Процесс по делу Скавениуса

Седьмое заседание

Председательствующий: Суд идет. Слово предоставляется стороне обвинения.

Обвинитель: Политика, которая раньше проводилась в стране ведущими политическими деятелями и которая продолжается — и я смею утверждать вопреки всему — под руководством Скавениуса, была чисто соглашательской. Пытались лавировать то так, то этак. Шли на уступки, маневрировали, но держали фасон. Вся стратегия заключалась в том, чтобы поддаваться, но самую малость. Пытались затягивать переговоры с немцами и уступать там, где это не имело большого значения, но всегда твердо стояли на своем, если речь заходила о принципах.

Я нисколько не сомневаюсь в том, что эта тактика удалась бы на славу, если бы правительство состояло исключительно только из профессиональных политиков. Но вот теперь в правительстве появились три непрофессиональных министра: надменный и самоуверенный Скавениус, несамостоятельный, пляшущий под чужую дудку Тюне Якобсен и нерешительный во всем Гуннар Ларсен, незначительный представитель деловых кругов. Я полагаю, что ранее доказал, как эти вышеназванные особы самым опасным образом манипулировали политикой в правительстве, как они склонны были уступать каждому требованию немцев, как они уже фактически рассматривали страну частью новой Европы. Для настоящих же политиков это была еще лишь тема для разговора, метафора, которой пользовались для успокоения оккупантов.

Все же невзирая ни на что был этот «легальный» период очень и очень значителен. Под прикрытием политики уступок и проволочек вызревало активное Сопротивление, становление которого невозможно себе представить вне этого политического отрезка времени. Нелепо выглядело бы все, если бы правительственные заявления или официальные речи, статьи заканчивались словами, что, мол, на самом деле существовали разногласия между политиками и движением Сопротивления. Такое недопустимо! Именно политикам пришлось тянуть воз первых тягчайших лет оккупации, где в придачу еще мертвым грузом сидели министры-непрофессионалы; но когда пришла пора, они перешли к активному сопротивлению. Датчане могут с гордостью взирать на эту последовательность в политической жизни.

Известно, что даже Скавениус считал, что 29 августа не может длиться вечно. Уверен, он охотно уступил бы еще раз немцам, но он был достаточно умен, чтобы сообразить — все пути ему заказаны. Политики, деятели национального сотрудничества, лавируя, продвинулись вперед, курс соглашательства и уступок остался позади. Отныне они хотели действовать. Отныне они сказали: все, конец. К тому же Скавениус был не Квислинг. Да, он был своевольный и упрямый, вне понимания сути национального сотрудничества. Он любил подчинять, насаждать свою волю и мнение, и я показал, как он грубо пользовался обстоятельствами, угрожая всегда своей отставкой, которая будто бы могла привести к конфликту с немцами. Но даже если бы Скавениус хотел продолжать свою политику, для нее не существовало более почвы. Политики держались твердо. Теперь пришло время, когда надо было сказать решительное «нет» немецким требованиям. Отныне политический курс резко менялся.

Датский государственный корабль крейсировал в штормовую погоду, огромные волны вздымались над ним. Многие члены команды исчезли в морской пучине. Но даже если горизонт был еще мрачен и грозы еще не утихли, нашлись надежные руки, во время ухватившие руль корабля.

«29 августа стало для нас целой эпохой, — сказал бывший премьер-министр Буль, — оно выявило дух сопротивления у датчан, активная борьба за свободу стала центром сплочения национальных сил… Это был тот же самый дух, нашедший выражение в пассивном скрытом и активном внешнем сопротивлении… и поэтому ничего удивительного нет в том, что образованное после капитуляции правительство Освобождения состояло из политических деятелей и участников движения Сопротивления».

После смерти Стаунинга Буль возглавил, само собой разумеется, политику сотрудничества. Это ему выпало на долю тащить целый воз оккупационных лет. Он не обманет, ему можно верить, когда он говорит о связи политиков и движения Сопротивления!

Я не намереваюсь подробно останавливаться на событиях 29 августа. Политики искали выход, надеялись продержаться еще кое-какое время у власти, пока движение Сопротивления набирало силу и мощь. Но в августе они оказались перед выбором и сделали выбор, покончив бесповоротно с опасной игрой.

Принятое 29 августа решение было решением политики Буля, Кнуда Кристенсена, Йоргена Йоргенсена. Оно одержало верх над политикой Скавениуса, Гуннара Ларсена, Тюне Якобсена. Эти деятели — плоть, ум и сердце народа — отказались противостоять своему народу. Вот как, по моему глубокому убеждению, обстояло дело 29 августа.

Председательствующий: Слово предоставляется защитнику.

Защитник: С умилением я слушал, как обвинитель обрисовал здесь события 29 августа. Завидую его лирическому стилю, когда Стаунинг и позже Буль берутся за штурвал корабля, в то время как гром грохочет и молнии полыхают; завидую его неуемной фантазии, которая являет лишь беспримерный случай исторической фальсификации.

Я, безусловно, более прозаичен от природы. Предпочитаю реальный взгляд на вещи, а не лирико-фантастические описания. Я, естественно, не так уж слеп и глух, чтобы не понимать, какую цель сейчас преследуют, когда представляют дело так, будто между тогдашними партиями и движением Сопротивления царили мир да согласие. А что касается попытки свалить всю вину на Скавениуса, Тюне Якобсена и Гуннара Ларсена, так политики все же не были в числе первых матросов, бросивших за борт одного-другого, чтобы спасти от гибели тонущий корабль.

