Александро-Невская лавра. Архитектурный ансамбль и памятники Некрополей

Увеличил Швертфегер и количество угловых башен — от одной у Трезини до четырех. По новому проекту предполагалось также создать итальянский регулярный парк с каналами и радиально расходящимися аллеями от главного въезда на территорию монастыря с западной стороны, судоходный канал и рыболовный пруд — с восточной. Однако общая идея ансамбля, принадлежащая Трезини, осталась та же. Лишь собор в центре ступенчатых корпусов стал по проекту иным. Исправив погрешность Трезини и развернув собор на сто восемьдесят градусов, Швертфегер спроектировал его заново, целиком изменив внешний облик. Графическая четкость и стройность силуэта трезиниевского здания сменилась монументальностью форм, усложненностью объемов двухбашенной колокольни и высокого купола, поднявшихся над крестообразным в плане трехнефным собором.

После разработки нового проекта, утвержденного Петром I, Трезини полностью отошел от строительства монастыря. К этому времени были завершены основные строительные работы по возведению всех трех уступов Духовского корпуса и Благовещенской (нижней) церкви. Достраивал здания и руководил работами уже Швертфегер. 30 августа 1724 года в присутствии Петра I состоялась торжественная церемония освящения верхней церкви «во имя Александра Невского», и в тот же день в ней была установлена привезенная ранее из Рождественского монастыря, что во Владимире на Клязьме, гробница с прахом Александра Ярославича[6].

Здание двойной Благовещенской-Александро-Невской церкви — первое по времени каменное сооружение ансамбля, один из самых характерных памятников петербургской архитектуры начала XVIII века. Прямоугольное в плане, двухэтажное, с двухсветным верхним этажом и высокой голландской с переломом кровлей, оно отличается простотой, практицизмом и универсальностью. Только восьмигранная деревянная башня с высоким, обитым железом и по нему крашеным куполом и лантернином — фонариком под малым граненым медным куполком с крестом — заставляет увидеть в ее облике культовое сооружение. Почти полностью сохранился (там, где он не был сбит при позднейших пристройках) декор фасадов и башни. Нижний этаж рустован, что придает всему зданию монументальность, устойчивость. Верхний — членен межоконными пилястрами, подчеркивающими его высоту и легкость. По рисункам Трезини резаны в белом камне сочные ионические капители, лепнина и маскароны в наличниках двух ярусов окон второго этажа. Особенно хорошо сохранился северный фасад с алебастровым рельефом вазы в лучковом фронтоне. Грани купольной башни украшены дубовыми пилястрами с резными капителями, кронштейнами фонарика и головками ангелов вокруг малого купола.

4. План Благовещенской церкви

До 1760-х годов здание не имело той великолепно декорированной и значительной по размерам пристройки, сооруженной вместо скромного каменного крыльца главного входа, которая сейчас скрывает целиком западный фасад. Оно было проще и строже. Эта простота сказывалась и в планировке интерьеров двух просторных помещений первого и второго этажей с четырьмя опорными колоннами в каждом: более массивными — в нижнем и легкими, стройными и высокими — в верхнем. Первоначальное убранство интерьеров — деревянная и каменная резьба, а также росписи (потолочные, стенные и в куполе), созданные по рисункам и указаниям Трезини и Швертфегера мастерами, среди которых были живописцы И. Никитин, И. Одольский, И. Вишняков, резчики Ф. Чижиков, П. Сакульский и другие, были заменены во второй половине XVIII века. Не сохранился до наших дней каменный иконостас и позднейшее убранство.

5. Г. А. Качалов. Панорама Александро-Невского монастыря. 1748

В конце XVIII столетия у южной стены здания образовалась так называемая «палатка», в которой производились захоронения, так же, как и в самом здании Благовещенской церкви, где сразу было предусмотрено строительство усыпальниц на двадцать пять мест. В 1822 году к зданию пристроили одноэтажную заалтарную ризницу, которая вместе с «палаткой» и пристройкой к первому уступу Духовского корпуса несколько исказили его облик.

