Процесс по делу Скавениуса

Поэтому мобилизация и сплочение национальных сил для противостояния предполагаемым немецким требованиям стали насущной необходимостью. Первая мера в этом направлении была принята 10 апреля, когда в социал-демократическое правительство вошли шесть министров без портфеля, а затем при формировании коалиционного правительства 8 июля 1940 года, когда кроме министров, представителей четырех «больших» партий, были включены три министра-неполитика, а именно: Скавениус как министр иностранных дел, Гуннар Ларсен как министр общественных работ и Харальд Петерсен как министр юстиции, год спустя его сменил на этом посту Тюне Якобсен.

Не будет преувеличением, если мы назовем тот день и тот час, когда эти неполитики вошли в состав правительства, роковыми. Но еще более роковым оказался для нас факт, что внешняя политика нашей страны попала в руки Скавениуса. Стаунинг к тому времени был пожилым человеком, он не в силах был противодействовать самодержавной, я бы сказал, диктаторской, политике Скавениуса. В нормальных условиях пост министра иностранных дел в маленькой стране, каковой является Дания, не представляет ничего значительного. Мы не участвуем в большой политике; наш внешнеполитический курс традиционно ясен и неизменен. Но в нынешних условиях, когда мы оккупированы враждебной державой и когда все переговоры с ней ведутся через министерство иностранных дел, понятно, что роль министра иностранных дел непомерно возрастает, он превращается в некого вседержителя.

Известно, что, как только Скавениус вошел в правительство Стаунинга, он сразу же выступил с заявлением, одобренным всем коалиционным правительством. Вот его содержание:

«Вступая на пост министра иностранных дел, считаю себя вправе высказать несколько соображений по поводу внешней политики Дании. Для ясности дела проведу параллели между соотношением сил в первую мировую войну и нынешнюю.

Для небольшого государства во все века было важно держаться в стороне от борьбы великих держав. Конкретно для Дании это значило — ни при каких обстоятельствах не вступать в конфликт с великим соседом на юге. Политика Дании находила понимание и поддержку со стороны Германии как во время первой мировой войны, так и в настоящей, с той лишь разницей, что стратегические планы существенно изменились.

Учитывая это различие, сопоставим августовские события 1914 года и апрельские нынешнего года. В обоих случаях цель немецкой политики заключалась в том, чтобы не допускать Данию к участию в военных действиях, так как страна в силу своего географического положения прикрывала на Балтийском море фронт против Англии. Изменение стратегии сказалось в изменении стратегического принципа, ставка теперь делается на немецкие сухопутные и воздушные силы, тогда как в первую мировую войну все решал в основном немецкий флот. Здесь следует подчеркнуть, что присутствие немецких военных войск на территории нашей страны — даже если оно проходит без особых трений — по совершенно естественным причинам не совсем понятно датскому народу. Но в первую мировую войну пребывание в наших водах немецкого флота не позволило Англии пробиться к Балтийскому морю и открыть третий фронт против Германии. Таким путем был обеспечен нейтралитет Дании, и об этом всегда с благодарностью вспоминают в нашей стране.

Являясь членом Лиги наций, Дания продолжала неизменно следовать своему политическому курсу. Она отказывалась участвовать в каких-либо санкциях Лиги, если они были направлены против Германии.

Великие победы немецких войск, приведшие в изумление и восхищение весь мир, положили начало новой эре в Европе — при главенстве Германии устанавливается новый экономический и политический порядок. В этих условиях задача Дании состоит в том, чтобы определить свое место в активном процессе неизбежного сотрудничества с великой Германией. Датский народ уверен, что в новой Европе при новом порядке он сумеет сохранить свою самостоятельность; он надеется, что найдет понимание своего своеобразия и своего традиционного миролюбивого политического и социального развития».

Подобным образом поступил господин Гуннар Ларсен, вступая на пост министра общественных работ. Он счел уместным сделать следующее заявление:

«Не будучи политиком, я принял предложение войти в состав вновь сформированного коалиционного правительства, руководствуясь исключительно национальными интересами, считая своим личным долгом содействовать проведению нового порядка в экономической и социальной жизни Дании, который есть неизбежное следствие изменившихся условий, при которых датскому народу предстоит в будущем жить и работать, сообразуясь с новым положением дел в Европе».

Высший суд! Не смею отрицать, эти два заявления представляются мне невероятными, просто потрясающими. В заявлении министра иностранных дел говорится, что задача маленького государства во все века была держаться в стороне от борьбы великих держав. Иными словами, проводить политику нейтралитета. Но следующее предложение гласит, что конкретно для Дании это значило — ни при каких обстоятельствах не вступать в конфликт с великим соседом на юге. Ни при каких обстоятельствах! Сказано, так сказать, без обиняков, что Дания готова пойти на любые уступки, если того потребует Германия. Но ведь это же как раз противоречит политике нейтралитета! Даже в случае насильственного нападения — как это произошло 9 апреля — страна не смеет сопротивляться. Нет нужды пояснять, что толкование Скавениусом нейтралитета нашло понимание и поддержку в Германии, а в Берлине его считают образцом внешнеполитического деятеля. Подобное заявление не осмелился бы сделать датский министр иностранных дел, если бы он не находился под защитой немецких штыков.

