Процесс по делу Скавениуса

Восьмое заседание

Председательствующий: Участники процесса присутствуют. Судебное заседание объявляется открытым. Согласно процессуальному порядку полагается выяснить, хотят ли обвиняемые — Эрик Скавениус, Эйгиль Тюне Якобсен и Гуннар Ларсен — взять слово?

Защитник: Обвиняемые не изъявляют такого желания.

Обвинитель: Высший суд, защитник пытался изобразить отношения в период оккупации так, как если бы внутри правительства царило единодушие о способах проведения политики в стране. Защитник делал все, чтобы сгладить расхождения, да так искусно, что сразу ему не возразишь. Он не признает, он вообще слышать не хочет о возможных расхождениях в позиции политиков и неполитиков внутри правительства относительно немецких требований.

Но, к счастью, на нашем судебном процессе выступали не только защитник и его свидетели. Суд получил возможность узнать, что происходило на правительственных заседаниях и в Комиссии девяти, где сталкивались различные точки зрения. И постепенно вырисовывается следующая картина: в правительстве формируются две группировки, несовпадение во мнениях наблюдается на всех уровнях. Конечно, мне могут возразить, что ничего в том удивительного нет, что в руководстве никогда не бывает единодушия; но я хочу сказать, что спорят обычно по частностям или отдельным пунктам, а здесь речь шла о другом, о фундаментальных разногласиях.

Все соглашались только в одном: необходимо вести политику лавирования, избегая всяческих осложнений с оккупационными властями. Но для чего? С какой целью? Политики в данном случае не сомневались и не колебались, их целью была независимость Дании, ее освобождение. Защита привела немало фактов для подтверждения своей точки зрения. К примеру, речь покойного премьер-министра Стаунинга. Тем самым она полагала, что основательно доказала готовность политиков приспособиться к нацистскому порядку в Европе. Правильно, подобные речи звучали, и статьи в таком духе писали. Не смею даже отрицать, некоторые выдающиеся деятели высказывались так, что давали повод к толкованию, будто Дания готова была под звуки марша вступить в гитлеровскую новую Европу.

Но мы часто забываем обстоятельства нашей жизни того времени. Мы были оккупированы, и держава, поработившая нас, представляла такое варварство и такой вандализм, какого еще свет не видывал. Рассказывают, будто немцы как-то высказали мысль, что если датское население не пожелает сотрудничать, так ничего не стоит отправить его всем скопом на Украину, в Польшу или еще куда подальше. Немцы не заставили долго ждать. Они приступили к выполнению своих угроз, пользуясь самыми безрассудными и недозволенными методами. Мы знаем, что жители Польши и Украины были угнаны в Германию на работу, над ними издевались, их мучили и убивали. Мы имели дело с варварами самого жестокого порядка.

И какой путь должны были в такой ситуации избрать наши политики? Потребовать от них, чтобы они встали в центре Рима и протестовали, кричали, что отказываются принять нацистские идеи о введении нового порядка в Европе? Это была бы крайне неумная и опасная политика. Тут не о чем спорить. Ведь даже нейтральная Швеция вела переговоры с Гитлером, когда он находился в зените славы.

Основу нашего общественного порядка и нашей культуры составляет народовластие. Мы должны прежде всего его защищать, и все силы доброй воли в стране объединились для исполнения этого долга. Стоит еще заметить, что почти во всех речах и статьях, которые теперь резко критикуются, говорилось о нашем национальном своеобразии и о наших политических традициях, которые, как мы надеялись, должны почитаться всеми. Под ними подразумевалась наша демократия. Для нас был вопрос жизни или смерти: не будет народовластия — не будет нашей Дании.

В таком свете ответственные политики видели тогда положение вещей и руководствовались им в своей деятельности. Если немцам хотелось, чтобы им польстили, так почему бы и не польстить. Если немцы говорили о новом порядке в Европе, то с ними тоже соглашались. Но это ведь были одни лишь слова, слова, слова и ничего более. Ни одна живая душа не пострадала, когда заявляли о готовности «перестроиться», если бы Гитлер выиграл свою войну. Но войну ведь нужно было сначала выиграть, а разговор шел о сегодняшнем дне.

Разве лучше было бы, если бы мы упрямо стояли на своем? А так была только вежливость, ничего нам не стоившая. Политическая реальность, конечно, сложное дело. Главное заключалось в том, чтобы не предпринимать никаких действий, могущих нанести ущерб самостоятельности Дании. И вот здесь следует выдвинуть самое серьезное обвинение против Эрика Скавениуса. Его попытка провести в жизнь таможенную и валютную унию была преступной политикой. Если бы она удалась, мы потеряли бы свою независимость, которую всегда твердо отстаивали. Защитник тоже не отрицал серьезных национальных последствий таможенной и валютной унии, но он расположен думать, что все правительство стояло на стороне Скавениуса. Я же считаю, что факты здесь говорят сами за себя. Идея таможенной и валютной унии возмутила всех ответственных лиц, только благодаря вмешательству политиков удалось расстроить эти планы.

Каково было бы сейчас наше положение, если бы Скавениусу удалось провести в жизнь свой проект? Страшно подумать. Победители бы смотрели на нас, по всей вероятности, как на немецких вассалов, и нам бы пришлось за это горько расплачиваться. Не Скавениуса следует благодарить, что мы сегодня являемся членом ООН.