При Екатерине I и А. Д. Меншикове строительство продолжалось с прежним размахом. Швертфегер, получавший теперь непосредственные распоряжения от Меншикова, оказался во главе строительных работ, которые были частью грандиозной стройки города.

На территории монастыря одновременно велись работы по возведению каменного городка, по расширению Подмонастырной слободы и созданию производственной базы строительства. Материалы шли как свои (например, кирпич), так и привозные, вплоть до леса. Леса по Неве были заповедными и рубить их разрешалось только по царскому указу. Поэтому лес сплавляли и везли издалека: из Олонецкого уезда — бревна, дубовые доски — из Старой Руссы, сосну для свай заготовляли за Шлиссельбургом. Белый камень для отделочных работ шел из Старицких каменоломен, плиту ломали на реке Тосне, там же выжигали известь для каменных работ. Железо покупали у Н. А. Демидова на его Сибирских заводах, а также на петровских Олонецких заводах. Запасы материалов, особенно кирпича, извести и плит, были велики. То, что не шло сразу на монастырскую стройку, порой ссужалось на второй Зимний Дворец Петра I, на Итальянский дворец (за Фонтанкой) Екатерины I, на стройку в Адмиралтейство и т. д.

6. П. Пикарт. Александро-Невский монастырь. По проекту Т. Швертфегера. 1723

Так же, как и строительный материал, со всех концов России прибывали и сами строители. Рабочих рук требовалось много, особенно мастеров — каменщиков, кузнецов, плотников, столяров. Их высылали семьями на жительство в Монастырскую слободу из дальних и ближних вотчин. Но рук постоянно не хватало, поэтому, помимо особо присылаемых, работники нанимались по контракту из дальних губерний, нанимали порой и беглых. Тяжелые условия работы, стремление администрации заставить работать сверх договора, побои, неисправная выплата жалования — все это было обычным явлением на стройке, которая тем не менее подвигалась довольно быстро, как и благоустройство земель.

До 1724 года был разбит огромный сад на месте, предусмотренном планом Швертфегера, построены оранжереи. К каменному городку вела «большая першпективная дорога», обсаженная березками (только в 1724 году их высадили до пятисот), упиравшаяся в деревянный, сначала наплавной, позднее подъемный мост напротив Благовещенской церкви. Кирпичную высокую стенку, укрепляющую и поныне берег Монастырки у моста, впервые выложили в 1723 году. К 1723—1725 годам относятся большие «деревянные работы» на левобережье Черной речки и застройка у монастыря «першпективной дороги» по обе ее стороны домами и усадьбами работавших на строительстве. Рядом со стройкой поселился и Т. Швертфегер.

Это был опытный строитель, несомненно одаренный архитектор, работавший в России с 1713 года. После назначения вместо Д. Трезини главным архитектором постройки каменного городка[7] и переработки его первого генерального плана Швертфегер, как уже говорилось выше, вначале руководил завершением строительства Благовещенской церкви и сообщающихся с ней трех уступов главного корпуса или, как его называли, главной линии. К 1725 году они были в основном закончены. Так же, как и Благовещенская церковь, композиция и декор этих построек отличаются особенностями, свойственными творчеству спроектировавшего их Трезини.

Здания двухэтажные под высокой, крытой железом кровлей. Сквозная, открытая галерея, предвосхитившая близкое ей решение в трезиниевском здании Двенадцати коллегий, обращена во внутренний двор. Главный дворовый фасад корпусов, их строгий ритм подчеркнуты членением на каждом этаже одиночными колоннами. Ионические капители колонн и маленькие маскароны на месте замкового камня дополняют сложный декор фасада и оживляют его.