В третьем абзаце заявления говорится, что немецкая политика стремилась не допускать участия Дании в военных действиях. Даже если это и так, то способ недопускания кажется все же странным, а результат его воистину плачевен для самой Дании.

Конечно, вполне возможно, что немцы оккупировали Норвегию и Данию с целью обеспечения себя железной рудой. Но в своем заявлении Скавениус, нисколько не колеблясь и не сомневаясь, соглашается с аргументацией немцев.

Но самым компрометирующим представляется мне последний абзац. Я не стану сейчас повторять эти уничижительные отзывы о великих победах немецкой армии, потрясших весь мир, хотя можно предположить, что в обязанности министра иностранных дел оккупированной страны не входило высказывать свое восхищение по поводу варварского разрушения Варшавы, бесцеремонного захвата Голландии и Бельгии, расправы с гражданским населением при вторжении во Францию. Знаменательно здесь утверждение о готовности Дании признать этот новый порядок в Европе, политический и экономический, при немецком главенстве и о стремлении занять подобающее место в неизбежном сотрудничестве с великой Германией. Такое заявление по сути перечеркивает основу соглашения от 9 апреля, согласно которому немцы обязались уважать нашу политическую независимость. Правительственное заявление Скавениуса давало немцам повод для вмешательства во внутренние дела Дании. Оно как бы побуждало к решительным действиям.

Но если у немцев оставались еще кое-какие сомнения на этот счет, им стоило только почитать заявление Гуннара Ларсена. Министр общественных работ высказывается открыто, не таясь, что занялся политикой, дабы содействовать проведению нового порядка в социальной и экономической жизни Дании, который является неизбежным следствием изменившихся условий в Европе. Как можно еще яснее сказать о готовности отказаться от экономической и политической самостоятельности, чтобы стать вассалом немецкого государства?

Заявление Скавениуса и заявление Гуннара Ларсена явились прямым нарушением Договора 9 апреля. Отныне мы вступали на опасный путь компромиссов. Скавениус поманил только слегка, а немцы уже тут как тут. Внутри правительства образовались две группировки, представлявшие вплоть до 29 августа 1943 года два диаметрально противоположных мнения насчет датской политики в условиях оккупации страны. На одной стороне стоял Скавениус с его политикой пассивности и подчинения, на другой стороне — национальные политики, которые, хотя и склонялись перед фактом оккупации страны, но пытались оказывать сопротивление, насколько это было, разумеется, возможно.

Заявление Скавениуса было для немцев неким радушным жестом гостеприимства, и, чтобы это как-то подчеркнуть, Скавениус поручил министру Мору торжественно вручить его в Берлине.

Когда зовут черта, он легок на помине. Берлин послал тотчас же в Копенгаген своего представителя для проведения переговоров по поводу валютной и таможенной унии.

Не стоит тратить много слов на пояснения, что значила бы для вас эта таможенная и валютная уния. Когда маленькая страна заключает подобный союз с великой державой, она тем самым становится, так сказать, как бы частью этой державы. Естественным следствием такой внешней политики является отказ от собственной экономики, торговли, предпринимательской деятельности, отказ от собственной самостоятельности. Если тогда еще позволительно говорить о суверенности маленького государства, заключившего унию с великой державой, так только потому, что другие страны ведут себя деликатно, делая вид, будто верят в нее. Здесь суверенитет — одна сплошная видимость. Если бы таможенный и валютный альянс состоялся, Дания попала бы в большую зависимость от Германии, чем, к примеру, английские доминионы от Англии. Наша страна превратилась бы в протекторат с весьма ограниченным местным самоуправлением.

Таковы были бы последствия внешней политики Эрика Скавениуса. Он был неглупым человеком и сам все прекрасно понимал. Вероятно, можно найти психологическое объяснение его поступкам. Ведь Скавениус был убежден в победе немцев и хотел создать для Дании привилегированное место в Европе. Говорят, что Стаунинг на вопрос о том, насколько далеко зашел Эрик Скавениус в своем дружелюбии к немцам, заметил, что Скавениус никогда не был особенно дружелюбно к ним настроен. Я тоже не верю, что Скавениус был сторонником нацистов или желал поддерживать Германию так, как это делали датские нацисты. Но у него сложилось свое мнение насчет исхода войны, и сообразно убежденности в победе Германии он проводил свою внешнюю политику. Да, я подчеркнуто повторяю свою внешнюю политику. Поэтому мы сегодня обвиняем его в том, что он принудил страну к политике, противоречившей интересам и датского народа, и правящей политической коалиции.

Таможенная и валютная уния была политикой Скавениуса.

Но позвольте следовать дальнейшему ходу событий.

При вручении заявления министра иностранных дел в Берлине произошло следующее: 18 июля министр Мор посетил господина Риттера, экономического эксперта в немецком министерстве иностранных дел. Риттер уже получил копию заявления Скавениуса, и он спросил Мора, следует ли понимать это заявление так, будто Дания готова обсудить сотрудничество в области экономики еще до окончания войны. По его мнению, вопрос был принципиальный. Мор ответил, что сомневаться не приходится, на этот вопрос нужно ответить утвердительно. Тогда Риттер сказал, что он хотел бы сразу же информировать об этом «высшие инстанции», он думал, что готовность к переговорам до окончания войны падет на благодатную почву, даже если с немецкой стороны едва ли были еще хорошо подготовлены к таким переговорам.