делаешь, Бикни?»

Но Артура здесь не было, зато был кто-то другой. Кто-то вдруг засопел и что-то пробормотал.

Бикни вздрогнул и обернулся.

На небольшой кроватке в углу комнаты, прижимая к себе плюшевого медведя, лежала маленькая девочка.

Сперва Бикни испугался, следом испытал раздражение, а потом и облегчение: девочка спала.

Несколько мгновений Бикни гадал, насколько крепко она спит и насколько громко способна визжать, если вдруг проснется и увидит в своей комнате страшного незнакомца.

Бикни поторопил себя: «Нужно спешить, пока она не проснулась!»

Он продолжил стаскивать с ёлки игрушки, но теперь делал это поспешно и грубо, обдирая иголки.

«Ничего, родители ей еще купят, – убеждал себя воришка, снимая игрушку за игрушкой. – Мне нужнее, мне нужнее! А еще мне ни капельки не стыдно!»

И все же, что бы Бикни о себе ни думал, он не был совсем уж пропащим человеком. Совершая какую-то очередную неблаговидную вещь, он не особо задумывался о последствиях, а еще у него всегда было множество оправданий, но при этом он обладал чертой, которую любой уважающий себя шушерник в Саквояжне просто не мог себе позволить: совестью.

И эта совесть просыпалась всегда так не вовремя!

Сняв с ёлочной ветки маленький хрустальный шарик, он бросил взгляд на спящую девочку и вдруг застыл.

Там больше не было никакой девочки!

На кровати, свесив вниз ноги, сидел маленький мальчик с взлохмаченными рыжими волосами. На нем были латаные-перелатанные штаны на единственной подтяжке и зеленая полосатая кофта, настолько большая, что, казалось, он вот-вот в ней утонет.

Рядом стояли двое: мужчина и женщина, похожие на призраков. Они выглядели подавленными и не смели поднять на мальчика глаза.

– Случилось кое-что очень плохое, малыш, – сказал мужчина.

– Мы не хотели тебя огорчать, но не можем скрывать то, что произошло, – добавила женщина.

– Ч-что? – испуганно спросил мальчик, и мужчина рассказал:

– Ночью, пока мы спали, к нам влезли воры. Они… они украли все подарки…

– И мой тоже?

– Нам очень жаль, малыш.

Мальчик заплакал, а родители подошли и крепко обняли его.

А потом все три призрака прошлого растворились…

Девочка крепко-крепко прижала к себе медведя и повернулась на другой бок.

Бикни просто стоял и глядел на нее. Что ее ждет, когда она проснется и увидит голую ёлку? О, он прекрасно знал, что. Ведь когда-то и сам испытал подобное. Разумеется, тогда, будучи ребенком, он не понял, что никакие воры на самом деле к ним не влезали, просто у родителей не было денег, чтобы купить ему подарок…

Сердце Бикни защемило.

Он и сам не заметил, как принялся надевать уже снятые игрушки обратно. С каждым возвращенным украшением из его сведенного судорогой горла вырывался отчаянный вздох сожаления, но он знал, что это ничто, в сравнении с тем презрением к себе, какое он испытает, если будет развешивать игрушки маленькой девочки на ёлку Артура.

Девочка так и не проснулась. В комнате по-прежнему негромко тикали часы, и ветер выл в трубах. Угли в камине догорели. А Бикни выбрался наружу через то же окошко, через которое он в квартирку и влез – аккуратно прикрыл за собой створку и исчез.

Единственным, что он забрал с собой, были призраки его детства…

***

Снег усилился. Прохожих на улице Старых Конвертов, которая вела к главному входу здания главпочтамта, совсем не осталось. Вдоль обочин с погашенными фонарями и остывшими паровыми котлами стояли экипажи. Уютно мерцали окна домов.

Покой улицы нарушил протяжный свист, следом раздались крики «Стоять! Стоять, мерзавцы!» и чей-то издевательский смех.

Констебль Домби, пост которого находился на перекрестке Бремроук и Харт, с трудом преодолевал сугробы – его мучила одышка, сердце колотилось, лицо багровело, а кровь кипела. Пышные подкрученные усы того и гляди грозились спрыгнуть на снег и пуститься в погоню вместе со своим хозяином.

Констеблю было тяжело: помимо излишнего веса, а мистер Домби отличался весьма объемистым животом, вязнущих в снегу башмаков и ледяного порывистого ветра, в него раз за разом врезались снежки. Один ударился в грудь, другой едва не сбил с головы шлем. А еще это мерзкое хихиканье…

Два хулиганских снеговика в пальто с развевающимися полосатыми шарфами убегали от полицейского, отстреливаясь на ходу. Снеговики эти были весьма нахальными, в манерах несдержанными и грубыми: один громко и отчетливо бранился, а другой курил кривую и вонючую папиретку. Оба вели себя так, словно их занесло сюда из Фли или из трущоб у канала.