Каждый корпус-уступ имел свое назначение. Первый от Благовещенской церкви предназначался для приемов, для чего на всех этажах, позади галереи, были устроены просторные залы — трапезы. Два остальных планировались как келейные. Перестройки значительно исказили первоначальную внутреннюю планировку и облик интерьеров. В меньшей степени это коснулось фасадов здания, почти не изменившихся до наших дней, за исключением галерей, которые остеклили в 1760 году. Изменения же интерьеров связаны с тем, что Благовещенская церковь — единственная в те годы теплая церковь монастыря — всех прихожан вместить не могла. Это побудило в 1819 году объединить два этажа первого уступа в один двусветный белоколонный зал и пристроить к нему с востока алтарь. В 1822 году переделанное архитектором В. П. Петровым помещение было освящено как церковь «Святого Духа». С тех пор за всеми уступами закрепилось общее название — Духовской корпус.

В 1725 году, то есть ко времени окончания уступов Духовского корпуса, по другую сторону строящегося главного собора начали бить сваи под фундамент последних трех уступов главной линии, повторяющих композицию и всю структуру Духовского корпуса. Но главной заботой была центральная соборная церковь. Строительство ее началось еще при жизни Петра I, в мае 1722 года. Тогда спешно сделали фундамент — за двадцать дней — и в июне состоялась торжественная закладка собора. Все внимание Швертфегер отдал этому зданию, строившемуся уже только по его проекту. Сохранилась модель собора, дающая хорошее представление о том, каким мог быть композиционный центр ансамбля, не помешай тому поспешность Швертфегера и некоторые исторические события.

Решение соборной церкви, ее структура, весь облик отмечены явным влиянием южнонемецкого барокко. Контрастность сочетаний объемов, обилие круглой скульптуры и лепного декора, усложненность архитектурно-декоративных форм и элементов, насыщенность ими, особенно барабана купола и двух четырехъярусных башен-колоколен, представляют немалый интерес для понимания сложного и неоднозначного характера развития русской архитектуры первой четверти XVIII столетия. Сейчас трудно судить об органичности подобного здания в сдержанном архитектурном окружении из построенных или начатых строиться зданий Трезини, тем более что собор должен был стоять не совсем на месте существующего ныне собора И. Е. Старова. Как и в первоначальном проекте Д. Трезини, он был расположен глубже, внутри ансамбля, лишь выступая алтарной частью за линию внешнего фасада корпусов. Основной объем собора воспринимался со стороны замкнутого двора и там, учитывая центральное положение, его эффектная декоративность была, вероятно, и органична, и необходима.

Вся энергия Швертфегера сосредоточилась на скорейшем возведении собора. К 1727 году стены возвели под крышу, начали возводить барабан купола и колокольни. Однако после 1727 года работа замедлилась, а к 1730 году всякое строительство прекратилось.

Лишь после воцарения Анны Иоанновны в апреле 1732 года последовал указ, касавшийся «каменного строения» Невского монастыря: велено было «строение продолжать из казны», на что ассигновали двадцать тысяч рублей. Заведовать «Конторой строения...» поставили давно «обретавшегося» на строительных работах известного подполковника Военной коллегии М. О. Аничкова. Однако и он, и Контора подчинялись Канцелярии от строений, возглавляемой с петровских времен энергичным и знающим У. А. Сенявиным и Д. Трезини. Канцелярия руководила всем строительством города, но вскоре централизованное руководство было разделено между различными ведомствами, отчего происходила неразбериха и «конфузия». В довершение всего, по настоянию вошедшего в милость Б.-Х. Миниха, Сенявин и Трезини были отставлены от Канцелярии и вместо Сенявина поставлен бывший парикмахер, «гоф-интендант» Кормедон, человек, близкий Миниху. Все это не могло не сказаться и на строительстве монастыря. Отошедшему от дел за последние два года Швертфегеру предложили возобновить работы, и контора даже наняла каменщиков, но они «за самовольною архитектора Фегера от строений отлучкою и непоказанием им работ, разошлись»[8]. Собор, вчерне, все же достроили, назначив вместо Швертфегера талантливого ученика Трезини М. Г. Земцова, а Швертфегеру в 1733 году указом Сената велено «от оного дела и от службы отказать»[9].