Мы обсуждали здесь, в этом зале правосудия, вопросы о присоединении Дании к Антикоминтерновскому пакту, о формировании датского добровольческого корпуса для Финляндии, после того как Германия начала войну против Советского Союза. Суд слышал, как наши известные политики не советовали присоединяться к пакту. Мы были оккупированной страной, но не воюющей. У нас не было особых причин враждовать с Советским Союзом, против которого был направлен пакт. Однако, подписав его, мы оказались в стане врагов этой страны и нарушили таким образом свой нейтралитет. Но, как было уже доказано, Скавениус на собственный страх и риск зашел так далеко на переговорах, что отступать было поздно и некуда. Мы вынуждены были его подписать, хотя нашлись политики, полагавшие, что нужно положить конец всему и остановить немцев в их требованиях. Скавениус же, невзирая ни на что, проводил дальше свою политику.

Идея послать добровольческий корпус в Финляндию принадлежала Гуннару Ларсену, но Скавениус ее поддержал. Хорошо бы мы сейчас выглядели, если бы корпус, сформированный датским правительством или официально им признанный, боролся бы вместе с финнами против Советского Союза.

Во время слушания дела на суде Скавениус сказал, что немцы в 1940 году фактически выиграли войну и ее проиграли, когда был открыт второй фронт. Но начало второго фронта — это же вторжение союзных войск во Францию! И потому кажется странным, что умный политик-реалист, каким был Скавениус, довольно долго уяснял для себя вопрос о поражении Германии. Уже ранее я охарактеризовал переговоры, которые Скавениус велел вести Гуннару Ларсену и «Комитету восточных областей». Я упорно настаиваю на своем — эти переговоры угрожали нашей независимости.

Не требуется разъяснений, чтобы понять, что оккупированная страна не в состоянии была помешать немцам использовать в военных целях ее промышленность. А в тотальной войне каждая отрасль производства важна с точки зрения военного потенциала. Мы не могли отказаться экспортировать наши сельскохозяйственные продукты на юг, в Германию. Мы не в состоянии были помешать немцам захватить в свои руки датскую промышленность. Но правительство обязано было предотвратить отправку датских рабочих в Германию. Это была открытая поддержка военных устремлений немцев! Скавениус не сказал здесь на суде, что он, будучи министром иностранных дел, имел сведения об условиях жизни датских рабочих в Германии.

Министр юстиции вел энергичную борьбу против движения Сопротивления. Достаточно хорошо документированно, как он вооружал охранников и обучал их пользованию оружием в борьбе против саботажников, как он советовал полиции во время забастовок пользоваться услугами сыщиков и нацистских сторонников в кругу забастовщиков, чтобы найти зачинщиков волнений. Я привел целый ряд доказательств, подтверждающих главный пункт обвинения против Тюне Якобсена, а именно, что он пытался в интересах немцев сломить в датском народе волю к сопротивлению. Да еще такая непростительная служебная оплошность: из-за своей трусости он повинен в том, что по его приказу арестованных коммунистов поместили в лагерь Хорсеред и держали там как заложников, пока не пришли немцы и не захватили заключенных. Двадцать человек датских граждан заплатили за этот промах жизнью.

Высший суд, после окончания войны датский народ требовал проведения чистки сверху донизу. Каждый, кто в темные годы оккупации пренебрег своим национальным долгом и так или иначе служил немцам, должен был нести ответственность. Но кто более других забыл о своем долге? Наши обвиняемые! Мы наказываем тех, кто пытался подчинить Данию Германии, нацистов, ведущих переговоры с немцами о политическом присоединении. Но кто больше всех старался в этом смысле? Не наш ли министр иностранных дел Скавениус? На суде я привел доказательства того, что вопрос о таможенной и валютной унии не был обсужден ни с ригсдагом, ни с политическими партиями, ни с коалиционным правительством.

Мы наказываем добровольцев, пожелавших воевать против Советского Союза, но как быть в таком случае со Скавениусом и с Гуннаром Ларсеном? Разве не они намеревались вооружить весь корпус? Разве не они вели переговоры с немцами об использовании завоеванных восточных областей на Украине и в Прибалтике?

Мы наказываем доносчиков и тех, кто выдавал врагу датчан. Так почему же Тюне Якобсен тогда должен оставаться на свободе? Кто выдал немцам больше всех своих соотечественников? Он!

Теперь во власти Народного суда показать, что в нашей демократической Дании перед законом все равны, он действителен как для высших, так и для низших лиц.

Председательствующий: Слово предоставляется защитнику.

Защитник: Господин Председательствующий, уважаемые господа заседатели! На долю мне выпал тяжкий жребий защищать трех обвиняемых, чьи поступки сам я никоим образом не одобряю. Я полностью согласен с обвинением, что таможенная и валютная уния, если бы таковая оказалась реальностью, привела бы нашу страну на край гибели, и я порицаю самым решительным образом меры, направленные против Советского Союза, инициаторами которых выступили Скавениус и Гуннар Ларсен, равно как я нахожу меры по интернированию коммунистов возмутительными и позорными.

Но мой долг защитника — и я следовал ему в течение всего процесса — состоит в том, чтобы обратить внимание Высшего суда на одно обстоятельство, а именно: посылка, служащая основанием для обвинения, неверна. Обвинение считает, что между политиками и неполитиками в правительстве существовала пропасть. Я показал, что пропасти не было и что члены правительства действовали по принципу — один за всех и все за одного.