Ненужный

* * *

Уже вечерело. Сухаревский парк к этому времени начинал пустеть. Дородные матроны с кучей шумной ребятни уже направились к выходу. За ними потянулись и стайки гимназистов. Оставались лишь немногие парочки, жавшиеся друг к другу на, утопавших в зелени, лавочках.

Продолжала прогуливаться и мадам Камова, которая находила в таких прогулках по опустевшим дорожкам особую прелесть. В воздухе щебетали птицы, шумела листва, и никто не мешал ей наслаждаться этими звуками природы.

— Это еще что за бегун? — недовольно пробормотала женщина, услышав чье-то шумное дыхание за спиной и звук быстрых шагов. Ветви деревьев и кустов били по бегущему человеку. — Хм…

В голове почему-то мелькнула мысль о нехорошем. Место в этой части Сухаревского парка было глухое, малолюдное, самое место для нападения на одинокую женщину. Все могло случиться. Мало ли сейчас отребья на улице?

Никакого страха не было. В свое время случалось в такие передряги попадать, что сегодняшний случай мог показаться веселой прогулкой.

Не оборачиваясь, она чуть согнула правую руку, словно хотела что-то поправить на своем платье. Тем временем из рукава выглянул кончик остро наточенного клинка.

Но, когда напряжение достигло пика, и шило уже было готово вырваться наружу, мадам Камова вдруг расслабилась. Спрятала клинок и, вновь превратившись в добропорядочную матрону, рассмеялась.

— Ха-ха, Витяй, тебя за версту слышно! Дышишь, как загнанная кобыла, — женщина повернулась и, действительно, увидела приближавшегося племянника. — Чего те…

И тут она заметила странное выражение лица у парня. Верный признак, что племянник чем-то встревожен. А вот это уже было серьезно. Ведь, легкомыслие Витяя ей было прекрасно известно. Что же могло случиться? Неужели что-то с Рафаэлем?

— Витяй, только не говори мне, что с нашим мальчиком опять случилось что-то плохое, — с угрозой проговорила она, и льда в ее голосе было столько, что можно было весь этот парк заморозить. — Ты слышишь меня? Я больше не буду предупреждать.

Тот, пытаясь отдышаться от бега, резко мотнул головой. И, словно понимая, что этого мало, примирительно развел руками. Мол, не нужно беспокоить, все в порядке.

— Садись, — махнула женщина рукой, и парень плюхнулся на скамью. — А теперь рассказывай.

— Я за советом пришел, тетушка, — Витяй выглядел смущенным, чего почти не случалось. — Хочу в скваде новые порядке ввести — то, чего раньше не было…

Камова при этих словах резко вскинула голову, окинув племянника продолжительным взглядом. Тот немало удивил ее такими словами. Откуда у него это? Витяй, сколько она его знала, был прямым, как доска. Никогда не признавал каких-то ухищрений, хитростей. Если что было ему не по нраву, так и говорил или сразу же в лицо бил. Здесь же о каких-то новых порядках заговорил.

—… Чтобы он стал больше орга… организован… черт! Организованным, вот! — наконец, выговорил парень нужно слово, бросив при этом на тетушку победный взгляд. — Весь сквад разобью на особые отряды, которые будут только своим собственным делом заниматься и не знать о других. Будут специи… — Витяй снова запнулся. — Специлизи…

— Специализироваться, ты хотел сказать, — помогла ему тетушка, и парень тут же расцвел в улыбке.

Женщина тем временем медленно опустилась на скамью. Что-то странную слабость в теле почувствовала, чему виной явно было происходящее прямо сейчас.

Откинувшись на спинку скамьи, она пристально смотрела на племянника, и совсем не «узнавала» его. Естественно, чуждость касалась совсем не внешнего облика, а его речи. Женщина просто не могла поверить, что все это рассказывал ей он, ее племянник, раздолбай, прости Господи. Такие речи больше приличествовали бы какому-то важному господину из судейских или армейских чинов, но никак не Витяю. Тот и некоторых слов-то, которые у него вылетали изо рта, знать не знал.

—… Для каждой группы, тетушка, буду отбирать только тех, кто подойдет, а не всех подряд. Если работы на рынке — подрезать сумки, кошельки и часики, то пацанву или пацанок возьму. Этих хорошенько обучить, и сами все сделают. Еще одежду им приличную соображу, чтобы не голодранцами на дело шли. Ведь боссоту все сторонятся, а прилично одетого мальчонку или девчонку никто и в мыслях не будет за карманника держать, — довольный такой придумкой, продолжал рассказывать Витян. Время от времени даже руками себе помогал, когда нужных слов не хватало. — Кто на такого плохо подумает? Стоит такой пацанчик в нарядном клифте и напомаженных штиблетах с п[О]ртфелем рядом с мадам, а сам у нее в сумке ручкой шарит. А продеваху и говорить нечего! Господа только слюни пускать начнут, а у них уже и лопатника, и часов нету.

Камова продолжала потрясенно молчать, пытаясь «собрать» мысли в кучу. Планы племянника о будущем переустройстве сквада все больше и больше тревожили ее. И дело была даже не в том, что ее Витя, похоже, передавал не свои, а чужие мысли. Гораздо большее беспокойство вызывали сами эти мысли. Ведь, она сразу же ухватила основную суть всех этих нововведений, коренным образом менявших обычную мальчишескую банду.

