Самурай

— Ничего страшного, — утешал Веласко Самурая и Танаку, заглядывая в каюту посланников. От подходившего вплотную Веласко исходил неприятный запах, еще больше усугублявший их страдания от морской болезни. — К качке привыкают. Дней через пять самые большие волны, даже буря, будут вам нипочем.

Самураю трудно было поверить в это. Он завидовал молодому Ниси, который спокойно ходил по кораблю, с интересом все рассматривая и спрашивая у Веласко значение незнакомых ему испанских слов.

Но вот закончился третий день, миновал четвертый — в это было трудно поверить, — но, как и предсказывал Веласко, страдания Самурая стали понемногу утихать. А на пятый, утром, он вышел из каюты, пропахшей лаком и рыбьим жиром, и стал подниматься наверх. На безлюдной палубе в лицо ему ударил резкий порыв ветра. У него даже дух захватило. Перед его глазами раскинулся безбрежный морской простор, где гуляли огромные пенящиеся волны.

Самурай впервые увидел безбрежное открытое море. Не было земли, даже крохотного островка. Волны сталкивались, взмывали, издавали какие-то боевые кличи, словно на его глазах происходила схватка бесчисленных воинов. Бушприт вонзался в серое небо, корабль, взметая брызги, нырял и тут же снова взлетал на гребень волны.

У Самурая закружилась голова. Порывы ветра затрудняли дыхание. И на востоке море, где бушуют огромные волны. И на западе море, где борются волны. И на юге и на севере — везде море. Впервые в жизни Самурай воочию убедился, как велико море. Глядя на него, он понял, что Ято, где он прожил всю свою жизнь, — крохотное маковое зернышко.

Послышался звук шагов. На палубу вышел Тюсаку Мацуки. Худой и мрачный, он тоже стал с интересом наблюдать это величественное зрелище.

— Действительно, мир необъятен. — Ветер разорвал фразу Самурая и, как клочки бумаги, унес далеко в море. — Даже не верится, что море простирается до самой Новой Испании.

Мацуки, стоявший к нему спиной, даже не пошевельнулся — может быть, не расслышал? Он еще долго молчал, не в силах оторвать глаз от моря. Тень от мачты падала ему на лицо.

— Целых два месяца мы будем плыть по этому морю, — сказал наконец Мацуки.

Его слова тоже унес ветер.

— Господин Хасэкура, что вы думаете о нашей миссии?

— О миссии? Думаю, мы должны быть благодарны, что ее возложили именно на нас.

— Я говорю о другом. — Мацуки сердито покачал головой. — Почему, по-вашему, нам, самураям невысокого ранга, дано такое важное поручение? С тех пор как мы отплыли из Японии, я только об этом и думаю.

Самурай молчал. Он и сам никак не мог понять, почему в качестве посланников избраны он и его товарищи. Было странным, что главой миссии не назначен никто из высших сановников.

— Господин Мацуки…

— Мы обыкновенные пешки в этой игре, — пробурчал под нос Мацуки, продолжая смотреть на море. — Пешки Совета старейшин.

— Пешки?

— Совершенно ясно, что такую высокую миссию следовало возложить на кого-то из членов Совета старейшин, а вместо этого назначают нас. В чем же дело? А в том, что, если даже мы будем страдать от качки, если даже заболеем в неведомой стране южных варваров, это нисколько не обеспокоит ни Его светлость, ни Совет старейшин.

Видя, как побледнел Самурай, Мацуки, словно радуясь этому, продолжал:

— Хотя мы и зовемся посланниками, но ведь никто из нас не знает языка — мы обычные гонцы, которые с помощью Веласко должны передать послания Его светлости. Для него и членов Совета старейшин неважно, даже если мы и сгинем в каких-то морях, в каких-то землях, — лишь бы завязалась торговля с Новой Испанией и корабли южных варваров стали заходить в Сиогаму и Кэсэннуму.

