Книга драконов

Зверь, похожий на ящера

Следы на снегу неизменно трогают за душу еще с тех пор, как снег впервые явился белым чудом в нашем тусклом мире. В сборнике стихов, который тетя подарила одному из нас, есть стихотворение некоего Вордсворта с очень проникновенным изображением одиноких следов на снегу. Впрочем, мы были невысокого мнения как о стихах, так и об описанных в них чувствах. Отпечатки на песке — это совсем другое дело, и мы охотно разделяли переживания Робинзона Крузо, но никак не Вордсворта. Восторг и предвкушение, любопытство и волнение — вот какие эмоции вызывали у нас следы на песке или на снегу.

В то зимнее утро мы проснулись рано оттого, что комната казалась светлее, чем обычно. С удивлением мы поняли, что наши мечты об игре в снежки превратились в реальность, ожидавшую нас за порогом. Мы начали торопливо и беспорядочно одеваться, шнурки на ботинках представлялись нам излишним и бестолковым изобретением, а пуговицы на пальто — совершенно неуместным способом застегивать одежду. Нам не хотелось терять ни минутки, ведь на улице ожидал великолепный снег.

^{Этот дракон выглядит величественным, но не злобным. Иллюстрация Asanee Srikijvilaikul / Shutterstock}

Настало время обеда, и нас буквально за шкирку пришлось тащить домой. Краткое перемирие на обед быстро закончилось, и мы снова вступили в снежную битву. Но на этот раз мы с Шарлоттой, утомленные сражением и попадавшими за шиворот снарядами-снежками, покинули утоптанный снежный газон и отправились за пределы нашего участка исследовать нетронутые просторы, покрытые девственно-белым снегом. Он простирался по обе стороны от нас — этот таинственный мягкий покров, полностью укрывший хорошо знакомый мир. Едва заметный отпечаток проступал там, где присела случайная птица, и больше никаких признаков жизни — вот почему эти странные следы показались нам особенно загадочными.

Сначала мы наткнулись на них в самом углу кустарника и долго их изучали, упершись руками в колени. Нас раздражало, что такие опытные следопыты, как мы, не могли опознать следы незнакомого животного.

— А, так ты не знаешь? — сказала Шарлотта с легким презрением. — Я-то думала, ты знаешь всех на свете животных.

Это замечание задело меня за живое, и я выпалил названия множества животных, включая обитателей Арктики и тропиков, но по-прежнему чувствовал себя неуверенно.

— Нет, — сказала Шарлотта, подумав, — это все не то. Скорее, похоже на ящеров. Ты называл игуанодона? Вполне вероятно, что он. Но он не английский зверь, а нам нужен английский. Я думаю, это дракон!

— Драконы вдвое крупнее, — возразил я.

— Ну, сначала все драконы бывают маленькими, — сказала Шарлотта, — как и все мы. Может, этот маленький дракончик просто потерялся. Было бы неплохо завести маленького дракончика. Может, он будет царапаться и плеваться, но это ничего. Давай его выследим!

И мы ступили в окутанный снегом мир, взявшись за руки, с бьющимися от предвкушения сердцами и в полной уверенности, что несколько размазанных следов помогут нам изловить небольшой экземпляр фантастического зверя.

Мы шли по следу через загон и вдоль ограды следующего поля, а потом зверь двинулся по дороге, как и всякий цивилизованный налогоплательщик. Здесь его следы затерялись среди прочих, но наше воображение и целеустремленность помогли определить направление, по которому двигался дракон. Да и следы время от времени появлялись снова — по крайней мере, так думала Шарлотта, а поскольку дракон принадлежал ей, то я предоставил ей право читать следы, а сам мирно трусил рядышком, радуясь любой экспедиции, чем бы она ни закончилась.

Шарлотта провела меня еще через одно поле или через два, потом через рощу и вывела на новую дорогу. Мне стало казаться, что только глупое упрямство заставляло ее упорствовать и притворяться, что она различает следы, вместо того чтобы честно признаться в своем заблуждении. Наконец, она с восторгом протащила меня через просвет в живой изгороди, явно ведущий на чей-то участок; и тут же простор пустынных полей, разделенных изгородями, исчез, и мы очутились в ухоженном уединенном саду, менее всего похожем на пристанище дракона. Очутившись в этом месте, я сразу понял, куда мы попали.

