Повесть дохронных лет

* * *

Отец ошибался: целуясь с Дамой, страсть я испытал, мы ещё и дома уединились, когда гости пили, закусывали и танцевали. После выпили по бокалу шартреза — Катька нам им «спрайт» разбавила — и разыграли ссору в споре, где, чей подарок.

— Мой «троглодит» в той коробке, что справа.

— Нет, мой! Франц, я заметила, твой слева.

— А пойдём, проверим. Оба склеены, проведём лётные испытания.

— А пойдём. Тот, что не взлетит, твой.

Катька, ясное дело, проследила мои в зимнем саду опробования вертушек, — продала, зараза.

В зимнем саду коробки не сразу распаковали — целовались. Катька — шпионила, споив, — и застукала. С воплем «жених и невеста» понеслась к гостям. Я к тому времени переоделся в джин сы и сорочку навыпуск, но все же не решился сорваться следом за Дамой, зардевшейся и сорвавшейся к поджидавшей её за колонной Изабелле. Остался сидеть у фонтана под фикусом. Скоро объявилась Катька, она тащила за руку упиравшегося Ханса. Я им обнаружить себя пока дать не мог — все ещё «болело», повторить ещё раз спасительное сокрытие греха с помощью коробки от «троглодита» не рискнул. Не проканало бы: наверняка Катька знала про мои «художества» в скульптурной мастерской, во всех подробностях. Метнулся под антресоль и затаился за кадками с фикусами и пальмами.

Остановилась сестра как раз напротив меня и роденовской скульптуры «Весна» по центру фонтана, и я заподозрил, знает, что я здесь, где-то прячусь. И с Хансом сюда вернулась неспроста. Кашлянул, но даже если бы и крикнул, она не отреагировала бы, сослалась бы на шум воды в фонтане.

Ну, проказница! Вытерла тыльной стороной ладошки мальчишке губы — себе нет — и, поцеловав взасос, умчалась к гостям. А днём — отоспавшись, я пришёл в зимний сад за забытыми «троглодитами» — застал здесь Ханса одного. Он, обняв, прижав к груди под подбородком книгу, не отрывался от мраморных тел юной пары, целующейся под падающими на них струйками воды. Крепче прижимал книгу и в мечтах прикрывал глаза. Завидев меня, вспыхнул лицом. Сунул зачем-то мне в руки «Брамса», попросил «Не рассказывай Гадюке» и, нырнув в пальмовые заросли, неуклюже натыкаясь на кадки, убежал.

Коробок с вертолётами я на месте не нашёл. Зашёл к Катьке отдать «Брамса». Сестра лежала в кровати и обтирала ладошки занавесью балдахина.

— Суженый забыл, — протянул я ей книгу.

Катька зевнула, пропела «Вот спасибо-хорошо, положите на трюмо» и накрылась одеялом с головой.

Я хотел бросить книгу на коврик на полу, к тапочкам, но коврика на месте не оказалось, а тапочки обнаружил на тумбочке рядом с пустой коробкой из-под пряника.

— Не стошнит? Ты же в тесто пряника помочилась, — бросил книгу я на одеяло с крошками. — Вернула Хансу книгу и забрала свой пряник?

Катька вытянула из-под одеяла руки, потянулась и огрызнулась:

— Какое тесто? В лавке за углом школы купила.

Икнув, отпила из бутылки, из которой поила меня с Дамой шартрезом.

— Не чача, вместо шартреза? — съехидничал я.

— Гоша, фас! — вяло приказала сестра попугаю и снова накрылась с головой.

В углу, куда меня загнал попугай, я, отбиваясь от птицы, обнаружил мой и Дамы подарки, без коробок. Поспешил в зимний сад испытать и оставить себе исправную модель, так на удивление обе полетели. Вернулся в комнату Катьки, та посапывала в постели, и Гоша в клетке тоже спал. Под ковриком за платяным шкафом нашёл обе коробки, отвёртку, плоскогубцы и кое-какие внутренности «троглодитов», выпотрошенных сестрой. Лишними оказались.