Разносимые ветром брызги окатывали палубу, где они стояли, снасти над головой гудели.

— Господин Сираиси… ничего такого не говорил, — пробормотал Самурай.

Его раздражало собственное косноязычие, не позволявшее как следует ответить Мацуки. Если бы они были обыкновенными пешками, зачем бы господину Сираиси и господину Исиде говорить, чтобы он себя берег, что, когда вернется, попытаются найти возможность возвратить ему земли в Курокаве?..

— Господин Сираиси ведь не сказал вам ничего определенного, — усмехнулся Мацуки. — «Попытаются найти возможность» — вот же его слова. Когда двенадцать лет назад Его светлость распределял угодья, у многих самураев их исконные земли были отобраны, и вместо них по решению Совета старейшин им отводили дикие пустоши. И сколько они потом ни обращались с просьбой вернуть старые владения, положительного ответа так и не дождались, что вызвало недовольство этих самураев. И я, и вы, господин Хасэкура, и Ниси, и Танака — все мы в одинаковом положении. Из таких недовольных отобрали нас четверых и послали в тяжелое плавание: если мы в дороге погибнем, земли наши отберут, не выполним как следует своей миссии посланников — строго накажут. В назидание всем остальным недовольным самураям. Во всяком случае, Совет старейшин ничего не теряет.

— Трудно в это поверить.

— Хотите верьте — хотите нет. Кстати, известно ли вам, господин Хасэкура, что до отплытия корабля мнения в Совете старейшин разделились? — Произнеся эту загадочную фразу, Мацуки стал спускаться по лестнице. — Ладно, хватит об этом. Во всяком случае, таковы мои предположения.

После того как Мацуки ушел, Самурай остался на палубе один на один с бушующим морем.

«Наша миссия — та же битва. Мы, мэсидаси, ведя своих воинов, на поле боя сражаемся с противником, осыпаемые стрелами и ядрами. А высшие военачальники находятся в палатке, в тылу, и оттуда командуют войском. И этих высших военачальников не назначили посланниками по той же причине, по которой они не сражаются на поле боя. Вот как следует все это объяснить».

Такими рассуждениями Самурай пытался унять тоску, но слова Мацуки тяжелым грузом легли на его душу…

Когда он спустился вниз, вой ветра, бешеный грохот огромных волн стали почти не слышны. Возвращаться в каюту посланников не хотелось. Там нестерпимо пахло лаком. Он заглянул в каюту, где разместились купцы. Ему было известно, что там находятся сопровождавшие его слуги Ёдзо, Сэйхати, Итискэ и Дайскэ.

В каюте стоял запах циновок, в которые были завернуты товары, смешанный с запахом потных тел. Купцов было человек сто — одни без дела валялись на полу, другие, усевшись в кружок, играли в кости. Рядом с тюками мучились от качки Ёдзо и его товарищи, но, увидев господина, они попытались подняться. — Не нужно, не вставайте, — остановил он их. — Ужасная штука эта морская болезнь. Для нас, выросших в горах, море кажется страшнее, чем оно есть на самом деле.

Вернемся домой, сказал Самурай, никому не будем рассказывать, как страдали на этом корабле от морской болезни. Его слова вызвали наконец улыбку у Ёдзо и его товарищей. Только на этих четверых он сможет положиться в таком трудном путешествии, подумал он, глядя на их изможденные лица. Вернувшись целым и невредимым на родину, он может рассчитывать на какое-то вознаграждение. А этих людей ждет их обычная доля — безрадостный изнурительный труд.

— В Ято сейчас, наверное, дождь…

В это время там и в самом деле идут беспрерывные дожди. И крестьяне, скинув одежду, заляпанные грязью, работают не покладая рук. Но даже такая грустная картина казалась Самураю и четверым его слугам приятной и родной…

— «Сомос хапонесес». Это означает «Мы японцы». — С этим странным сообщением явился к Танаке и Самураю, писавшему свой путевой дневник, Ниси. Самурай подозрительно посмотрел на него.

