Процесс по делу Скавениуса

Второе заседание

Председательствующий: После произведенной проверки я констатирую, что все судебные заседатели на месте, обвинитель и защитник также присутствуют. Я объявляю наше заседание открытым и предоставляю слово защите.

Защитник: Достопочтенный Председательствующий, уважаемые судебные заседатели! В своей речи на вчерашнем заседании обвинитель представил Эрика Скавениуса в образе Сатаны, сопровождаемого двумя демонами — Тюне Якобсеном и Гуннаром Ларсеном. С этими черными силами зла борется войско политических ангелов света — Стаунинг, Буль, Кнуд Кристенсен, Хальфдан Хеннриксен. Какое искаженное представление политической реальности! Естественно, были те или иные разногласия в правительстве. Назовите мне хотя бы одно правительство, в котором царили бы мир да лад! Но человек, выступающий в роли обвинителя, просто не имеет права чертить действительность лишь черными или белыми красками, на одной стороне у него оказались политически виновные, а на другой — политически невиновные. Нет, не так это было на самом деле. И я докажу сейчас, что картина была довольно неприглядная, у всех и во всем.

Эрик Скавениус вошел в состав правительства в качестве министра иностранных дел, и ошибочно со стороны обвинения полагать, что он принес с собой в правительство, словно некий багаж, свою особую политику, ориентированную на Германию. Нет, Скавениус продолжил ту политику, которую в последние тридцать лет в Дании проводили разные правительства и которая нашла свое яркое выражение в заявлении, сделанном Скавениусом при вступлении на пост министра иностранных дел и одобренном коалиционным правительством: Дания ни при каких обстоятельствах не должна идти на конфликт со своим мощным соседом на юге.

Этот тезис стал основополагающим принципом датской политики, с тех пор как доблестный Е. К. Кристенсен послал в 1906 году капитана Лютке в Берлин, чтобы успокоить немецкое правительство насчет позиции Дании во время военных операций в Европе. Его одобрили и признали все правящие политики в первую мировую войну, когда Дания по требованию немцев минировала Большой и Малый Бельты — действие отнюдь далеко не нейтральное, но к которому союзники все же отнеслись снисходительно. Он определял нашу позицию в Лиге наций, где мы фактически координировали свою политику с политикой Германии. Ответственен ли Эрик Скавениус за датскую внешнеполитическую линию? Кто осмелится утверждать такое? Но в тяжелые для отечества времена он продолжал вести дальше эту политику. Политику, поддержанную всеми буржуазными и социал-демократическими политиками и пятью коалиционными партиями страны. Время сейчас не позволяет менять эту политику, разрабатывать новую линию.

31 мая 1939 года между Данией и Германией был подписан Договор о ненападении. Опять же — по требованию немцев. Однако другие скандинавские страны, получив подобное предложение с немецкой стороны, сумели его отклонить. Абзац 1 этого документа гласит: «Королевство Дании и германский Рейх ни под каким предлогом не начнут войну или другие военные действия друг против друга». Во время дебатов в ригсдаге 1 июня министр иностранных дел Мунк сказал: «Этот договор находится в полном соответствии с нашей давней датской политикой. Правительство убеждено, что именно теперь, когда в мире так неспокойно, эта политика получает особую значимость».

Лидеры всех партий, за исключением коммунистической, поддержали этот пакт. Хартвиг Фриш заявил, что, хорошенько поразмыслив над ответами других скандинавских стран, он считает своим долгом признать, что датское правительство действовало правильно и разумно, согласившись подписать договор. Профессор Фриш сейчас — председатель Комитета по внешнеполитическим вопросам.

Только член фолькетинга Аксель Ларсен отказался ратифицировать договор. Он сказал: «Я позволю себе обратиться к правительству с вопросом, не слишком ли много оно проявляет благоразумия, заняв такую позицию? Почему его ответ так существенно отличается от ответа других скандинавских стран?.. Нельзя соглашаться со всем только потому, что тебе доверительно говорят: ничего не будет, никаких последствий, только то, что записано на бумаге».

А потом он продолжал: «В этой связи я хотел бы знать, что понимают под применением силы, так как это понятие, разумеется, как и понятие нейтралитета, с трудом поддается определению и понимать его можно различно. Я позволю себе конкретизировать заданный мною вопрос: считает ли министр иностранных дел, что с немецкой стороны была применена сила во время событий в Чехословакии нынешней весной? Я думаю, что ответ на этот конкретный вопрос мог бы намного облегчить оценку содержания заключенного пакта».

В четверг 2 июня на заседании фолькетинга Мунк ответил Акселю Ларсену: «Уважаемый член фолькетинга задал вопрос, существуют ли какие-либо гарантии соблюдения договора и его денонсации. На это я могу ответить, что в данном договоре сокрыты те же самые гарантии, что и в других договорах, которые заключаются во всем мире».

Аксель Ларсен ответил, и я прошу Высший суд очень внимательно проследить за содержанием ответа:

«Если этот договор и не дает нам никаких положительных гарантий или полной безопасности, так зато в международном отношении он очень и очень значителен: он выставляет нас на позор! В нынешнее время, когда все демократические страны изо всех сил, с большей или меньшей удачей, стремятся помешать войне, Дания заключает пакт с державой, которую с полным на то правом можно заподозрить в агрессивных намерениях… Если бы нужно было определить внешнюю политику Дании, то, вероятно, большая часть населения земного шара поняла бы ее так — Дания неотступно следует по пятам за осью Берлин-Рим… Мы полагаем, для Дании было бы несказанным счастьем как можно скорее освободиться от высокочтимого министра иностранных дел, причинившего стране уже достаточно вреда, и не только внешней политикой, которую он представляет и которая проводилась до него и которую он, впрочем, не так уж не непоследовательно продолжает в любой ситуации и не намеревается ее изменять».