— Отдельно от всех буду готовить боевку, тетушка. У меня как раз немного валын скопилось. Рафии постарался. Вот их я и раздам своим людям, кто покрепче и посообразительнее. И есть у меня на примете один бывший гвардеец из инвалидов, которого поставлю на обучение моих парней. Чай и без одной руки справиться с учебой, — Витяй перешел к рассказу о боевой группе в скваде, которая должная была заниматься всеми «силовыми» операциями. — Скажу, чтобы гонял их и в хвост и в гриву! Спуску никому из них не давал. Пусть за пару месяцев мне таких орлов сделает, что любого на улице в капусту покромсают…

А дальше было больше. Парень стал рассказывать, и вовсе, удивительные вещи…

Камовой вдруг остро захотелось почистить свои уши. Она даже руку подняла к голове, правда, сделав вид, что хотела поправить выбившейся из укладки локон. Такого, что предлагал Витяй, она ни разу не слушала.

—… Главное, тетушка, сухой закон в скваде введу и весь марафет[11] в сортир солью!

Женщина недоверчиво наклонила голову. Прозвучало это так, словно лев из джунглей решил не есть мясо, а перейти на овощи и фрукты. Как, вообще, такое было возможно? Она даже представить себе не могла, что уличное отребье, а тем более воры посерьезнее, добровольно от выпивки и дури откажутся. Этого просто быть не могло! В свое время она такого насмотрелась, что даже сама мысль о добровольном самоограничении в среде уличной гопоты и воров казалась ей дикостью.

— Тяжело, конечно, на первых порах будет. С кровью и мясом придется все это вырывать. Пару — тройку самых заядлых с камнем в заливе утоплю, сразу все успокоятся, — Витяна, похоже, трудности совсем не пугали. Он явно был уверен в своих силах. Глаза даже горели. — Зато после из моих парней такие псы получатся, что, тетушка, даже иваны ко мне на поклон придут и себе ровней признают. А может быть и старшие…

Вздрогнув, женщина непроизвольно дернула головой в сторону, словно кто-то мог эту крамольную мысль услышать. Слишком уже племянник раздухарился, если даже на место старших стал засматриваться. Очень опасно все это было и могло добром не кончится.

— Еще, тетушка, думаю, нужно для сквада какое-то легальное дело открыть. Хочу, чтобы и законная деньга в карман капала. Да и от жандармов будет какая-никакая защита. Мол, не бандит я, а честный торговец. Вот с этим к вам я и пришел. Может что-то посоветуете?

А вот тут-то у мадам Камовой самым натуральным образом рот раскрылся. Сказать, что она удивилась от последнего предложения, значит ничего не сказать. Это, вообще, натуральной дикостью звучало. Ведь, на улице не очень любили тех, кто пытался по закону жить. Ты сразу должен стороны выбрать. Или ты по одну сторону, или по другую. Никогда еще не было, чтобы вор где-то на середке держался. И вот такое предложение.

Она не сразу в себя пришла. Еще некоторое время молчала, пытаясь со своими мыслями разобраться. Слишком уж они противоречивыми были.

— А скажи-ка мне, Витяй, — тихо, даже непривычно ласково начала она, наклоняясь к племяннику. — Кто это такой умник-разумник тебе все эти мысли нашептал? Давай, давай, колись. Что буркала-то вылупил, шантропа уличная? Думаешь, я совсем из ума выжила и ничего не пойму⁈

Перемена в ней оказалась настолько разительной, что теперь парня проняло до самых печенок. Он аж без единой кровинки в лице сидел, не зная, что ей и ответить.

— Ну? Кто это такой умный здесь выискался? Отвечай — наседала она, видя, что племянник вот-вот все расскажет. — И туфту мне тут не гони. На раз узнаю, если начнешь мне голимые сказки рассказывать.

— Это он все предложил, тетушка, — решился Витян. — Как вчера пришел, так и целый день крутился возле меня. Сначала все подробно про наш сквад и улицу выспрашивал. Мол, что и как устроено у нас, у других. Кто самый главный, как все заведено, кто и чем промышляет. Прямо тьму вопросов задал. Я аж взмок от такого. Зуб даю, на допросе в полиции легче было. А после он у себя засел и до самой ночи носа не казал. Заявился уже при луне и начал про сквад рассказывать.

Мадам Камова вся превратилась в слух, стараясь ни единого слова пропустить. Получалось, возле ее Витяя крутился очень странный человек. И предлагал тот, немало — немного, настающую революцию в воровском деле. Можно даже сказать, что здесь дело пахло новым воровским законом, а вот это было уже очень и очень серьезно. Ведь, за такое старшие могли с легкостью голову снять.

— Сказал, что пришло время новые правила вводить…

Женщина встрепенулась. Значит, она не ошиблась: разговор шел именно о новом воровском законе.

— Старые правила, мол, уже свое отжили и от них нет никакого толку. Пришло время идти дальше. И если я успею первым встать на эту дорогу, то и весь хабар первым к рукам приберу… Пообещал, сделать воровским коро…

Договорить не успел. Женский палец тут же коснулся его губ.

— Хватит, — чуть дрожащим голосом проговорила мадам Камова. — Ты забыл сказать, кто он.

В ее голове, конечно, крутилась пара подходящих имен из молодых и ранних.

— Так это же Рафи, тетушка…