Процесс по делу Скавениуса

Обвинитель: Как вы думаете, каково было бы отношение к нам сегодня в мире, если бы мы до конца следовали вашей политической линии?

Скавениус: Моя политика имела обоснование и оправдание вплоть до самого последнего дня, т. е. разгрома Германии. Что было бы с нашей экономикой, если бы мы в нашей политике не стремились избежать катастрофы?

Защитник: Значит, вы полагаете, что разрыв с Германией рано или поздно был неизбежен?

Скавениус: Да, безусловно. Даже если бы не было 29 августа, мы все равно, рано или поздно, собрались бы с силами, чтобы противостоять немцам. Поэтому вполне логично говорить, что разрыв с немцами был неминуем, да к тому же движение Сопротивления с каждым днем становилось все активнее и активнее, хотя я лично думаю, что события 29 августа были преждевременными. Благодаря нашей политике у нас в стране почти два года не было гестапо. Но мы его получили только потому, что люди вдруг поверили, что Германии пришел конец.

Защитник: Было ли единство мнений в правительстве относительно предложения немцев о таможенной и валютной унии?

Скавениус: Немецкое предложение о таможенной и валютной унии сначала обсуждалось на заседании министров; все были с ним согласны и пришли к выводу, что надо выдвинуть свои условия и несколько контрпредложений, и, лишь когда из деловых кругов последовал мощный протест, министры-политики стали вдруг осторожничать. Впрочем, я думаю, что от этой унии мы имели бы даже явную выгоду, если бы мы узаконили одно определение: датская крона как единственное платежное средство в стране должна иметь твердый курс относительно немецкой марки на основе покупательной способности.

Защитник: Можете ли вы что-нибудь сказать о вашем заявлении от 8 июля 1940 года?

Скавениус: Правительство не возражало против содержания заявления. Главное, что нам тем самым удалось умиротворить немецкий вермахт и предотвратить переворот, который мог бы привести к власти нацистов. Вот потому и вкралось это незначительное слово «восхищение».

Для людей типично критиковать прошлое. Они забывают тогда о сложностях времени, в котором они жили, и рассматривают все в свете сегодняшнего дня. Именно так произошло сейчас. Забыли, что фактически благодаря нам датские нацисты не пришли к власти в стране.

Обвинитель: Было ли единодушие между вами и, к примеру, Булем в правительстве Стаунинга?

Скавениус: Не стану скрывать, что у нас иногда бывали жесткие трения. Но в народе подчас склонны преувеличивать значение этих дискуссий, как бы далеко они не заходили. И, между прочим, я хочу сказать, что в правительстве Буля царили мир и согласие. Только нужно помнить всегда о разнице между обычным министром и премьер-министром с большей долей ответственности, но мы управлялись со всем.

Что же касается моей позиции в правительстве, так нужно всегда иметь в виду, что я как министр иностранных дел служил в некотором роде «ширмой» между Германией и датскими властями. Немецкий посланник Ренте-Финк постоянно докучал мне своими посещениями: то одно ему надо, то другое. Здесь было предостаточно сказано, будто я поступал самовольно, но все же нужно согласиться с тем фактом, что я, а никто другой вел переговоры с Германией, и лучше других мог судить об истинном положении вещей и знал лучше многих, что можно в данной ситуации предложить немцам. Критикуя меня, критикуют по существу ригсдаг и правительство, требовавшие от меня любой ценой избежать катастрофы.

Как раз в этом пункте — мне так кажется — члены ригсдага сегодня больше всего боятся признаться в тогдашней своей позиции, словно это были не они, когда в 1943 году провозгласили перед избирателями, что речь шла не о выборах правительства Скавениуса, а о выборах за или против демократии. Тогда же оказалось, что члены фолькетинга, входившие в состав правительства Скавениуса, получили большинство голосов. Так что утверждать, будто население страны было недовольно правительством, едва ли верно. Впрочем, я еще хочу добавить, что совместная работа ригсдага и правительства протекала в значительной мере без трений, а когда я стал премьер-министром, то совершенно естественным казалось, что господин Бест перенял мою роль «ширмы». Его позиция совпадала с нашей: нужно было сделать все возможное, чтобы сохранить в стране датские органы управления.