П. Мунк получил свою внешнюю политику в наследство, а она перешла от него дальше к Скавениусу, который проводил ту же самую внешнюю политику, что велась в первую мировую войну. Буржуазные партии и социал-демократия признавали ее, и вся оборонная политика страны велась в согласии с внешней, суть которой заключалась в том, что:

Дания ни при каких обстоятельствах не должна идти на конфликт со своим могущественным соседом на юге.

Скавениус вступил в правительство Стаунинга 8 июля 1940 года. Согласился после неоднократных требований со стороны короля. И заявление, сделанное им при вступлении на пост, которое, кажется, так потрясло обвинителя, было рассмотрено и одобрено всем коалиционным правительством. На заседании министров Стаунинг сказал: «К нему мы полностью присоединяемся!» И присоединились без шума и лишних слов. Если суд находит, что заявление было предосудительным, тогда все коалиционное правительство обязано нести за него ответственность, а не одно министерство иностранных дел. И в этом заявлении вообще нет ничего такого, что противоречило бы политике, проводимой датским правительством в отношении к Германии, начиная с переговоров под руководством Лютке и политикой в первую мировую войну, потом политикой в Лиге наций и кончая пактом о ненападении 9 апреля.

Стаунинг был не только главой правительства, он был знаменосцем датской демократии. В эти годы он много раз выступал с речами, которые свидетельствуют о его позиции и его взглядах. Он во всем был согласен со Скавениусом. На публичной встрече в форуме на острове Фюн 19 января 1941 года он сказал:

«Сохранение нашей национальности, нашего языка, нашего национального флага, нашего короля и нашей конституции должно быть для нас незыблемо, и это в интересах всех слоев общества, всех, кто любит свое отечество. Но мои слова не следует понимать так, что Дания тем самым отказывается от участия в новой ориентации, определившейся в Европе в результате великого переворота. Именно настоящее дает возможность маленькому трудолюбивому предприимчивому датскому народу сотрудничать с великим немецким народом, известным своим прилежанием и организованностью…»

Я могу привести еще немало подобных высказываний, которые подтверждают точку зрения Стаунинга. Позвольте только напомнить о его знаменитой речи в студенческом обществе 8 марта 1941 года:

«В минувшие годы многие самостоятельные государства прекратили свое существование, этот факт и развитие военных событий показывают, что Германия занимает место центральной державы в Европе и в будущем она будет определять основные линии как в культурном отношении, так и в экономическом. Этот вывод мы делаем на основе происходящего сейчас, хотя, конечно, перемены возможны, но настоящий момент нельзя игнорировать. Следует иметь в виду реальное соотношение сил, а оно показывает Германию как великую державу, господствующую сейчас в большей части Европы. Мы не можем заранее предугадать ход событий, но маловероятно, что они будут регрессировать…

У меня сложилось впечатление, что Германия имеет определенные планы и что эти планы носят не сиюминутный характер, они нацелены на будущее, они касаются того нового порядка в Европе, который находится еще в становлении, но скоро станет господствующим… Самый лучший для нас вариант был бы — спокойно и добровольно начать, о чем я уже намекал, приспосабливаться, когда настанет пора, и все не так уж страшно, как кажется некоторым. Неумно и просто нелепо закрывать глаза на новые веяния, на знамение эпохи. Адаптация к новой Европе станет одной из политических задач времени…»

В этой речи именно Стаунинг со всей своей политической авторитетностью выражает те же самые воззрения, что и Скавениус. Он уверен, что грядет новая Европа, что нужно спокойно и добровольно приспосабливаться к ней. Спокойно и добровольно! Но Скавениус как раз хотел этого, когда вел переговоры о таможенной и валютной унии. Спокойно и добровольно Дания должна занять свое место в новой Европе при главенствующей роли Германии. Захочешь, все равно не подкопаешься, ни на йоту нет расхождений у премьера со своим министром иностранных дел.

Обвинитель упомянул о заявлении Гуннара Ларсена. Но здесь можно сказать то же самое — оно не противоречило основной линии в политике правительства. В Дании были готовы к перестройке в экономической, политической и социальной жизни.

Были ли национальные чувства причиной тому, что многие наши замечательные политики оказались противниками таможенной и валютной унии? Едва ли. Так вели себя, потому что протестовали промышленники.

Обвинитель с основательностью, достойной похвалы, познакомил нас со всеми обстоятельствами подписания Антикоминтерновского пакта. Это дало ему затем повод перейти к обсуждению закона о коммунистах, но, в основном, в центре его внимания находилось правительственное заявление от 26 июня 1941 года. Он думал, что это заявление можно полностью приписать Скавениусу. Но свидетель Олуф Педерсен показывает, что в правительстве не было разногласий по поводу заявления и что оно явилось результатом некоторого давления с немецкой стороны. Хорошо. Пусть будет так. Но зато у нас нет никаких показаний насчет немецкого давления на датскую газету «Берлинске тиденде», напечатавшую 28 июня передовицу о том же пресловутом заявлении. В ней говорится, что «датский народ полностью присоединяется к правительственному заявлению. В настоящий момент оно является самым ярким выражением чувств и мыслей датчан». Ход мыслей автора этой статьи удивительным образом совпадает с утверждением Скавениуса: это произведет благоприятное впечатление в Германии.