Это был сад моего приятеля-циркача, хотя я впервые проник в него через незаконный лаз с незнакомой стороны. Сам циркач прогуливался неподалеку по садовым дорожкам, покуривая свою трубку. Я почтительно приблизился к нему и спросил, не видел ли он недавно зверя.

— Могу я узнать, — очень вежливо поинтересовался он, — какого именно зверя вы разыскиваете?

— Это ящеровидный зверь, — пояснил я. — Шарлотта думает, что это дракон, но она ничего не знает о драконах.

Циркач медленно огляделся по сторонам.

— Боюсь, мне давно не встречался дракон в этих местах. Но если я ненароком увижу дракона, буду знать, что это ваш зверь, и немедленно отправлю его к вам.

— Большое вам спасибо, — сказала Шарлотта, — но не стоит беспокоиться, в конце концов это может быть и не дракон вовсе. Просто я подумала, что это его мелкие следы отпечатались на снегу, вот мы и пошли по следу, и он привел нас прямо сюда, хотя мы вполне можем ошибаться. Но мы вам благодарны в любом случае.

— Что вы, никакого беспокойства, — весело ответил циркач. — Мне будет очень приятно. Но, разумеется, вы могли и ошибиться. Однако уже темнеет, и этот ваш зверь, кем бы он ни был, уже успел скрыться. Давайте лучше зайдем ко мне в дом и выпьем чаю. Я живу один, мы вместе разведем веселый огонь, а еще у меня есть самая большая на свете книга о животных. Эта книга с цветными картинками, и в ней собраны все на свете звери!

Мы всегда были рады чаю, особенно в придачу к книге о животных. Специально для нас на стол были выставлены мармелад и абрикосовое варенье, а после чая мы раскрыли книгу о животных, и, как и обещал нам циркач, в ней были собраны все на свете звери.

Часы пробили шесть, и более осторожная Шарлотта стала меня поторапливать. Мы с трудом оторвались от книги о животных и собрались домой.

— Постойте, я провожу вас, — сказал циркач. — Мне нужно купить еще одну трубку, да и прогулка пойдет мне на пользу. Вам не обязательно говорить со мной по дороге.

Мы снова воспряли духом: дорога казалась очень долгой, и снаружи уже было пусто и темно, особенно после теплой и светлой комнаты и ярко раскрашенной книги, но прогулка со взрослым, настоящим Мужчиной с большой буквы — это особое удовольствие! Мы двинулись быстрым шагом, Мужчина шел посередине. Я глядел на него снизу вверх и гадал, когда же и я смогу курить большую трубку с таким царственным видом! Но Шарлотта, чей юный ум не рассматривал табакокурение как цель в жизни, заговорила о том, что интересовало ее.

— Ну а теперь, — попросила она, — вы же не откажетесь рассказать нам интересную историю, ну пожалуйста!

Мужчина тяжело вздохнул и огляделся.

— Я так и знал, — проворчал он. — Я знал, что мне придется рассказывать истории. И зачем я ушел от уютного камина? Ну хорошо, расскажу. Дайте мне минутку подумать.

Он немного подумал и поведал нам вот что.

Давным-давно — сотни лет тому назад — в хижине на полпути от этой деревни до вон того холма жил пастух со своей женой и маленьким сыном. Пастух проводил все дни напролет — да и ночи в сезон выпаса скота — на широких склонах холмов, и только солнце и звезды, да еще овцы составляли ему компанию, а мир, в котором существовала дружеская болтовня с мужчинами и женщинами, был так далек от него, что он его не видел и не слышал. Маленький сын помогал отцу управляться с овцами, а в свободное время любил читать толстые книги, которыми его снабжали приветливые землевладельцы и священники, проживавшие в той местности. Родители очень любили своего сына и втайне от него гордились им, так что он был волен поступать по-своему и читать сколько ему угодно. Он никогда не получал от них подзатыльников, что нередко случается в других семьях. Его родители обращались с ним как с равным, они охотно вносили посильный вклад в практическую сторону жизни семьи, пока мальчик читал книги и учился, и всех вполне устраивало такое разделение трудовых обязанностей. Родители не слушали соседей, они понимали, что книжные знания могут пригодиться в любое время. Мальчик в основном увлекался естествознанием и волшебными сказками, он глотал их, не делая между ними различия, эдаким книжным бутербродом, а именно такой вид чтения оказывается наиболее продуктивным и разумным.