Защитник: Также после 29 августа?

Скавениус: Да. Впрочем я хотел бы еще добавить: я глубоко убежден в том, что географическое положение страны определяет ее внешнюю политику.

Я знаю, меня часто упрекают, будто я как премьер-министр мало уделял внимания внутриполитическим вопросам в стране. Я объясняю это недостатком в знаниях и отсутствием опыта. Я три раза был министром иностранных дел, но профессиональным политиком все же я никогда не был.

Защитник: Я чрезвычайно доволен вашими показаниями, на их основании я делаю теперь следующие выводы.

Политика Эрика Скавениуса, проводимая в годы оккупации страны, имела определенные ориентиры: предпринимались все меры для сохранения датских административных органов управления и для препятствия захвата власти датскими нацистами, учреждения как в Норвегии правительства Квислинга или кого еще похуже. Такая политическая целенаправленность получила одобрение во всех ответственных политических кругах страны, и нельзя не согласиться с тем, что действительно удалось помешать датским нацистам при помощи немцев захватить государственную власть в стране. Для проведения такой политики необходимо было, во-первых, подкупать немцев увещеваниями и красивыми правительственными заверениями типа «произвело благоприятное впечатление в Германии» и, во-вторых, идти на некоторые политические уступки.

Внешняя политика Скавениуса была традиционно датской, определенной географическим положением страны.

Вплоть до нападения на Советский Союз Скавениус полагал, что Германия уже войну выиграла, и он как государственный деятель, отвечающий за внешнюю политику, старался найти по возможности оптимальные для Дании условия жизни в Европе, где главенствовала Германия. Этой мыслью руководствовались на переговорах о таможенной и валютной унии, не вызвавшей протеста политиков ни в правительстве, ни вне его; протестовали только руководящие лица из деловых кругов, беспокоясь за будущее промышленности Дании, точно так же как немецкий министр сельского хозяйства Дарре не желал таможенной унии, страшась конкуренции датских сельскохозяйственных продуктов на немецком рынке. В своем стремлении приспособиться к великой Германии Скавениус не стоял в одиночестве, с ним был Стаунинг, с ним были многие видные политические деятели страны.

Присоединение к Антикоминтерновскому пакту объясняется настойчивым требованием с немецкой стороны, а не желанием Скавениуса конфронтировать с Советским Союзом. К тому же немцы в своих ультимативных пожеланиях с полным правом могли опираться на некоторые высказывания в прессе датских партий. Статьи эти были написаны не по приказу немцев и не при их содействии. В искренности статей не приходится сомневаться.

Разногласия по отдельным вопросам в правительстве и Комиссии сотрудничества имели место, но относительно главной политической линии между Скавениусом и политиками споров не наблюдалось. Желали курс политического лавирования.

По мнению Скавениуса, разрыв с немцами рано или поздно был неизбежен, но события 29 августа он считал преждевременными. Я уверен, что в дальнейшем ходе расследования мы сумеем документировать наш тезис, а именно: все политики в правительстве и вне его придерживались той же самой точки зрения.

Мне кажется, я достаточно четко и ясно осветил все факты, связанные с выдвинутым обвинением против Скавениуса и его политики, вплоть до отставки правительства Буля. Суть этой политики можно охарактеризовать так: один за всех и все за одного. Если Высший суд полагает, что Скавениус виновен, тогда необходимо выдвинуть обвинение против Стаунинга, Буля, Кнуда Кристенсена… короче говоря, против всех членов правительства и против лидеров всех правящих партий.

Председательствующий: Суд продолжит свою работу завтра.