В противоположность моему многоуважаемому коллеге я оперирую голыми фактами и не пытаюсь подняться до его пафоса. Как я уже показал на прошлом заседании суда на основе документов, правительство и ригсдаг делали все, что было в их власти, для борьбы с саботажами. Однако число саботажей возрастало наперекор всем и всему: с каждым днем и с каждым месяцем; и что еще хуже — население поддерживало саботажников. Фактически глубокий антагонизм царил не между Скавениусом и политиками, а между правительством и ригсдагом, с одной стороны, и народом, с другой стороны. Ведь не политики, а народ сказал свое решительное «нет».

Начало положили забастовки в Эсбьерге, Ольборге и Оденсе. Были приняты все меры, чтобы привести повстанческое население к разуму. Последовали один за другим заявления от правительства, ригсдага, политиков и профсоюзных деятелей, но желаемого результата они не принесли. Если бы я обладал лирическим талантом обвинителя, я выразился бы так: Хольгер Датчанин пробудился ото сна и равнодушно взирал на бумажки с призывами, которые без удержу сыпались на его голову.

Приличия ради следует в первую очередь назвать воззвание правительства и ригсдага, в котором и в помине нет даже намека, будто думали, что легальный период миновал и подошло время перейти к нелегальному. Скавениус представил воззвание в Государственном совете, его содержание одобрили все группы коалиционных партий ригсдага. В нем говорилось:

«События последних дней приобрели угрожающий характер. Число диверсий растет, демонстрации следуют одна за другой, кое-где пытались приостановить движение на железных дорогах и саботировать работу на заводах. Нас ожидают опустошение и разорение, если так будет продолжаться. Снабжение продуктами питания и топливом приостановится, серьезные нарушения в процессе производства принесут населению страны один сплошной вред».

Но давайте посмотрим, что происходит в правительственных кругах. Если суд не возражает, я хотел бы снова побеспокоить неутомимого господина Олуфа Педерсена уделить нам внимание и дать показания.

Председательствующий: Господин Олуф Педерсен, займите свидетельское место.

Защитник: Вы обладаете такой превосходной памятью, что вам не составит труда вспомнить, что произошло в Комиссии девяти вечером 23 августа.

Олуф Педерсен: Председатель Буль рассказал, что в Копенгагене распространяли листовки с призывами к забастовкам, но что в противовес им теперь появилось воззвание от рабочих организаций; и еще одно — от деловых кругов.

Защитник: Мы позже вернемся к этому вопросу. А сейчас скажите, пожалуйста, о чем еще говорили на заседании?

Олуф Педерсен: Крафт сказал, что он не верил, будто мы с таким премьер-министром владеем ситуацией; Буль ответил ему, что вопрос этот не актуален, а Кнуд Кристенсен добавил: нет, обстановка сейчас не позволяет менять правительство; либо остается то, какое есть, либо — немецкая диктатура.

На это Стенсбалле заметил, что он не понял мысль Крафта, виною всему, что ли, международные события? А министр образования Йорген Йоргенсен сказал: не следует заигрывать с зачинщиками!

Защитник: Печально, что такое замечание сохранилось, но никуда не денешься. Оно разрушает представление о сердечных отношениях между политиками и движением Сопротивления. Но что лично вы сказали?

Олуф Педерсен: Я сказал, что нельзя принуждать Скавениуса давать на переговорах определенные обещания; но мы обязаны открыто заявить о своей оппозиции оккупационным властям и сказать, что бастуют не из-за Кристмаса Меллера, а из-за немцев и их политики. Я не верил, что смена министров в данной ситуации может оказаться полезной.

Министр сельского хозяйства Бординг думал, что если Скавениус не в состоянии проявить свою власть, то за дело должна взяться Комиссия девяти. Скавениус сделал все, что мог, у него был хороший помощник в лице господина Беста. «Мы не должны сдавать свои позиции», — заключил Бординг.

Защитник: Я понимаю это так, что Скавениус не в состоянии был проявить свою власть, потому что население было настроено против него. Впрочем, кажется, что господин Бест в лице социал-демократического министра сельского хозяйства нашел себе поклонника. Спасибо, господин Олуф Педерсен, я надеюсь, суд имеет теперь представление о настроении, царившем в Комиссии девяти.

На следующий день 400 представителей профессиональных и политических рабочих организаций подписали Обращение к рабочим столицы. Я хотел бы частично зачитать здесь текст этого документа:

«В последнее время провокаторы самого разного толка пытаются увлечь датских рабочих в безрассудные политические авантюры.

Теперь эти провокаторы с их безумными идеями объявились в нашей столице. В анонимных воззваниях эти личности стараются без зазрения совести выдвинуть себя в руководители организованных рабочих. Фальшивыми обещаниями они пытаются совратить рабочих нашей столицы на легкомысленные поступки, нисколько не заботясь о нашей демократии, об историческом прошлом нашего рабочего движения.

Они осмеливаются требовать от рабочих присоединиться к ним, нагло призывают к забастовкам и беспорядкам.

Депутаты, доверенные лица профсоюзного и политического рабочего движения столицы выражают осуждение такого рода безответственным провокационным мерам!»