Как-то вечером пастух, который уже несколько дней был сам не свой, пришел домой, дрожа от волнения, и, усевшись за стол, за которым его жена занималась шитьем, а сын читал книгу о Бессердечном Великане, громко воскликнул:

— Конец мне пришел, Мария! Больше никогда не смогу я бродить по нашим холмам, никогда и ни за что!

— Ну что ты говоришь, — ответила жена, которая отличалась благоразумным характером, — сначала расскажи нам, что так тебя напугало, а потом мы все втроем постараемся добраться до самой сути и найти выход!

— Это началось несколько дней назад, — сказал пастух. — Там наверху есть пещера, вы знаете о ней. Мне она никогда не нравилась, и овцам она не нравилась, а если овцам что-то не нравится, то для этого наверняка есть причина. Так вот, несколько дней назад из пещеры стали доноситься неясные звуки — тяжкие вздохи с кряхтеньем, и отдаленный храп — настоящий храп, но не совсем обычный, не такой, какой раздается, когда мы храпим по ночам!

— Понимаю, — тихо заметил мальчик.

— Конечно же, я жутко перепугался, — продолжал пастух, — но что-то меня притягивало к пещере. Так вот сегодня вечером, перед тем как спуститься вниз, я тихонько обошел вокруг нее. И там — о Господи! — там я увидел его так же ясно, как вижу вас перед собой!

— Увидел кого? — спросила жена, поддаваясь нервной дрожи мужа.

— Да его, говорю же вам! — воскликнул пастух. — Он наполовину высунулся из пещеры и, похоже, наслаждался вечерней прохладой самым поэтическим образом. Он был огромный, как четверка упряжных коней, и весь покрыт блестящей чешуей — темно-голубой на спине, переходящей в бледно-зеленый цвет на брюхе. При дыхании воздух дрожал вокруг его ноздрей, как в безветренный жаркий день воздух дрожит над известковой дорогой. Он опустил подбородок на лапы и, казалось, предавался размышлениям. Ну да, довольно мирный зверь, не топал, не безобразничал, а вел себя вполне прилично. С этим я согласен. И все же, как мне быть? Чешуя, понимаете ли, и когти, и наверняка хвост, хотя я не видел задней части… Я к такому не привык и мне такое ни к чему, говорю я вам!

Мальчик, наконец оторвавшись от книги, захлопнул ее, зевнул, потянулся и сказал сонным голосом:

— Все в порядке, отец. Не стоит беспокоиться. Это всего лишь дракон.

— «Всего лишь дракон»? — вскричал отец. — Легко тебе рассуждать, сидя дома со своими драконами! Послушайте его: «всего лишь дракон»! И что ты в этом понимаешь?

— А вот и дракон, а вот и понимаю, — спокойно ответил мальчик. — Послушай, отец, каждый из нас силен в своей области. Ты знаешь все о погоде, об овцах и всем таком прочем, а я знаю кое-что о драконах. Ты помнишь, я всегда говорил, что наша пещера — это драконья пещера. И я всегда утверждал, что пещера когда-то принадлежала дракону и по правилам должна опять ему принадлежать. Раз ты говоришь, что в ней появился дракон, значит, все в порядке. Я куда больше удивлялся тому, что в ней не было дракона. Справедливость всегда торжествует, нужно только подождать. Доверься мне, отец. Завтра утром — нет, утром у меня дел по горло, — скорее всего, вечером, если я буду свободен, то вечером отправлюсь к пещере и поговорю с драконом, и все будет в абсолютном порядке. И прошу тебя, не волнуйся и не ходи туда без меня. Ты же их совсем не понимаешь, а драконы — они очень чувствительные!