Элементали. Том 3. Голем

Он слишком хорошо знал Ареса, чтобы не понимать: та жалкая группа охранников, что оставалась в Доме Прометея исключительно для вида, не представляла для Морозова абсолютно никакой угрозы. Он легко мог покончить с ними за считанные секунды, — уж кто-кто, а Павел отлично представлял себе силу своего давнего соперника, — но Арес почему-то медлил, позволяя охранникам связать себя боем. Павел догадывался о причине.

«И здесь ты недалеко от меня ушёл, — подумал он, глядя на то, как Морозов, вместо того, чтобы ледяным копьём пробить врага насквозь, ударил его тупым навершием в живот, отбрасывая назад, но не нанося сколь-нибудь значимого урона. — Тоже боишься зайти к ней, верно? Боишься смотреть ей в глаза».

Павел понимающе прикрыл веки. Они с Морозовым и впрямь были похожи. Каждый по-своему любил Ангелину: один — как старший брат, второй — как отвергнутый, но не утративший чувств мужчина. И ни один из них не помог ей, когда она в этом нуждалась.

Можно было много говорить о том, что помочь Ангелине было нельзя. Остановить Прометея? Одна мысль об этом походила на какую-то нелепую шутку. Попытка помешать ему, пойти против его воли была равносильна самоубийству.

Но никакие логичные доводы не могли спасти от всепоглощающего чувства стыда.

«Что же, — подумал Павел, открывая глаза. — Похоже, теперь нам обоим подвернулся шанс поступить правильно. Поэтому ты помогаешь моему племяннику, верно, Морозов? Наверняка поэтому. И поэтому я, вместо того, чтобы задержать вас до возвращения Прометея, скрываюсь с места своего дежурства и даже не пытаюсь вам помешать».

Ускорившись, Игорь Лазарев присоединился к Морозову, сходу швырнув в ближайшего охранника крышку родиевого саркофага. Несмотря на достаточно комфортную температуру, по телу Павла пробежала ощутимая дрожь: если крышка саркофага была здесь, значит…

Он с трудом сдержался, чтобы не броситься внутрь домика, где, по всей видимости, Игорь оставил Ангелину, когда ушёл расчищать им путь отхода. Впрочем, этот секундный порыв быстро исчез. Павел не знал, что он мог сделать, если бы вошёл в здание, которое стерёг последние двадцать лет, будучи почти таким же узником, как его сестра.

«А может, и хуже, — подумал он, оставшись на дереве. — По крайней мере, все эти годы ты спала, а я — стоял у дверей, пожираемый собственной совестью».

Тем временем два незваных гостя Дома Прометея ловко расправлялись с остатками охраны. Наблюдая за этим, Павел ощутил неожиданный прилив чего-то что-то, похожего на уважение к своему племяннику. Он не сразу понял, что это за чувство. В последний раз Павел испытывал подобное более двадцати лет назад.

Гордость.

Тогда он наблюдал за развитием своей младшей сестры, которая в неполные двадцать лет вошла в список сильнейших элементалей Дома Прометея, умудрившись шагнуть на ступень Старшего Мага. Её движения были быстры, скупы и точны, и даже Павел, будучи на десять лет старше и на несколько сотен боёв опытнее, испытывал в спаррингах с ней нешуточное давление. Когда после поединка он, наследник Прометея и надежда всего их Дома, тяжело дышал и утирал со лба обильно стекающий пот, ему вовсе не было стыдно от того, что его загоняла мелкая девчонка. Наоборот — он страшно ей гордился.

Именно такое чувство переполняло его и сейчас, когда он наблюдал за движениями племянника. В отличие от матери, его не обучали инструкторы Дома Прометея, и всё же в его действиях была видна отличная школа: то, что каждый удар поставлен и отработан до автоматизма, мог понять даже никогда не занимавшийся боевыми искусствами обыватель. Никакой медлительности, никакой размашистости, никаких длительных захватов и борьбы, которые были так свойственны Земцовым, Павел не заметил. Это его радовало: если бы Игорь пошёл в отца, это бы сильно ограничило его перспективы.

Но нет, действия Игоря в бою нисколько не напоминали стиля каменных элементалей. В этом свете тот факт, что он не носил фамилию Земцовых, казался особенно символичным. Быстрые перемещения, точные и жёсткие удары — в чём-то Игорь напоминал Ангелину, в чём-то, с удивлением отметил Павел, — его самого. Но больше всего…

Пепельный элементаль боялся об этом даже подумать, но мысль оформилась в его голове на мгновение раньше, чем он смог её отогнать.

Больше всего Игорь напоминал Прометея.

Ни Ангелина, ни Павел никогда не распространяли вокруг себя такой невидимой, но подавляющей ауры несокрушимости, подрывающей веру врагов в саму возможность сопротивляться. Пепельный элементаль не знал, что именно делал Игорь, чтобы такое сравнение приходило на ум, но почему-то теперь оно казалось Павлу абсолютно верным. Он не знал, как сражался Прометей в молодости, но если бы его об этом спросили — Павел не задумываясь указал бы рукой на Игоря.

У охранников изначально не было шансов, даже когда им противостоял один лишь Морозов, который, как заметил Павел, лишь вырубал своих оппонентов, а не убивал их. Игорь же подобным морализмом не страдал: каждый его удар надёжно выводил врагов из строя, пробивая плоть насквозь и беспощадно повреждая жизненно важные органы. От того хладнокровия, с которым он избавлялся от мешавших ему людей, даже повидавшего многое Павла пробрала дрожь.

Сейчас, даже если бы он планировал остановить нарушителей, пепельный элементаль трижды бы подумал, прежде чем это сделать. Но он не планировал им мешать. Павел с часто стучащим сердцем смотрел, как Игорь на руках выносит спящую Ангелину из домика, где она провела последние двадцать лет. За годы в саркофаге она ничуть не состарилась, и в свои сорок выглядела даже моложе, чем спасающий её сын.

Машина, отчаянно буксуя на сухой дроге, рванула прочь от особняка Дома Прометея, и Павел облегчённо выдохнул. Им удалось. Они успели сбежать.

На губах сама собой возникла кривая ухмылка. Павлу показалось, будто с его плеч свалился гигантский груз, не покидавший их долгие и долгие годы. Не исчез полностью, нет — такие вещи не происходят сразу, — но уменьшился настолько, что ему показалось, словно он заново научился дышать. С мрачным удовлетворением Павел подумал о том, в какую же ярость придёт Прометей, когда узнает, что здесь произошло.

Словно подтверждая, что мысли могут быть материальны, в кармане Павла зазвонил телефон. Элементаль достал его, уже зная, что сейчас увидит.

На экране светилось слово «Глава».

Павел тяжело вздохнул, собираясь с мыслями, но никакие вздохи не смогли бы помочь его мыслям собраться. Одна лишь идея о неповиновении показалась Павлу безумием, но он вдруг осознал, что отвечать на звонок совсем не хочется. Он разжал пальцы. Телефон, несколько раз перевернувшись в воздухе, упал на землю, ещё несколько раз дёрнулся и затих.

Павел посмотрел вниз, на разбитый, сияющий всеми цветами радуги экран, и вслух спросил, зная, что ответить ему никто не сможет:

— Ну и что мне теперь делать?