— Почему вы туда не ходите? Переводчик — господин Веласко — учит купцов языку южных варваров.

— Ниси, если мы, посланники, будем общаться с купцами, испанцы в конце концов станут относиться к нам с презрением, — недовольным тоном упрекнул его Танака.

Получив выговор, Ниси покраснел.

— Но разве будет лучше, если, приехав туда, не будем понимать ни слова?

— У нас же есть переводчик, пе-ре-вод-чик… Глядя на Ниси, которому так строго выговаривал Танака, Самурай в глубине души завидовал этому юнцу, который быстро сходится с людьми, быстро осваивается в любой обстановке. Выросший в глухой долине Ято, он так же, как Танака, недоверчиво относился к незнакомым людям. А этот молодой человек каждый день лазит по всему кораблю и проявляет неподдельный интерес к тому, как тот устроен, какие на нем приспособления. Услышанные испанские слова он записывает на листках бумаги; именно он сообщил японцам, что командир корабля по-испански «капитан», палуба — «кубьерта», парус — «вела».

— Но даже господин Мацуки, — возразил, покраснев, Ниси, — учится вместе с купцами.

На лице Танаки появилось недовольное выражение. Будучи старшим по возрасту среди посланников, он опасался, как бы его авторитету не был нанесен ущерб. Поэтому он старался не показывать южным варварам своего удивления, впервые в жизни увидев на корабле то, с чем они ни разу не сталкивались.

— Господин Мацуки, вы тоже? — удивленно спросил Самурай.

— Да.

Было невозможно понять, о чем думает этот человек с мрачным бледным лицом. Он и сейчас стоял в глубокой задумчивости, повернувшись к Самураю спиной. Он пробормотал тогда, что для Его светлости и Совета старейшин посланники не более чем пешки. И сказал, что Совет старейшин решил отправить самураев низкого звания в такое трудное путешествие, чтобы потушить их недовольство. Самурай не передал слов Мацуки ни Танаке, ни Ниси. Он просто не решился сделать это.

Самурай встал, словно пытаясь прогнать от себя слова Мацуки. Коридор внутри корабля тянулся бесконечно — с одной стороны луком изогнулись ребра шпангоутов, с другой были грузовые помещения, каюта купцов, склад провианта, камбуз, где готовили себе японцы. Из складов пахло пылью и соломенными циновками, из камбуза — мисо.

— Господин Хасэкура! — Самурая догнал Ниси, сияя белозубой, как у ребенка, улыбкой. — Не хотите поучить испанский?

Самурай мрачно кивнул.

Они вошли в большую каюту, где в четыре ряда перед грудой товаров сидели купцы с кистями и бумагой, старательно записывая испанские слова, которым их обучал переводчик.

— «Сколько стоит?» по-испански будет «Куанто куэста?».

Веласко произнес эту фразу трижды. «Куанто куэста?» И купцы каждый раз с серьезным видом записывали ее. А сопровождающие посланников слуги, улыбаясь, наблюдали эту странную сцену.

— Послушайте еще раз: «Куанто куэста?» Ниси повторил фразу у самого уха Самурая. Здесь начинался мир, решительно отличавшийся от того, который существовал в Ято. Среди склонившихся черноволосых голов купцов он увидел покачивающийся костлявый затылок Мацуки, сидевшего скрестив руки на груди.

Обучая самому простому, повседневному приветствию, Веласко сказал:

— Но даже если вы и запомните слова, вести торговые сделки в Новой Испании все равно не сможете. — Достав тряпку, он отер рот. — Как я уже говорил, вам ничего не удастся там сделать, если вы не проникнетесь христианской верой. Посмотрите вокруг. Даже на этом корабле испанцы отдают команды, словно поют гимны. Вы обратили внимание на голоса, которые каждое утро слышатся с верхней палубы? Эти песнопения — морские команды.